После смерти мужа жила Любовь Тимофеевна одна в своей однокомнатной квартире. Взрослая дочь уже давно вышла замуж и к матери заезжала нечасто. У нее всегда находился повод проехать мимо дома, в котором проживала ее мать. То потому, что на работе выматывается, то по семейным делам, то по плохому состоянию.
Любовь Тимофеевна не обижалась на дочь, хотя в сознании иногда и всплывала волна печали.
— Дело молодое, — думала она, — станет постарше, вспомнит о матери-то.
Но с годами внимание дочери так и не проявилось.
Выйдя на пенсию, Любовь Тимофеевна нашла себе незавидную работенку, устроившись уборщицей в местную больницу. И время быстрей пошло, и к небольшой пенсии какая-никакая прибавка.
К слову сказать, что-то уж больно часто Любовь Тимофеевна стала подгонять это самое время.
— А чего зря небо коптить, — размышляла она, — уж и так пожила достаточно.
С этой мыслью она и жила последнее время.
Но произошло событие, которое заставило Любовь Тимофеевну поменять копошившуюся в мозгу мысль.
В один из дней она убиралась в палате, где лежали два сердечника. Поправляя одеяло одному из них, она тихо сказала:
— Дай бог тебе здоровья, мил человек.
Мил человек открыл глаза и произнес:
— Спасибо Вам за добрые слова, а как Вас зовут?
— Меня-то, Любовь Тимофеевна, — покраснев, сообщила она.
— А меня Сергей Иванович, — представился больной, — ну вот и познакомились.
Смутившаяся Любовь Тимофеевна поспешила покинуть палату.
На следующий день их разговор продолжился, и Любовь Тимофеевна узнала о том, что всю свою жизнь проработал Сергей Иванович на металлургическом комбинате, сначала простым инженером, потом представлен был в главные. И вот теперь захватили комбинат местные бандюганы, разогнав тех, кто был с ними не согласен.
Директор комбината скоропостижно скончался от сердечного приступа, хотя раньше на сердце никогда не жаловался, а Сергей Иванович слег в больницу и теперь не знает, когда из нее выберется.
— Теперь одна дорога на пенсию, — печально произнес он, — на комбинате мне уже не работать.
— Вот дожили, жируют только те, кто нахрапистей, да бессовестней, — поддержала разговор Любовь Тимофеевна.
— И не говорите, — еще больше опечалился Сергей Иванович, — вот думали, перестройка пришла, теперь уж заживем. А оно вон как повернулось.
Поняв, что начатый разговор только расстраивает Сергея Ивановича, Любовь Тимофеевна попрощалась и вышла из палаты.
Но общение продолжилось и на следующий день. Когда утренний обход закончился, Любовь Тимофеевна пришла в знакомую палату и по глазам Сергея Ивановича поняла, что он рад ее видеть.
— С добрым утром, Сергей Иванович, как Ваше здоровье?
— Доктор сказал, что я здоров, как бык, только еще недельку нужно полежать, — доложил Сергей Иванович.
— Ну, если только недельку, тогда, действительно, здоров, — улыбнулась Любовь Тимофеевна.
Присев на рядом стоящий стул, она задала новый вопрос:
— А почему к Вам никто не приходит?
— А приходить-то и некому. Жена умерла год тому назад, а сыну о своих болячках я не пишу. Он у меня в столице своей фирмой обзавелся, поэтому времени на все не хватает.
— А, может быть, стоит известить сына, — робко спросила Любовь Тимофеевна.
— Вот выйду из больницы, тогда и извещу, — пообещал Сергей Иванович.
С этого дня Любовь Тимофеевна стала приносить в палату разные фрукты, соки и молочные продукты, которые могла достать. Дефицит продуктов ощущался все явственней, и настроения он никому не прибавлял.
Сергей Иванович поначалу отказывался, но благодарность в его глазах читалась неоднократно.
Неделя проскочила незаметно, и настал день выписки его из больницы. Прощаясь, Сергей Иванович оставил Любови Тимофеевне номер своего телефона и просил обязательно позвонить.
Если бы он знал, сколько раз Любовь Тимофеевна доставала записку с номером телефона, да так и не решилась его набрать.
А Сергей Иванович помнил о ней и по истечению недели сам пришел в больницу. Сначала он поговорил с лечащим врачом, а потом отыскал Любовь Тимофеевну.
Увидев Сергея Ивановича, Любовь Тимофеевна зарделась, как в молодые годы.
Ее открытая улыбка говорила о том, что она рада этой встрече.
— Любовь Тимофеевна, а не пойти ли нам в парк, — предложил Сергей Иванович, — уж больно погода хорошая.
— Конечно, конечно, — засуетилась Любовь Тимофеевна, — я только переоденусь.
Погода, действительно, стояла замечательная. Только что прошли майские праздники, во время которых погода заливала дождями праздничное настроение горожан. И вот уже три дня, как тучи разлетелись, и жаркое солнце осушило землю.
Парковые деревья хвастались молодой зеленью, а сиреневый аромат разливался по территории парка, радуя посетителей. Правда, в полдень желающих прогуляться по парку было не так уж и много.
Наши знакомые прошли до пруда, в котором под приглядом уточек резвились маленькие утята, и сели на парковую скамейку.
— Любовь Тимофеевна, расскажите немного о себе, — попросил Сергей Иванович.
— Да вроде бы и рассказывать-то нечего, — смутилась Любовь Тимофеевна.
— Как это нечего, столько лет прожили и нечего.
— Просто жизнь моя мало чем отличается от тысяч жизней других женщин, — тихо произнесла Любовь Тимофеевна.
— И все же, мне хотелось бы узнать о Вас больше, — настаивал на своем Сергей Иванович.
— Ну, хорошо, — согласилась Любовь Тимофеевна и начала свой рассказ:
— Родилась я в одном из украинских сел, что под Донецком. В семье нас было пятеро. Кроме меня росли два старших брата и две сестры, одна постарше, другая помоложе меня.
Утром училась в сельской школе, а после обеда помогала родителям по хозяйству. То огород пополю, то за скотиной присмотрю. Были у нас куры, гуси, поросята и, конечно, корова – наша кормилица. В общем, времени на гулянье совсем не оставалось, а погулять так хотелось.
— Неужели совсем не доводилось гулять, — спросил Сергей Иванович.
— Доводилось, но только очень редко. Братьям в этом плане было посвободней, они только дрова заготавливали, да хату белили.
После окончания седьмого класса сманила меня родная тетя в Донецк, и стала учиться я там в кулинарном училище. Родители были довольны тем, что дочь хоть какую-то специальность получит. В Донецке я и познакомилась с будущим мужем Иваном. Может быть, не стоит продолжать?
— Сегодня, может быть, и не стоит, а завтра обязательно продолжите. Нет, лучше продолжишь. Давай перейдем на ты, ведь мы уже знакомы больше двух недель.
— Хорошо, на ты, так на ты.
Сергей Иванович проводил Любовь Тимофеевну до дома и при прощании долго держал ее натруженную руку.
На следующий день они снова встретились возле того же пруда, и Любовь Тимофеевна продолжила свое повествование.
Но автор почувствовал, как трудно ей это давалось, поэтому решил пересказать жизнь Любови Тимофеевны сам. На чем это она остановилась-то? Ах, да, на знакомстве со своим будущим мужем.
Итак, познакомилась Люба с Иваном на танцах и сразу влюбилась. Разве можно было не полюбить такого красавца. Он и ростом был под метр девяносто, и волосами кучеряв, да и лицом симпатичен.
Люба тоже была гарна дивчина, чернявенькая, глазастенькая, курносенькая.
В общем, Иван тоже влюбился в нее по самое некуда.
Но через полгода призвали Ивана в армию. Слез в военкомате было предостаточно, обещаний любить, как соловей лето, тоже.
По счастливой случайности попал Иван в ШМАС – школу младших авиационных специалистов, а после ее окончания в одну из авиационных частей под Ленинград.
И все это время они писали друг другу чувственные письма со следами помады от Любы и с запахом авиационного топлива от Ивана.
Приехав через год на побывку, Иван показал Любу своим родителям. Приняли Любу сдержанно, но без чванства и грубости.
А через полгода Люба окончила кулинарное училище, и сама приехала навестить Ивана. Натрепал тогда Иван старшине, что к нему жена приехала, и тот выписал увольнительную на целых два дня. Да ладно бы только увольнительную. Договорился наш старшина с заведующей летным профилакторием, и счастливой парочке выделили комнатку на эти самых два дня.
Тогда-то и состоялась их первая близость, после которой они поклялись любить друг друга всю оставшуюся жизнь.
После свидания с Иваном Люба навестила своих родителей, а потом вернулась в Донецк и устроилась поваром в столовую одного из заводов.
Ох, и трудно же ей было отбиваться от охочих мужичков, но она помнила клятву и строго ее выполняла. Судя по многочисленным письмам Ивана, он тоже помнил о ней и о той ночи, которая их сблизила. Ах, какие это были письма.
Отслужив честно три года, Иван решил остаться на сверхсрочную службу. И только потому, что командир части обещал назначить его на должность радиста в один из летных экипажей. Представляете, он будет летать.
Эту радостную новость он тут же сообщил родителям и Любе. Другую новость он решил оставить до приезда домой. А домой он приехал через три дня, потому что командование предоставило ему очередной отпуск. И ехал он уже не в солдатской форме, а в форме старшего сержанта сверхсрочной службы с голубыми петлицами.
Дома его встречали чуть скромнее, чем первого космонавта. За празднично накрытым столом собралась не только родня, но и многочисленные соседи и знакомые. И именно за этим столом Иван с Любой объявили о своем желании стать мужем и женой. Данное известие было восторженно встречено уже подвыпившей родней и знакомыми. Только Ивановым родителям было не до восторженных восприятий. Это ж какие хлопоты предстояли им.
Так как в городском ЗАГСе молодых ни в какую не хотели расписывать раньше, чем через месяц, они решили расписаться на селе, где жили Любины родственники. Там же и свадьбу договорились сыграть.
И вот представьте себе такую картину, по селу под ручку с красавцем Иваном гордо вышагивает разодетая Люба. Весь ее вид говорил что-то вроде этого:
— Да, дорогие земляки, это я Люба, иду по селу не с кем-нибудь, а с летчиком. А кто из вас может похвастаться тем же?
И, действительно, все село высыпало на улицу, чтобы поглазеть на появившуюся пару. Все село и на свадьбе с удовольствием погуляло. Рассказывать про украинскую свадьбу я не буду, так как хорошо известно ее песенно-танцевальное содержание.
Для дальнейшего прохождения службы Иван прибыл в часть с молодой женой. Для молодых уже была обустроена комнатка в коммунальной квартире.
Люба впервые в жизни окунулась в приятность проживания со всеми удобствами. Она с благодарностью смотрела на любимого Ивана и долго не могла поверить в то, что именно с ней такое произошло.
На второй месяц пребывания в городке для Любы нашлось место повара в летной столовой, и теперь она с головой ушла в любимую работу. Летный состав сразу почувствовал изменения в лучшую сторону. Во-первых, расширился ассортимент блюд, а, во-вторых, значительно улучшилось их качество.
За такие изменения командование части выразило Любе, то есть Любови Тимофеевне, большую благодарность. Часть этой благодарности перепала и Ивану, и этому он был очень рад. А как не обрадуешься, если сослуживцы то и дело нахваливают твою жену.
Через год у них родилась дочь, которую, по обоюдному согласию, назвали Леной.
На этом нам придется прерваться, так как у Сергея Ивановича зазвонил телефон, и он перекинулся с кем-то несколькими фразами.
— Ну, а что было дальше, — убрав трубку, спросил он.
— А о том, что было дальше, я расскажу завтра, — пообещала Любовь Тимофеевна, — а то, что-то холодом потянуло.
В этот раз Любовь Тимофеевна пригласила Сергея Ивановича на чай, и тот не отказался.
Правда до чая дело так и не дошло, потому что на столе появилась бутылочка водки и несколько тарелок с закусками, которые с удовольствием приготовила Любовь Тимофеевна.
Весь вечер Сергей Иванович нахваливал ее кулинарное мастерство и не торопился уходить домой. Но пора и честь знать. Прощаясь, Сергей Иванович чмокнул Любовь Тимофеевну в щечку. Хотел чмокнуть еще раз, но Любовь Тимофеевна скромненько увернулась.
Несколько дней они не встречались, так как Сергей Иванович занимался оформлением пенсии. Ну и хлопотное это дело, бегать по бюрократическим инстанциям и доказывать, что ты не верблюд. Наконец все документы были собраны и отправлены по инстанции.
Сергей Иванович решил отметить это радостное событие и пригласил в гости Любовь Тимофеевну.
Войдя в квартиру, она сразу обратила внимание на то, что женская рука давненько не участвовала в ее уборке, хотя особого беспорядка Любовь Тимофеевна не заметила.
Она помогла Сергею Ивановичу накрыть на стол, и празднование началось. Сергей Иванович поднял бокал за присутствующих здесь дам в лице Любови Тимофеевны, на что она попыталась возразить:
— Сергей Иванович, мы здесь собрались не ради меня, так давайте выпьем за вас, то есть, тебя.
— А что за меня пить, я теперь перешел в разряд пенсионеров, а это, сама понимаешь, радость небольшая.
— Но и для огорчения причины нет, — улыбнувшись, произнесла Любовь Тимофеевна, — я вон уже два года, как на пенсии.
— Ну, тогда давай вздрогнем, — предложил Сергей Иванович и первым опустошил содержимое стопки.
Вслед за ним отпила из своей стопки и Любовь Тимофеевна.
— А теперь я хотел бы услышать продолжение рассказа, — обратился к ней Сергей Иванович.
— Сергей Иванович, мне что-то не хочется бередить прошлое, давайте, ой, давай попробуем жить настоящим.
И я понимал, почему Любовь Тимофеевна не хочет возвращаться в это самое прошлое, не таким радужным было оно.
Но, пока она меня не слышит, я постараюсь вкратце пересказать ее жизнь.
А жизнь шла своим чередом, Иван летал в командировки, а Люба три года няньчилась с дочей. Именно так обращалась она к маленькой Леночке. А когда доче исполнилось три года, оформила ее в садик и вернулась на прежнюю работу.
Иван в это время стал частенько прикладываться к стопке, вернее не к стопке, а к стакану. Этому способствовал тот факт, что самолет, на котором летал Иван, был оборудован противообледенительной системой. Система, как система, но основой ее являлся спирт. А спирт имеет свойство испаряться и оседать в канистрах членов экипажа.
И испарялся он с завидным постоянством.
А если в доме есть спирт, разве можно мимо него спокойно пройти. Вот и Иван не мог себя пересилить. Сначала стопарик спирту, потом разливного пивка с дружками, потом… Что было потом, Иван вспоминал с трудом, а иногда и вовсе не помнил. Причем, он почти никогда не бузил и только изредка поднимал на Любу руку. Но состояние тревоги не покидало ее ни в будни, ни в праздники.
И все равно Иван для Любы был самым дорогим и любимым человеком. Конечно, доча была тоже самой-самой.
В части не сразу заметили тягу Ивана к спиртному, и неудивительно. Как бы Иван ни напивался, в часть он приходил чисто выбритым и аккуратно одетым. Его могли выдать только трясущиеся руки, да излишняя потливость, но мало ли отчего они трясутся.
Когда Леночке исполнилось десять лет, дали Ивану однокомнатную квартиру, и этому обстоятельству была рада вся семья. На радостях они отметили новоселье, на котором Иван опять перебрал.
Перебирал он и на родине во время очередных отпусков, но родственники списывали это на нелегкие условия службы, на опасность профессии, но только не на его слабость.
Что касается отношения к дочери, то Иван ее очень любил и частенько баловал. Люба дочь тоже любила, но излишнее баловство ей очень не нравилось. Об этом она неоднократно говорила Ивану, но тот только злился и бубнил примерно следующее:
— Если мы росли в нужде, то доченька моя должна жить по высшему разряду.
И Лене, действительно, ни в чем не отказывали. Может быть, поэтому она стала нередко дерзить матери и часто задерживаться по вечерам. В шестнадцать лет она уже попробовала спиртного и закурила, а поступив в институт, стала пропадать и по ночам.
На втором курсе института Лена познакомилась с каким-то мужичком и ушла жить к нему.
Правда, прожили они не больше года, потому что Лена была компанейской девочкой, и дома ее было не удержать. Танцы и вечеринки отнимали у нее уйму времени, но институт она, все же, закончила, в немалой степени потому, что Иван периодически встречался с деканом и одаривал его деликатесами, которые привозил из командировок. То пару арбузов астраханских подкинет, то коньячку армянского привезет, то красной рыбы с самой Камчатки.
В общем, диплом был получен, работа в коммерческой фирме обеспечена. Именно в фирме Лена познакомилась с коммерческим директором и отбила его у жены.
Через пару месяцев была сыграна шикарная свадьба, а еще через год Лена разродилась девочкой.
Все заботы по уходу за внучкой легли на плечи Любови Тимофеевны, но когда той исполнилось два года, Лена обзавелась нянечкой, и бабушка с дедушкой оказались не нужны.
С этого времени визиты дочери и внучки стали очень и очень редкими. А вскоре от постоянных запоев скончался Иван, и Любовь Тимофеевна оказалась совсем одна.
Причем в смерти отца Лена постоянно обвиняла мать, не замечая горя в ее потускневших глазах.
Вот такую историю не захотела рассказывать Сергею Ивановичу Любовь Тимофеевна.
Помнится, мы остановились на том, что Любовь Тимофеевна не стала продолжать рассказ о своем житье-бытье.
В этот вечер они с Сергеем Ивановичем выпили еще немного, и Любовь Тимофеевна засобиралась домой. Как ни упрашивал ее Сергей Иванович, она категорически отказалась остаться.
Потом были еще свидания и, наконец, произошло то, о чем они старались не говорить. В один из вечеров Сергей Иванович уговорил Любовь Тимофеевну переехать к нему жить.
Он так и сказал:
— Люба, может быть, хватит нам разбегаться по своим конурам. Переезжай-ка ко мне, у меня места много. Без хозяйки как-то уж очень неуютно. Говоря это, он обнял Любовь Тимофеевну и заглянул ей в глаза.
Свадьбу они играть не стали. Просто Любовь Тимофеевна перевезла свои нехитрые пожитки к Сергею Ивановичу, и стали они жить-поживать, да горя не знать.
Узнав об этом, Лена очень обрадовалась. Как тут не обрадуешься, если квартира освободилась и делай с ней что хочешь. Не спрашивая разрешения матери, она быстренько продала квартиру, в которой ранее проживала Любовь Тимофеевна и только потом сообщила ей об этом.
После такого сообщения Любовь Тимофеевна слегла с инфарктом, и пришлось отправить ее в больницу.
Сергей Иванович, как мог, старался ее утешить, постоянно наведываясь в больницу.
Через месяц ее отпустили домой, порекомендовав не нервничать и не перегружать свое сердце. Но как тут не нервничать, если приехавший к отцу сын взглянул на нее недобрым взглядом.
Судя по тому, что настроение Сергея Ивановича сильно ухудшилось, Любовь Тимофеевна поняла, что его разговор с сыном был не из приятных.
Да, сын был очень недоволен решением отца связать свою судьбу с какой-то женщиной.
Во-первых, потому что, по его мнению, прошло слишком мало времени после похорон матери, а, во-вторых, потому, что делиться с кем-то имуществом сын не собирался.
После отъезда сына Сергей Иванович еще долго ходил сам не свой. Глядя на него, Любовь Тимофеевна тоже опечалилась.
А тут еще начались постоянные звонки из Москвы, сын что-то выговаривал Сергею Ивановичу. После очередного звонка Сергей Иванович уединялся в своем кабинете и долго из него не выходил. На вопросы Любови Тимофеевны отвечал сбивчиво и нервно.
Осенью у Сергея Ивановича случился второй глубокий инфаркт, и врачи не смогли что-либо сделать.
После похорон сын Сергея Ивановича дал Любови Тимофеевне неделю для того, чтобы она освободила жилплощадь ей не принадлежавшую.
Любовь Тимофеевна переехала к дочери, но ужиться с ней так и не смогла. Та постоянно ее в чем-то упрекала, не выбирая выражений.
И, наконец, Любовь Тимофеевна не выдержала и ушла в Дом престарелых, в котором ее никто не навещает, но есть подруги, такие же, как она брошенные старушки.
Сейчас она живет воспоминаниями о прожитом. Иногда на лице Любови Тимофеевны появляется улыбка, значит, ее опять посетила мысль о том, что счастье ей подарили два любимых мужчины – Иван, да Сергей Иванович.
Живет Любовь Тимофеевна, покорно ожидая своего конца и никого не обвиняя в случившемся. Дай бог ей здоровья.