Ярославским вниманьем хотел насладиться,
но познал безучастье родимой земли.
Посмотрев отчий дом, захотелось напиться.
Под хламидой забвенья его погребли.

Он взирает на мир, словно каменный призрак,
из-под хмурых бровей безоконных глазниц.
Рядом, вскормленный властью, причесан, прилизан
особняк местной Думы молчанье хранит.

Прикрывает он дом от церковного лика,
что Советскую площадь ласкает перстом.
От златых куполов золоченые блики
не доходят до дома в обличии простом.

Вот уже двадцать лет отчий дом умирает
в самом центре селенья на Волге-реке.
Будоражащий память закат догорает
и сбивается рифма в кричащей строке.