Я бреду в кромешной темноте.
Тьма скребет  сознание мое.
Вижу я виденья, но не те.
Слышу я дыханье не свое.
Но жива в душе моей мечта,
Та, что поднимает и ведет.
Робко отступает темнота.
Вера усомниться не дает.
Свет, в конце тоннеля робкий свет.
Стон застрял в растрепанной груди.
С плеч свалился груз прошедших лет.
Я увидел счастье впереди.

Упрямая  тоска вгрызается в сознанье,

Тревожит душу мне и хлещет по щекам.

И днем она гнетет, и приползает на ночь.

Насилует до слез и  вяжет по рукам.

А за окном зима в рождественском убранстве

С невинной белизной, с гирляндами огней.

В ней слышится любви хмельное постоянство,

Но только слабый вздох доносится ко мне.

Я пробую бежать в людское возбужденье,

Но силы забрала  унылая  тоска.

Куда ни посмотрю,  сплошные наважденья

И черный пистолет у самого виска

Лягушка квакала усердно на болоте.
Ее на кваканье характер вдохновлял.
Она без умолку трещала о работе,
И было пользы от нее на три рубля.
А если морщилась плюгавая  букашка,
Или комарик норовил пережужжать,
Она стреляла языком им по мордашкам
И уплетала, не стараясь прожевать.
Ее заметила начальственная выдра.
Она тихонько, несуетно  подплыла,
И, не позволив  совершить последний выбор,
С болотной кочки ту лягушку убрала.
И если пристальней всмотреться в эти строки,
Мораль сей басни вам покажется простой.
Поменьше квакайте, не будьте слишком строги
И не карайте ближних твердою рукой.