Двадцать три погибших не в бою,
Двадцать три уснувших на столетья,
Завещавших молодость свою
Не успевшим народиться детям.

Сколько ж можно ложью прикрывать
Беспредел и явную халтуру?
Сколько ж можно жизни вырывать
Из российской жизненной структуры.

Я прошу, я требую, молю
Не прощать подобное злодейство.
Я Россию – матушку люблю,
Но не чту политику бездействий.

Я по матушке Волге скучаю,
Я по городу детства грущу.
Только волжская песнь выручает,
Под нее Ярославлем дышу.

И опять по крутому откосу
Я с друзьями бесстрашно бегу,
И на лодке до нижнего плеса
Ветерком разгоняю тоску.

А на Стрелке влюбленные пары
Незлобиво завидуют нам.
На скамейках ворчливая старость
Призывает к конкретным делам.

Мы плывем и не слышим призывов
За волной пароходных гудков.
Нас волнуют другие позывы,
Нам милей чистота родников…

… И опять я один на причале
Поэтический опус пишу.
Я по матушке Волге скучаю,
Я по городу детства грущу.

С промокших берез
опадают продрогшие листья.
А ведь только июль
теребит отрывной календарь.
Касание грез
не ласкает знакомые лица.
Лето смылось в загул,
ублажая заморскую даль.

Останки тепла
укрывают ошметки тумана.
Солнце взято в полон
серым идолом злобных небес.
Застыла хвала
на устах пробивного гурмана,
Потому что циклон
расшалился, как взбалмошный бес.