У нас нет новой квоты на потери.

Мы потеряли больше, чем могли.

Пора закрыть пред наглой ложью двери,

чтоб не коробить воинских могил.

Пора заткнуть по наглому кричащих,

что поливают грязью отчий дом.

Звучат призывы яростней и чаще

не только ночью, но и светлым днём.

Дурманят мозг каналы телеграмма.

В сердца людей стреляет интернет.

Как будто в мире нет стыда и срама.

И милосердья будто в мире нет.

И не дано остаться равнодушным

в святом сражении добра со злом.

Иначе ложь проникнет в наши души

и повернёт сознанье на излом.

Вдохни, январь, чуть-чуть мороза

в родные невские места.

К чему наигранные слёзы

и грязно – серые цвета.

Тебе осталось до ухода

всего три ночи и три дня.

Так сделай ясную погоду

хотя бы только для меня.

Оставь плаксивые манеры,

то привилегия весны.

Пускай мороз остудит нервы

и выдаст прелесть тишины.

Пускай его февраль подхватит,

подкинет снегу про запас.

И будут дети в снежной вате

творить кульбиты в светлый час.

По Улице жизни иду не спеша,

вдыхаю блокадную жизнь Ленинграда.

Детишки счастливым задором грешат.

Им ретро машины – большая отрада.

А мне не до смеха, слезятся глаза,

и душу грызут нестерпимые боли.

В сознании голодных людей голоса

и стоны не сломленных жаждущих воли.

Разрушенный домик, пустой школьный класс,

седьмая симфония в стуженном зале.

И всё это собрано было для нас,

чтоб мы наяву тяжесть дней осязали.

И мы не забудем блокадный паёк

и тысячи жертв беспощадной блокады.

На Улице жизни я выдал зарок,

что жить не позволю нацистскому гаду.