От осени златой осталась только гниль,
да лужи, скованные льдами.
Пейзаж обветренный печален и уныл,
как будто шарпаный годами.

Туманным молоком заляпаны кусты,
земля пресытилась туманом.
Деревья не шумят, до будущей листвы
они наполнены дурманом.

Осенняя печаль свалилась на дома,
хандрой зашторила окошки.
Когда же прилетит морозная зима
с прохладой снежного лукошка.

На безнаказанность убийства
давно получено добро.
Огнем насыщенное зло
гласит устами кровопийцы.

Исподтишка, ударом в спину
атаковал турецкий борт.
Стрелял с ухмылкою в упор
в сопло снижавшейся машины.

Он по-звериному подкрался
и улетел, как подлый трус.
Но верю я, святая Русь
сумеет с этим разобраться.

За танцы над пилотским телом
она сумеет отомстить.
И Бог кощунства не простит,
душа пилота прилетела.

Страницы вех перебирая,
я сам не знаю, что ищу.
И вдруг мелодия играет,
и я не плачу, а кричу.

Взрывает воздух слово «папа»,
и гроб хоронится венком.
Меня коробит хвойный запах,
с которым прежде не знаком.

Потом машина грузовая
и хвост процессии за ней.
Халтура, медью завывая,
плодит мурашки на спине.

И эта медная тревожность
ведет унынье на погост.
И каждый мыслит осторожно –
он в этой жизни только гость.