Я помню маму просветлённой

на фоне стайки куличей.

Она им делал поклоны

без шума пафосных речей.

Её глаза светились верой,

не той, что билась напоказ.

Что взгляд иной считала скверной

при входе в набожный экстаз.

Читалась добрая основа

в её морщинистом лице.

И я писал для мамы снова

благие мысли на листе.

Я обещал не делать скверны,

не пачкать душу краской лжи.

Что в нашем классе буду первым,

что буду с совестью дружить.

Прости меня, моя родная,

что в чём-то слово не сдержал.

Но не подвёл тебя, я знаю.

Твои надежды оправдал.