Портрет Лопухиной перед глазами,
Подаренный товарищем по детству.
От взгляда никуда порой не деться.
Портрет я ставлю вровень с образами.

Богиня, урожденная графиней,
С блуждающей чарующей улыбкой,
С доверчивой душой и нежным ликом,
Прообраз древнегреческой Афины.

Мечтательная русская Джоконда
Притягивает юной красотою.
Не хватит мне внушительного тома,
Чтоб оду восхищения закончить.

Да я и не готов для окончанья,
Настоль сильны флюиды притяженья.
Я чувствую волшебное влеченье
К божественному милому созданью.

Две маленьких птички на свете живут
Одной серой масти, но разно поют.
Одну воспевают поэты в стихах,
Другую гоняют с тростинкой в руках.
Певучую птицу зовут соловьем,
А птицу — чирикалку звать воробьем.
Сторонится хижин людских соловей,
Но слух ублажает руладой своей.
А храбрый воробушек вьется у ног,
Но вовсе не ведает песенных нот.
И все же надежней для нас воробей,
Он даже в мороз не покинет людей.
А певчий соловушка только и ждет,
Когда теплый ветер его унесет.

Пляж заполняется людьми,
конец озерной глади.
Они пришли не по любви,
а развлечений ради.
Со дна навязчивая муть
грязнит глаза и уши.
Настырный ветер-баламут
прохладой лезет в души.
Бурлит озерная вода,
вскрываются бутылки.
Стопарь на двести – ерунда,
чуть меньше четвертинки.
Визжит в экстазе ребятня,
охочая на брызги.
Им для игры не хватит дня,
а новый день не близко.
Летит над пляжем и водой
хмельная матерщина.
Озвучил мат, и с плеч долой
недельная кручина.
Не терпит брань интеллигент
и прячется под зонтик.
Ну почему дозорный мент
до пляжа не доходит?
Народ купается в дымах
шашлычного кострища.
И только пес не при делах,
он нервно сучку ищет.
Толпа наелась, напилась,
до дури накурилась.
Машины с ревом завела
и в спешке удалилась.
Хозяин пляжа, рыжий пес
складирует объедки.
Чего-то съел, чего-то снес
заждавшейся соседке.
Накрыло землю воронье
с надеждой поживиться.
Ему, конечно, не дано
на сей бардак дивиться.