Author Archive

Гаражные разговоры

Воровать надо с умом

Вечер в гаражном кооперативе, как всегда, завершался задушевным мужским разговором.
Главный травильщик анекдотов Тимоха Трепалов, по кличке Трепач, собрал вокруг себя с десяток мужиков, уже успевших поставить в автоконюшни своих железных рысаков.
Разговор так бы и закончился последним анекдотом, но тут майор в отставке Иван Чубатый задал мужской компании новую тему:
— Слыхали, мужики, как в Сибири один инкассатор несколько мешков с деньгами сп .. стибрил?
— Не несколько мешков, а только два, — уточнил отличавшийся особой пунктуальностью Андрей Тюлькин. Именно эта пунктуальность и сделала его начальником отдела снабжения одной представительной фирмы.
— Чего-чего, — переспросил глуховатый пенсионер Артем Палыч.
— Чего-чего, — передразнил его Тимоха, — докатились, говорю, уже мешками деньги стали воровать.
— Ни хрена себе, — оживился Артем Палыч, — куда только власти смотрят. Скоро всю страну разворуют.
— А ты, Палыч,  не каркай, — вступил в разговор малый бизнесмен Эдуард Потехин.
— А я и не каркаю, — обиделся Палыч, — уж и так полстраны повывезли черт те знает куда.
— Известно куда, — оживился Иван Чубатый, — вся Англия в наших деньгах купается.
— И Америка тоже, — поддержал его активный участник  коммунистических митингов Всеволод Бычаркин.
— А чем это тебе Америка-то не нравится, — вступил в разговор вечный диссидент Пафнутий Мочалов, для которого Америка была эталоном не только демократии, но и житейского существования.                                                                                  Кстати сказать, диссидентом Пафнутий  был по совместительству, основной же его специальностью была журналистика. Работал он в одной местной газетенке, собравшей под свое крыло недовольных жизнью со всей округи.
— Ну, наш журналюга опять за Америку вступается, — воскликнул Тимоха, — уж не приплачивают ли они тебе из-за бугра?
Пафнутий немного смутился, а некоторым показалось, что даже покраснел. Потом он взял себя в руки и бодренько произнес:
— Так что это ты Иван про ограбление-то сказал?
— А то и сказал, — встрепенулся Иван, — что 250 миллионов спер у банка их же законный инкассатор.

— Сколько-сколько, — выпучив глаза, переспросил Всеволод Бычаркин.                                                                                                                    Надо признаться, что «Новостей» по телевизору он не смотрел, радио не слушал, но партийную прессу читал взахлеб. И видать припозднилась эта пресса с таким вопиющим фактом грабежа.
— Двести пятьдесят миллионов, — повторил Иван.
— Зеленых, — переспросил Бычаркин.
— Нет, наших деревянных, — за Ивана ответил Эдуард Потехин.
После этого уточнения Бычаркин удовлетворенно выдохнул, будто 250 миллионов деревянных не представляли для него особой ценности.
— Ну, украл, а дальше-то что, — спросил Тимоха.
— А дальше, зарыл он эти мешки  в землю, и сам в лесу укрылся, — сообщил Иван.
— Вот дурила, — возмутился Артем Палыч, — разве с деньгами так поступают.
— А ты бы как поступил, — спросил Андрей Тюлькин.
— Я-то, -переспросил Палыч, — я бы за бугор с ними свалил.
— Ты, Палыч в своем уме, или как, — покрутил возле виска Пафнутий, — во-первых, это тебе не зеленые, а во-вторых, с такими мешками за границу не выпустили бы.
— Тебя бы не выпустили, а Палыча запросто, — хихикнул Тимоха.
— А тебе бы только позубоскалить, — заступился за Палыча Всеволод.
— Пафнутий прав, — поддержал диссидента Иван, — такие мешки в карман не положишь.
— А зачем тогда воровать, — удивился Тюлькин.
— Вот и я тоже в сомнение впал, — поддержал Тюлькина Потехин, — если воруешь, то знай, на что они тебе сгодятся.
— Ясно дело на что, — заявил Тимоха, — да на эти миллионы можно такой сабантуй устроить, что мама не горюй.
— Кто про что, а вшивый все про ……- начал было Иван, но Пафнутий его перебил:
— За бугром на эти деньги можно бы неплохо раскрутиться, а у нас и есть деньги, так развернуться не дадут.
— Ну и как бы ты за бугром на эти деньги раскрутился, — с нескрываемым любопытством спросил  Палыч.
— Я то, — переспросил Пафнутий и, почесав затылок, продолжил, — я купил бы себе особняк на берегу моря, яхту, машину последней модели и женился бы на какой-нибудь миллионерше.
— Слыхали, куда наш правдолюбец миллионы хочет вложить, — обратился к слушателям Потехин.
— Вот я и говорю, что скоро все за бугор вывезут, — напомнил Палыч.
— Да не вывезут, — попытался успокоить Палыча Тюлькин, — сейчас нашему предпринимателю тоже дают развернуться. Вот и малому бизнесу начали помогать.
— Какое там помогать,- возмутился малый бизнесмен Потехин, — дождешься от них помощи. Только и делают, что в твой карман заглядывают, да препоны всякие ставят.
— Да уж тебе поставишь, — ехидно бросил Тюлькин, —  ты сам кого угодно облапошишь.
— Кто, я, — еще больше возмутился Потехин, — это ваш брат снабженец норовит себя не обидеть.
— Ты снабженцев не трожъ, — взъерепенился  Тюлькин, — если бы не они, то и бизнеса-то никакого не было.
— Бизнеса бы не было, а дело бы было, — вставил свое замечание Тимоха.
— Да уж, делов наворотить мы умеем, — встрял в разговор Пафнутий, — вот и этот инкассаторишко деньги украл, а распорядиться ими, как следует, так и не сумел.
— И то верно, — поддержал Пафнутия Иван, — я, говорит, не знал, что в машине такие деньжищи.
— Дуриком прикидывается, — предположил Бычаркин, — ведь много не мало. Увидел, что денег много, так возьми, сколько переварить сможешь, а остальные оставь.
— Видать, жаден мужик, — предположил Палыч.
— Не то слово, — поддержал Палыча Тюлькин, — при виде таких деньжищ глазенки-то забегали, ручонки-то затряслись.
— Губенка-то раскатилась, — продолжил Пафнутий, — и обалдел мужик от привалившего счастья.
— Обалдеешь тут, когда мешки с деньгами перед глазами маячат, — произнес Иван.
— Я бы тоже обалдел, — сказал Тимоха.
— Конечно бы обалдел, — с ехидцей поддержал Тимоху Потехин, — у тебя в башке сразу стол, заставленный деликатесами да спиртным,  замаячил бы.
— Не без этого, — согласился Тимоха, — такое дело не грех бы и обмыть.
И тут в гараже появилась дородная Тимохина жена.
— Это кто тут на обмывку намылился, — с грозой в голосе спросила жена.
— Да это так, к слову пришлось, — засуетившись, стал оправдываться Тимоха.
— Я тебе сейчас такое слово покажу, что век помнить будешь, — показав внушительный кулак, произнесла жена.
При виде кулака, мужики стали боком выходить из гаража. Крутой нрав Тимохиной жены они уже успели изучить.
Но не беда. Завтра эту тему они постараются продолжить.

Курортные откровения

В этот вечер гаражные собратья встретились в гараже малого бизнесмена Эдуарда Потехина.                                                      Хозяин гаража только что вернулся из жаркой и в прямом, и в переносном смысле Турции, и эта весть с невероятной скоростью облетела гаражный кооператив.
Бледнолицые собратья с нескрываемой завистью смотрели на пышущего загаром Эдуарда, изредка переключая свое внимание на бутылку с экзотическим напитком, стоявшую на столе.
Но Эдуард делал вид, что не замечает переключений внимания собратьев, и не спешил разливать напиток по стаканам.
О посадке в самолет он уже успел рассказать и хотел продолжить повествование о многочасовом перелете в Турцию, но Тимоха Трепалов безапелляционно перебил его:
— Эдуард, на кой черт слушать твои воздушные переживания, ты нам что-нибудь про Турцию выдай.
— Правильно Тимоха, — поддержал Трепалова Тюлькин, — мы все когда-то летали и знаем, как это волнительно. Ты нам про Турцию давай.
По решительному тону Тюлькина Эдуард понял, что слушатели излишне напряжены, и это напряжение пора снимать алкогольным омовением организмов.
Взяв в руки бутылку, Эдуард произнес:
— Господа-товарищи, сегодня я хочу угостить вас национальной турецкой водкой Ракы, которая готовится из винограда. Для придания водке специфического вкуса в нее добавляется анис.
Сказав это, он разлил по стаканам грамм по 25 анисовой водки и попросил собравшихся прочувствовать весь аромат турецкого напитка.
Собравшиеся втянули носами анисовый аромат, поморщились, а Всеволод Бычаркин сделал попытку отпить напитка из стакана.
— Всеволод, — остановил его Эдуард, — эту водку в Турции пьют разбавленной.
— А чего тут разбавлять-то, — возмутился Всеволод, — всего-то 45 градусов.
— Не гони лошадей, Всеволод,  — поддержал Эдуарда майор в отставке Иван Чубатый, — разбавлять, так разбавлять.
Почувствовав поддержку, Эдуард взял со стола бутылку минеральной воды и разбавил водку 50 на 50. От этого разбавления водка немного побелела, и это насторожило собравшихся.
— А чего это с ней, — воскликнул глуховатый пенсионер Артем Палыч.
— Ну и серый ты, Палыч, — вступил в разговор диссидент Пафнутий Мочалов, — это побеление говорит о том, что данная водка только для белых.
— Вот ведь супостаты, и тут нас обошли, — не поняв подвоха, удивился Палыч, — разбавил водичкой и смотри для кого эта водка. Побелела – для белых, осталась бесцветной – для всей остальной братии.
За столом раздался дружный хохот, который прервал Эдуард:
— За такое побеление эту водку называют львиным молоком.
— Красивое название, — воскликнул начальник отдела снабжения Андрей Тюлькин.
— Красивое, красивое, давайте уж вздрогнем, — воскликнул нетерпеливый Тимоха и первым осушил содержимое своего стакана.
За ним одним бульком опустошили стаканы остальные участники данной дегустации.
И только Эдуард с укоризной посмотрел на собравшихся и изрек:
— Да разве так пьют этот божественный напиток. Чтобы как следует прочувствовать весь нектар, его в Турции пьют маленькими глотками.
— А они там и пить-то не умеют, — уверенно произнес Тимоха, — ну кто же водку разбавляет. У нас на работе даже спирт не все разбавляют.
—  Нашел чем хвалиться, — с укоризной посмотрев на Тимоху, произнес Пафнутий, — поэтому турки так и не нажираются, как наши.
— А ты, Пафнутий,  наших не трогай, — обиделся за соплеменников Чубатый, — да наши кому угодно фору дадут.
— Мы уже и так дали, — воскликнул Тюлькин, — никто больше нас в мире не пьет.
— А потому и не пьют, что боятся, как бы не окочуриться, — со знанием дела заявил Палыч.
— Ишь, какой храбрый нашелся, — усмехнулся Тюлькин.
— А ты не смейся, — обиделся Палыч, — нам в войну эти самые сто грамм храбрости прибавляли, и жизни помогали сберечь.
— А не выпить ли нам по этому поводу еще по одной, — предложил Пафнутий.
Эдуард хотел разлить остатки Ракы по стаканам, но Чубатый остановил его и, достав из бокового кармана бутылку Столичной, предложил:
— Это пойло оставь на потом, а сейчас давайте выпьем нашенской.
Сидевшие за столом оживились и с благодарностью посмотрели на Ивана.
— Давай лучше нашенской, — раздались голоса.
Выпив Столичной, Палыч вытер рукавом рот и с блаженством произнес:
— Но это же совсем другое дело. Ишь, как она, родненькая, пожигает, прямо жить хочется.
— Да, про Турцию сегодня мы так и не услышим, — с сожалением произнес Бычаркин.
— На самом деле, давайте послушаем Эдуарда, — поддержал его Тюлькин и, обратившись к Эдуарду, — Эдуард, давай про Турцию.
— А можно я еще немного расскажу про полет, — спросил Эдуард.
— Валяй, только немного, — послышались голоса.
И Эдуард продолжил свой рассказ:
— Не успел самолет оторваться от земли, как некоторые пассажиры раскупорили спиртное и приступили к массовому братанию. Вскоре возгласы «Ты меня уважаешь», «Я тебя уважаю», «Ты мой брателла», «И за что я в тебя такой влюбленный» сменились раздражительными «Да пошел ты», «Ах, ты козел», «Ты на кого прешь, сучара». А потом началось выяснение отношений с применением силы. Представляете, на высоте десять тысяч метров то там, то тут возникают конфликты, перерастающие в потасовки. Слава богу, что их удалось вовремя остановить.
В общем, приземлились мы в Анталии поздно вечером, и первыми на борт самолета вошли полицейские. Они повязали наиболее агрессивных и вывели их из самолета.
— А куда они их повели, — спросил Палыч.
— Как куда, в полицейский участок, — ответил Эдуард, — сами понимаете, что отдых для них на этом и закончился.
— Жалко мужиков, — произнес Тимоха.
— Там не только мужики были, — сказал Эдуард, — одну бабу полицаи тоже забрали.
— Ну и дела, — воскликнул Бычаркин, — международный конфликт получается.
— Да какой международный конфликт, — возразил всезнающий Пафнутий, — некоторых наших  земляков постоянно выгружают из самолетов и отправляют обратно.
— Скажешь тоже, выгружают, что они груз какой, что ли, — обиделся за земляков Чубатый.
— Многие из них лыка не вяжут и их, действительно, приходится выгружать, — ответил Пафнутий.
— Да, с нашего самолета двоих тоже пришлось выволакивать, — подтвердил Эдуард, — в общем, около часа мы не могли выйти из самолета. В свой отель я попал только в два часа ночи.
Эдуард хотел продолжить свой рассказ, но Тимоха его остановил:
— Мужики, негоже оставлять своих земляков в беде. Уж если мы им помочь сейчас не можем, то давайте, хотя бы, выпьем за них.
Собравшиеся дружно поддержали Тимохино предложение и так же дружно опорожнили наполовину налитые стаканы.
— Теперь продолжай, — занюхав выпитое коркой хлеба, разрешил Тимоха.
И Эдуард продолжил:
— Утром я спустился в столовую, где оторвался от души. Одних только закусок штук двадцать, а десертов и того больше.
— Неужели можно брать сколько угодно, — спросил Тюлькин.
— Конечно, что хочешь, то и бери, — ответил Эдуард, — да и выпить на халяву можно с самого утра.
— Это как это так выпить, — удивился Палыч.
— А так и выпить, — подтвердил Эдуард, стоят себе два бочонка с вином. Один с белым, другой с красным. Подошел с бокалом, открыл крантик и пей на здоровье.
— Неужели сколько хочешь, столько и пей, — в свою очередь удивился Тимоха.
— Да никто тебе даже слова не скажет, — подтвердил Эдуард, — а потом закусывай всякими восточными сладостями или фруктами.
— Неужели и фрукты дают, — проглотив слюну, переспросил  Чубатый.
— Да сколько хочешь, — ответил Эдуард, — тут тебе и арбузы, и дыни, и …. В общем, всего и не перескажешь.
— Вот это лафа, — воскликнул Тимоха, — пей в три горла и ешь в три пуза. Прямо не жизнь, а малина.
— Не верится мне что-то, не лихо ли ты заливаешь, — засомневался Палыч.
— Ничего он не заливает, — вступил в обсуждение Пафнутий, — я тоже могу подтвердить, что в Турции так все и есть.
— Из тебя Пафнутий такой же подтвердитель, как из барана лектор, — с сомнением произнес Палыч, — у тебя, что за бугром — то хорошо, а что у нас — то плохо.
— Поверь, Палыч, в этот раз Пафнутий не врет, — высказал свое мнение Бычаркин, — мой кум недавно тоже был в Турции. Так вот, наелся и напился он там от души.
Палыч в задумчивости почесал затылок, но ничего не сказал.
— Значит, со жратвой и питьем там все нормуль, — заключил Тимоха.
— Это еще не все, — продолжил Эдуард, — возле бассейна расположен бар, в котором можно пить местные алкогольные напитки с десяти утра до одиннадцати вечера.
— И все на халяву, — спросил Чубатый.
— И все на халяву, — подтвердил Эдуард.
Такая новость совсем подкосила Тимохин разум и, давясь слюной, он спросил:
— А как же ты оттуда уехать-то смог?
Эдуард ненадолго задумался, так как Тимохин вопрос мог ввести в задумчивость любого трезвомыслящего человека.
После минутной паузы Эдуард произнес:
— А ты  думаешь, что я там все время в отрубе находился?
— Ну не в отрубе, конечно, а под хорошим шафе, — ответил Тимоха.
— Даже под хорошим шафе мне там быть не хотелось, — твердо заявил Эдуард, — да разве будешь напиваться, когда вокруг тебя полуголые красотки томятся.
— Это как это томятся, — проявил интерес Бычаркин.
— А так и томятся, что лежат себе под солнцем, да на мужиков пялятся, — ответил Эдуард, — а еще подворачивают для обзора свои выпирающие прелести.
— Да, устоять тут непросто, — вздохнул Палыч.
— Но отказываться от интима тоже не резон, — заявил Тюлькин, — обозрел объект и вперед.
— Да кто бы спорил, — поддержал его Чубатый, — Эдуард — парень не промах, с женщинами обращаться умеет. Верно, Эдуард?
— Отпираться не буду, красивых женщин ценю и не пропускаю, — выпятив грудь, заявил Эдуард.
— А вот тут поподробней, — предложил Тимоха.
— Вечером на дискотеке познакомился я с одной чернявенькой. Глазищи – во, грудь – во, — показал слушателям Эдуард, — сбежали мы с ней на пляж, а там под шелест волн и прощупали друг друга по полной программе.
— Что, так сразу и дала, — удивился взбодрившийся Палыч.
— Ну почему сразу, немного покочевряжилась, а потом и разомлела под моими ласками, — сообщил Эдуард.
— Да, повезло тебе, паря, — не то с поощрением, не то с завистью выдохнул Палыч.                                                                     Вздохнешь тут, если из памяти Палыча напрочь вылетел момент, когда он последний раз лазил на свою любезную Анну Спиридоновну.
— Ну, а дальше что, — поторопил Эдуарда Тюлькин.
— А на следующий день при свете она мне разонравилась, и я нацелился на другую, — продолжил Эдуард, — та была голубоглазой блондинкой, ноги от ушей, талия как у осы, а губки. Мужики, не губки, а алые бантики под греческим носом.
При этом мужики, не сговариваясь, начали давиться обильным слюновыделением, но уши свои навострили еще больше.
— С ней мне пришлось повозиться несколько дней, — продолжил Эдуард, — и все эти турки. Они толпами ходили за блондинкой, напевая ей в уши свои слащавые признания.
— Да, — поддержал Эдуарда Тюлькин, — мне тоже пришлось с турками из-за женщины бодаться.
— Ничего себе тихарила, — воскликнул Чубатый, — что-то раньше ты нам не рассказывал о своих подвигах.
— Да, просто, случая не представлялось, —  взбодрившись, сказал Тюлькин, — а турки до наших женщин, ой как, охочи.
— До наших женщин все охочи, — поддержал его Бычаркин, — нигде в мире таких красавиц не найдешь.
— В других странах женщины тоже ничего, — возразил ему Пафнутий.
И тут на Пафнутия озлобились все мужики.
— Заткнись, Пафнутий, — заорали одни.
— Ну и езжай в другие страны, — посоветовали другие.
Пафнутий впервые в жизни пожалел о том, что неосмотрительно вступил в  дискуссию.
Выручило его появление Тимохиной жены.
— Опять баб обсуждаете, — воскликнула она, перекрыв своим дородным телом гаражную дверь.
Возникла минутная пауза, после которой Эдуард, по праву хозяина, предложил:
— Анфиса, милости просим за наш сервированный стол.
— Спасибочки, но нет времени с вами тут рассиживать, — сбавив тон, произнесла Анфиса.
— Радость моя, — заворковал Тимоха, — а ты все же присядь, да попробуй заморской водочки. Она, говорят, для женщин очень даже полезная.
Информация о заморской водочке заинтересовала Анфису и она согласилась:
— Ну, разве только на минутку.
Ее усадили за накрытый стол и придвинули стакан с турецкой водкой.
Анфиса взяла стакан, понюхала его содержимое и произнесла:
— Самая настоящая анисовка. Мой отец любил анисовку делать.
Сказав это, она отпила два глотка, скривилась и отметила:
— Нет, у отца лучше получалось.
Мужики переглянулись и стали собираться по домам.
За хорошее обращение Анфиса разрешила им выпить на посошок.
Вот ведь какие русские бабы. Не только красивые, но и душевные.
Найди только к ним подход соответствующий, да словом ласковым не скупись.

В метро ездить тоже неплохо

Поздним осенним вечером друзья-товарищи собрались в гараже у Ивана Чубатого.

Не то, чтобы он сам их позвал. Просто проходившие мимо его гаража  малый бизнесмен Эдуард Потехин и вечный диссидент Пафнутий Мочалов услышали какие-то странные звуки,  и звуки эти напоминали страстные стенания при половом акте.                                                                                                                                                                                                                     Переглянувшись, они заглянули в Иванов гараж и увидели Ивана, который сидел в потрепанном кресле и вертел в руках какую-то игрушку. Именно эта игрушка и была источником страстных стенаний.                                                                                       – Привет, Иван, — одновременно приветствовали они соседа по гаражам.                                                                                                              – Здоровеньки булы, — ответил Чубатый, пряча игрушку.                                                                                                                                              – А что это ты там прячешь, Чубатый? — спросил его Эдуард.                                                                                                                                       – Да так, — смутился Иван, — забавную игрушку мне подарили. Она так охает, да ахает, что самому хочется.                                 – А ну-ка включи ее еще раз, — предложил Пафнутий.                                                                                                                                                 Иван включил игрушку, и страстные стенания вновь возобновились. На эти стенания, как мухи на мед, пожаловали активный участник коммунистических митингов Всеволод Бычаркин и начальник отдела снабжения Андрей Тюлькин.                                                                                                                                                                                                                                                          Как истинный снабженец, Андрей Тюлькин держал в руках бутылку водки и банку свежезасоленных огурцов.                              Увидев бутылку, Иван оживился и предложил:                                                                                                                                                                — Громодяне, а ни обмыть ли нам эту игрушку?                                                                                                                                                                      — Конечно, обмыть, — поддержал его Пафнутий.                                                                                                                                                                     – Я, вообще-то, бутылку с огурцами домой несу, — сообщил Тюлькин.                                                                                                                      – Где это видано, чтобы настоящий мужик  с гаража с бутылкой водки возвращался? – возмутился Эдуард.                                 Говоря это, он особое ударение сделал на слове «настоящий».                                                                                                                             Его тут же поддержал Всеволод Бычаркин:                                                                                                                                                                              — Настоящий мужик с бутылкой из гаража не возвращается. Нет, пустую бутылку он, конечно,  может забрать домой, но чтобы целую …..                                                                                                                                                                                                                                         В общем, уговорили мужики смутившегося Тюлькина, быстро организовали столик и, разлив по соточке,  выпили за Иванову игрушку. За столом раздалось дружное хрумканье солеными огурчиками.                                                                                      Доев свой огурец, Андрей попросил:                                                                                                                                                                                                 — Иван, а дай-ка еще раз послушать твою игрушку.                                                                                                                                                       Ну как не угодишь человеку, который душу твою согрел, да еще и закусон обеспечил.                                                                               В гараже опять раздались страстные стоны и неразборчивые причитания. Слушая стоны, мужики перемигивались, закатывали глаза, а некоторые из них пытались даже игрушке подвывать.                                                                                                         – А что это за коллективный секс? – раздался подвыпивший голос.                                                                                                                    Это в гараж ввалился главный травильщик анекдотов Тимоха Трепалов.                                                                                                  Мужики посмотрели на раскрасневшегося Тимоху, а Эдуард произнес:                                                                                                                 — Присоединяйся и ты. А если поставишь бутылку, то первым будешь.                                                                                                                  – Бутылку поставлю, но первым не буду, — сказал Тимоха, вытаскивая из-за пазухи бутылку беленькой, — квакнуть – это я могу, а изменять супружнице – ни-ни.                                                                                                                                                                                         – Что, неужели ни разу не изменял ей? – спросил Всеволод.                                                                                                                                         – Было дело, но так давно, что и не упомню, — ответил Тимоха.                                                                                                                                   – Вот за это давайте и выпьем, — предложил Пафнутий.                                                                                                                                                       – За что, за это? – переспросил Иван.                                                                                                                                                                                           – А за то, что наш Тимоха верность блюдет.                                                                                                                                                              Мужики выпили по второй, и Тимоха разошелся:                                                                                                                                                                 — Ехал я тут, мужики, в метро…, — но удивленные взгляды мужиков заставили его прояснить ситуацию, — поднабрался я накануне, вот и оставил машину в гараже.                                                                                                                                                                      Мужики понимающе закивали головами, и только Тюлькин встрял:                                                                                                                        — Подумаешь, поднабрался. Разве это помеха.                                                                                                                                                                        – Кому не помеха, а я с будуна за руль не сажусь, — возразил Тимоха и на мгновение задумался.                                                               – Продолжай, Тимоха, а то водка киснет, — подбодрил его Иван.                                                                                                                                 – Вот я и говорю, зашел я в метро, сел  в вагон электрички. Вернее, еле втиснулся  в этот самый вагон. Да втиснулся так, что спереди прилип к женщине лет тридцати, а с боку прислонился к молодке с округлыми формами. На следующей остановке меня так подтолкнули, что всем своим телом я ощутил тепло, исходящее как от той, так и от другой.                    Тимоха опять ненадолго задумался, словно заново переживая поездку в метро.                                                                                             – Тимоха, ты, это, не тяни, — проглотив слюну, воскликнул Эдуард.                                                                                                                        – И так мне, братцы, захотелось, что хоть беги, — продолжил Тимоха, — а бежать-то и некуда. Меня аж в дрожь бросило. Стоявшая впереди женщина почувствовала мое напряжение и тоже напряглась. Наши взгляды встретились, и какая-то искорка пробежала между нами. Я попытался повернуться, чтобы не надоедать ей своим напряжением, но не тут-то было. Так в приятном напряжении я и проехал  свою остановку.                                                                                                                                  Сказав это, Тимоха вытер со лба пот и потянулся к бутылке. За столом возникла минутная пауза, которую прервал Всеволод:                                                                                                                                                                                                                                                      – А у меня тоже аналогичный случай был. Затолкнули меня в вагон метрополитена, и оказался я в окружении студенток. Зажали они меня так, что выдохнуть трудно. Мало того, что зажали, так еще и егозят своими задницами. Егозят и щебечут, егозят и щебечут. И так меня разобрало, что никакого терпежу. Одна из студенток почувствовала мое нетерпение. Ее глаза округлились,  и она перестала щебетать. С трудом я повернулся к другой студентке, и та тоже притихла. Глядя на них, остальные студентки тоже утихомирились. Вот так, в приятном оцепенении, я и доехал до своей остановки.  Только  после этого еще долго не мог успокоиться.                                                                                                                              За то время, что Всеволод рассказывал, Тимоха успел разлить по стаканам водку, и тост созрел:                                                          — За приятное общение с женщинами.                                                                                                                                                                                      Так что в метро ездить тоже неплохо.

За завершение дачного сезона

В начале октября пенсионер Артем Палыч закончил свои дачные дела и  вернулся в город. Первым, кого он встретил в гаражах, был Тимоха Трепалов. Увидев Палыча, Тимоха бросился к нему с объятьями:                                                                              — Палыч, друг, неужели на зимовку приехал?                                                                                                                                                                  Артем Палыч даже опешил от такой встречи:                                                                                                                                                                        — Чегой это ты, Тимоха, так обрадовался. Ужель соскучился по Палычу?                                                                                                              — А как же не соскучиться, если целое лето тебя не видел. Ну и поправился ты на дачных харчах.  Наверное,  только и делал, что ел в три горла.                                                                                                                                                                                                   Худощавому Палычу было приятно Тимохино мнение о поправке, а вот ехидное «ел в три горла» его, конечно, возмутило.                                                                                                                                                                                                                                                   – Это ты горазд в три горла хомячить. Только и делаешь, что ешь, да треплешься. А у меня на даче делов невпроворот.      Он хотел продолжить монолог о делах, но Тимоха его остановил:                                                                                                                           — Ты, Палыч, не обижайся. Знаю я твое усердие. Вот за это усердие и хотелось бы выпить сегодня. Ты не возражаешь?            – А тут возражай – не возражай, все равно припретесь, — пробурчал Палыч, — давайте только вечером.                                         Вечером  в гараже у Палыча собралась вся честная компания. Стол ломился от дачных разносолов. Были тут и помидорчики консервированные, и огурчики малосольные, и салаты свежеструганные. А украшением стола стали тарелка с маринованными карпами и два вяленых леща.                                                                                                                                              По праву хозяина Палыч разлил по стаканам приготовленную им же настойку, которую гаражники называли «Палычевским эликсиром». Она не раз выручала их, выводя из чрезвычайно непотребного состояния.                                              – Ну, Палыч, за тебя, — пересиливая обильное слюновыделение, произнес Эдуард Потемкин.                                                                     Сидевшие за столом хором его поддержали.                                                                                                                                                                После опустошения стаканов на Палыча посыпались хвалебные отзывы о напитке:                                                                                      — Крепка, Палыч, советская власть.                                                                                                                                                                                               – Ох, и хорош твой эликсир, Палыч.                                                                                                                                                                                             – Ну, ты мастак, Палыч.                                                                                                                                                                                                               Именно из-за таких приятных минут Палыч и накрывал этот стол. Вот и сейчас, блаженно улыбаясь,  он приговаривал:       — Да вы закусывайте, закусывайте, надо будет, я еще достану.                                                                                                                              Гости с удовольствием приступили к поеданию приготовленной Палычем закуски. Немного закусив, Андрей Тюлькин решил начать задушевную беседу:                                                                                                                                                                                                 — Удивляюсь я на тебя, Палыч. Все-то ты успеваешь, на все руки мастер.                                                                                                             Его тут же поддержал Тимоха. У него уже несколько минут егозили на языке хвалебные слова:                                                          — Мы тут без тебя совсем разучились собираться. А если и собирались, так постоянно вспоминали тебя. А скажи-ка, Палыч, где же ты рыбку-то такую поймал?                                                                                                                                                                        Палыч, как мог, выпятил свою впалую грудь и с удовольствием ответил:                                                                                                            — А рыбка такая в Красивой Мече ловится.                                                                                                                                                                                – Красивое название, наверное, и речка красивая? – вступил в разговор Иван Чубатый.                                                                               – Да, места там  красивые, а рыбааалка, — с восторгом произнес Палыч, —  я такой рыбалки нигде не видывал, а порыбачил за свою жизнь в разных местах.                                                                                                                                                                                                        Оглядев присутствующих взглядом бывалого рыбака, Палыч продолжил:                                                                                                              — То, что я мариную — это самая мелочь. А крупный карп до десяти килограммов доходит. Бывали случаи, что мужики и под двадцать пять килограмм экземпляры вытаскивали.                                                                                                                                                – За такие экземпляры можно и выпить, — предложил Тимоха и поторопился разлить настойку по стаканам.                                – Ну и шустрый ты, Тимоха, — похвалил его Палыч и поддержал, — за карпа, так за карпа. Мужики дружно выпили и принялись за маринованных карпов. И каждый из них не преминул похвалить Палыча за вкусноприготовленную рыбу.        На что Палыч скромно ответил:                                                                                                                                                                                                      — Это хозяйке моей, Полине Сергеевне  спасибо говорить надо. Она у меня знатная стряпуха.                                                                   — Да уж, — поддержал его Всеволод Бычаркин, — хорошая хозяйка твоя Полина Сергеевна. Таких среди молодых днем с огнем не сыскать. Молодым теперь только подавай, а чтобы самим приготовить … Нажрутся в американской забегаловке всяких чикенов и в разнос.  Капитализм долбаный.                                                                                                                                                              — Сдался тебе этот капитализм, Сева, — вступил в разговор Иван, — зато  в магазинах теперь чего только нет. Были бы деньги.                                                                                                                                                                                                                                                             — Вот-вот, были бы деньги, — поддержал разговор Палыч, — у нас если бы не огород, так перебивались бы с хлеба на воду. Хорошо, что силы еще есть его обрабатывать.                                                                                                                                                                       — Ну, силы-то у тебя  на троих хватит, — лизнул Палыча Тимоха, — ты еще парень хоть куда.                                                          Палыч еще больше приосанился и предложил налить по третьей. Второй раз просить мужиков  не пришлось,стаканы были моментально наполнены.                                                                                                                                                                                              Опустошив их, мужики потянулись к вяленым лещам, но Пафнутий предложил:                                                                                           — Давайте лещей на завтра оставим. Пивком похмелимся, и лещики будут в самый раз. Мужики, хоть и нехотя, но поддержали вечного диссидента.

Футбол знают все
Как вы думаете, о чем говорят мужчины после игры их любимой футбольной команды? Конечно, об итогах этой самой игры.
Хорошо, если игра завершается победой любимой команды, тогда повод обмыть эту самую победу более чем достаточен.
При этом во время обмывания слышны только хвалебные отзывы и победные призывы. Тогда и тренер классный, и полевые игроки — мастера, и вратарь – броня.
К сожалению, накануне очередную игру любимая команда, за которую болели  наши гаражные друзья, проиграла в чистую.
Это поражение явилось поводом для детальной разборки игры, и разборка эта состоялась в гараже у Эдуарда, болеющего за футбол давно и фанатично.
Запасенная накануне водка была предназначена для обмывания победы, но не случилось. Теперь эта же водка была
выставлена на стол по печальному поводу, отчего казалась какой-то мутноватой.
В нависшей тишине собравшиеся подняли стаканы и, выпив содержимое, дружно поморщились.
– Да, — начал разговор Андрей Тюлькин, — в самом конце сезона и проиграть какой-то дворовой команде.
– Не скажи, — возразил ему Иван Чубатый, —  «Динамо» — не дворовая команда.
– Дворовая, не дворовая, а на своем поле проигрывать не резон, — встрял в разговор Пафнутий Мочалов, — тем более
в конце сезона.
Говоря это, он с опаской посмотрел на хмурого Эдуарда. А тот сидел, словно воды в рот  набрал, и только желваки
выдавали его решительный настрой и переживания.
Не обративший внимания  на состояние Эдуарда Тимоха распалился:
– Слабаки,  да разве так играют. С пяти метров в ворота не попадают. Набрали черно….,
— тут Тимоха поперхнулся, поймав на себе суровый взгляд Эдуарда, и  скромно продолжил, — черненьких, будто своих
мастеров нет.
– А мне, например, Тонго нравится, — не согласился с Тимохой Всеволод Бычаркин, — он один может полкоманды обвести
и гол забить.
– Вот-вот, — вмешался в спор Иван, — вчера он тоже первоклассно мотался, а по воротам мазал, как сапожник.
И тут Эдуард не выдержал:
— Да что вы понимаете в футболе. Если бы не судья, козел недорезанный, выиграли бы наши, как пить дать.
– Плохому танцору вечно что-нибудь мешает, — хихикнул Палыч.
— Ну, Палыч, — вздыбился Эдуард, — был бы ты помоложе, треснул бы я тебе по носу.
И тут Тюлькин решил разрядить обстановку и предложил выпить по второй.
После второй сморщились только Эдуард, да Пафнутий. Эдуард в силу того, что заготовленная им водка предназначалась совсем для другого случая, а Пафнутий – по своей диссидентской сущности. Остальные выпили с удовольствием, но разговор от этого приятным не стал.
Закусив выпитое огурцом, Палыч  начал первым:
— Ты, Эдуард, критику должен воспринимать спокойней. По делом проиграли вчера наши футболяги. Носились по полю,
как оглашенные, а толку никакого. Коллектива-то не было. Мастерились перед болельщиками больше, чем играли.
– Верно говоришь, Палыч, — поддержал его Пафнутий, — никакой сыгранности вчера не показали. Что ни пас, то
противнику.
– Потому и противнику, что судья грубости не видел, — с возмущением произнес Эдуард, — наших косили в штрафной
площадке, а свисток молчал. Да там одних пенальти можно было смело назначать штук шесть.
– Ну, были судейские ошибки, не без этого, — согласился с ним Тюлькин, — но, если ты настоящий мастер, то должен
быть готов ко всему. Они же, в конце концов,  не кисейные барышни. Вон Агапкина только чуть затронут, он по полю
начинает кататься, будто ногу оторвали. А через минуту вскакивает и продолжает бегать, словно лось.
– Да уж, симулировать наши футболисты мастера, — поддержал Тюлькина Иван, — это не только нашей команды касается,
и сборная этим грешит. В прошлый раз сербам проиграли только из-за того, что судейского свистка ждали. То один
завалится на землю и руками машет, то другой. Раньше такого меньше было.
– Конечно, меньше, — с радостью встрял Палыч, — раньше наши футболисты не за деньги бились, а за честь страны.
А теперь только о деньгах и думают, и ведь какие деньжищи получают.
– Да, платят им сейчас через чур, — вступил в разговор Всеволод Бычаркин, — люди бедствуют, а им миллионы.
Чертовы олигархи, разграбили Россию, а теперь разбазаривают деньги налево и направо. Захотел флотилию яхт купил,
почесал репу и футбольный клуб прикупил. Да ладно бы наш, а то английский подавай.
– Правильно и делают, — возразил Эдуард, — надо вообще весь мир скупить, может тогда и нам чего-нибудь перепадет.
– Перепадет, только карманы подставляй, — зло произнес Всеволод, — нет уж, если сам не возьмешь, то хрен тебе кто
предложит.
– Правильно, Сева, — поддержал его Палыч, — никто не даст нам избавленья …..
Палыч хотел продолжить свой монолог, но Пафнутий его перебил:
— Мы это уже проходили, Палыч, и возврата к «светлому» прошлому не будет. Давайте выпьем лучше за то, чтобы в
следующий раз наша команда победила.
Такой тост  поддержали  все присутствующие.
Дискуссия бы продолжалась до поздней ночи, но Эдуарду с ультиматумом позвонила жена, и ему ничего не оставалось
делать, как  предложить собравшимся выпить на посошок.

Секс с последствиями и без

Всей компанией наши соседи  по гаражам собрались только в конце марта, потому что именно в это время Артем Палыч и Иван Чубатый  начинали свой автомобильный сезон. Зимой их машины стояли в гаражах и безмятежно отдыхали.                           В этот раз гаражных друзей пригласил активный участник коммунистических митингов Всеволод Бычаркин. Ему как-никак пятьдесят годков стукнуло, но груза этих лет он на себе не ощущал. Наоборот, с годами его политическая активность только увеличивалась. Да и на женщин он стал засматриваться как-то по-новому. Если раньше ему нравились женщины средних лет, то теперь его взгляд стал чаще  задерживаться на прелестях молоденьких особей. Но разговор сейчас не о том.                                К своему юбилею Всеволод подготовился основательно. Посередине гаража он установил разборный стол и завалил его нехитрой закуской. В центре стола стояла банка с селедкой, которую окружали соленые помидоры, маринованные грибы, нарезанная большими ломтями докторская колбаса и чугунок с уже остывшей картошкой. Куски черного хлеба ютились на одном из углов стола.                                                                                                                                                                                                                                         От лица собравшихся гостей Иван Чубатый торжественно вручил юбиляру автомобильный пылесос и предложил выпить за именинника. Автомобилисты дружно выпили и без спешки принялись за закуску. А чего торопиться-то, если весь вечер впереди.                                                                                                                                                                                                                                                           После первой наступила очередь второй:                                                                                                                                                                                              — Давайте пожелаем Всеволоду безаварийного сезона. Пусть летает на своей ласточке и забот не знает, — предложил Андрей Тюлькин.                                                                                                                                                                                                                                                          Мужички хором поддержали Андрея и потянулись стаканами к юбиляру.                                                                                                              После второй языки у собравшихся развязались, и Тимоха Трепалов возбудил всех на дискуссию:                                                                  — Слыхали, мужики, какой-то французишка на бабе погорел.                                                                                                                                                  – Не какой-то, — поправил его Эдуард Потехин, — а глава МВФ.                                                                                                                                                 – Это что за МВФ такой? – спросил глуховатый Артем Палыч.                                                                                                                                                – МВФ, Палыч, — это международный валютный фонд, — пояснил Эдуард.                                                                                                                         – Международные бабки, значит, — хихикнул Тимоха.                                                                                                                                                                  – Вот ведь как, на бабках сидит, да еще и баб щупает, — удивился Палыч.                                                                                                                         – Так кто на бабках сидит, тот и первый щупальщик, —  уверенно произнес Иван.                                                                                                        – Это они с жиру бесятся, — по-стариковски проворчал Палыч.                                                                                                                                               – А я вам скажу, мужики, не все здесь чисто, — вступил в разговор вечный диссидент Пафнутий Мочалов.                                                   – У тебя, Пафнутий,  всегда не все чисто, — махнул рукой Тимоха и предложил, — за здоровье именинника надо выпить.             Сказано – сделано. Стаканы глухо звякнули, их содержимое перелилось в утробы собравшихся. А потом селедочка, да с картошечкой.                                                                                                                                                                                                                                                     Не закончив чавкать, Пафнутий продолжил дискуссию:                                                                                                                                                              — А потому и нечисто, что человек в президенты Франции нацеливался, вот его и подставили. Уговорили горничную, она и разыграла сцену с попыткой изнасилования.                                                                                                                                                                                     – Так там только попытка была? – с разочарованием спросил Палыч.                                                                                                                                – Вот то-то и оно, что попытка, — подняв указательный палец, произнес Пафнутий.                                                                                                  – Да этот француз сам не промах, — вступил в разговор именинник, — эти капиталисты так и норовят, чтоб потрахаться.                  — А коммунисты, значит,  не такие, — заерепенился Тимоха, —  нашел тоже ангелов.                                                                                                    – Они, конечно, не ангелы, но совесть все же имеют, — возразил Всеволод.                                                                                                                    Если бы сегодня он не был именинником, раздраконил бы Тимоха его со всеми коммуняками. Но понимание важности события, по которому они собрались, остановило Тимоху.                                                                                                                                                       А тут и четвертый тост подоспел.                                                                                                                                                                                                             – За ласточку именинника, чтобы она его никогда не подводила, — предложил Эдуард.                                                                                      Такой тост тоже следует поддержать, потому что прошлый сезон для Всеволода был не очень удачным. То он залетел правым колесом в открытый люк, въехав на территорию своего завода, то какие-то козлы разули его ласточку прямо среди бела дня. Нашел он ее, стоявшую на кирпичах в двухстах метрах от хижины его любовницы. Уже годков этак десять он обещает этой самой любовнице, что вот-вот уйдет из семьи и осчастливит ее постоянным проживанием. Бедная женщина, как она доверчива.                                                                                                                                                                                                                                                                  После  четвертой порции  мужички совсем раздухарились.                                                                                                                                                      – Скажи, как у них  закручено, — воскликнул Чубатый, — только до бабы дотронулся, как тут же в кутузку.                                             – Если бы только дотронулся, он же голый на нее лез, — уточнил Андрей Тюлькин.                                                                                                  – Да хоть и голый, — повысил голос Иван, — у нас вон олигархи по-черному гуляют. Меняют любовниц, как перчатки, и ничего.                                                                                                                                                                                                                                                                       – Да уж, — оживился Палыч, — наши миллионщики ничего не боятся. От всего откупаются, паразиты.                                                           – И то верно, — поддержал его Тимоха, — то на курорте оргию устроят, то в банях побалуются.                                                                         – Да что олигархи. Вон у нас директор базы, вроде бы не велика шишка-то, а половину баб оприходовал. И как с гуся вода, — разоткровенничался Андрей.                                                                                                                                                                                                                         — А бабы сами виноваты, — воскликнул Пафнутий, — у кого деньги, к тому и идут.                                                                                                         – Да боятся они, что без работы останутся, — повысил голос Андрей.                                                                                                                                   – Ничего они не боятся, — возразил Эдуард, — вон ко мне сами на работе липнут. Уж сколько раз говорил, что не хочу, нет, все равно лезут.                                                                                                                                                                                                                                                             – К тебе, может, и лезут, а наши бабы, в основном, из-за боязни, — настаивал Андрей.                                                                                              – Согласен с тобой, Андрюха, — поддержал его Чубатый, — да мы, мужики, тоже не всегда начальству можем возразить. Чуть что, и язык в задницу.                                                                                                                                                                                                                                        – А ты, Иван,  мужиков не трожь, — привставая с табуретки, возмутился охмелевший  Всеволод, — мужики свое дело знают.           – Да не ерепенься ты, именинник, — усадил его Пафнутий, — все мы виноваты в том, что у нас беспредел и в жизни, и в бизнесе.      – Нет уж, увольте, — вновь попытался встать Всеволод, — я против этого режима все время выступаю. Я им, подлюгам … , — погрозил он кому-то кулаком.                                                                                                                                                                                                                    – Мужики, мне кажется, пора закругляться, — предложил Эдуард.                                                                                                                                       – Ну, давайте по последней, и по домам, — поднял стакан Пафнутий.                                                                                                                         Мужики выпили по последней и поспешили из гаража.                                                                                                                                                                  А в гараже еще долго раздавались Всеволодовы ругательства.

Дурила
Очередная встреча наших автомобилистов состоялась в гараже у Андрея Тюлькина. И поводом  для данной встречи был перевод транспортных средств на  зимнюю резину. Машины переобуты,теперь можно и посидеть.                                                                                                             А почему собрались у Тюлькина, спросите вы? Да потому что перед сменой колес  тот проявил свои лучшие качества снабженца и помог достать шипованую резину по вкусной цене. Именно так выразился малый бизнесмен Эдуард Потехин.                                               Конечно, сам Андрей в накладе тоже не остался, но это по справедливости.                                        После наполнения стаканов первым  решил высказаться Пафнутий Мочалов.   Повернувшись к Тюлькину, он произнес:                                                                                                — Выручил ты нас, Андрюха, за что тебе большое спасибо, — и, обратившись  к собравшимся, предложил, — а выпьем-ка мы за нашего снабженца.                                         Все, конечно, поддержали Пафнутия и дружно опрокинули по стопарю. После смачного выдоха пошли в ход селедочка и припасенные соленья. Пупыристые огурчики соседствовали с красными помидорками, а маринованные грибки, принесенные Палычем, так и напрашивались на  вилки собравшихся.                                                                                 А между  первой и второй перерывчик небольшой.                                                                             — Предлагаю выпить за большое дело, которое мы провернули, — не переставая чавкать, произнес активный участник коммунистических митингов Всеволод Бычаркин, — колеса сменить — не пару пальцев об асфальт. За колеса, товарищи.                                                                                   И этот тост все дружно поддержали, ибо мысль о смене колес будоражила умы собравшихся не одну неделю. Каждый раз, выезжая на заснеженную дорогу, любой водитель начинает вспоминать о смене колес, но не всегда руки сразу доходят до этой самой смены. А тут свершилось, и с плеч долой.                                                                            Закусим-ка  все это огурчиком, да подцепим на вилочку масленка. Благодать, да и только. И тут язык Тимохи Трепалова развязался, и он отрыгнул:                                                                       — Слыхали, мужики, какой-то дурила из Вологды нашел на дороге мешки с деньгами и отвез их в милицию.                                                                                                                 Большинство из собравшихся, конечно,  слышало эту новость, но обсуждать ее до сих пор как-то не приходилось.                                                                                                                                  — И сколько же денег нашел этот дурила? — спросил майор в отставке Иван Чубатый.                           — Да больше трех миллионов, — ответил Тимоха.                                                                          — Больше трех миллионов, — удивился глуховатый Артем Палыч. Видно новость о потерянных деньгах прошла мимо него.                                                                                                        — Да, Палыч, далек ты от житейской действительности, — хихикнул Тимоха, — видать телевизор не смотришь, в интернете не шаришься.                                                                             — На кой черт мне ваш ин… интренет, — возмутился Палыч, — уткнуться гляделками в …  в этот самый экран и соловеют от всякой ерунды. У меня внука за уши не оттащить от  этой самой игрушки. Да что внук, по вечерам и сын норовит в этот самый ин…, фу ты черт, запакастили язык какой-то тарабарщиной.                                                                                         — Успокойся ты, Палыч, — похлопал его по плечу Эдуард Потехин, — прогресс все равно не остановишь.                                                                                                                                             — Больно нужно мне его останавливать, — пробурчал Палыч, — скоро общаться друг с другом будете только через технику.                                                                                                             — Палыч, ты не прав, — решил перевести разговор в шутку Тюлькин, — пока в мире существует водочка, реального общения ничто не заменит.                                                                    — Вот это верно, — поддержал Тюлькина Иван, — а не выпить ли нам по третьей?                         Сказано — сделано. Третья пролетела также смачно, как и первые две.                                      После закусона разговор продолжился на повышенных тонах и с большим темпераментом.                                                                                                                                — Так что ты там, Тимоха, говорил о деньгах-то? — переспросил Пафнутий.                                                — А то и говорил, что вологодский дурила нашел мешки с деньгами и отвез их в милицию,  — напомнил Тимоха.                                                                                                                                — А ты бы Тимоха эти деньги себе прикарманил, — предположил Всеволод.                                           — Может быть, и прикарманил бы, — повысил голос Тимоха, — миллиончик-другой мне бы сейчас ой, как пригодился.                                                                                                                            — А что бы ты делал-то с этими миллиончиками? — спросил Эдуард.                                                — Да уж нашел бы, куда их девать, —  твердо ответил Тимоха, — машину, например, нужно менять. Квартиру сыну тоже хотелось бы купить, а то живем двумя семьями.                                     — Я бы тоже нашел, как миллионами распорядиться, — поддержал Тимоху Эдуард Потехин.       — Ты бы, конечно, их в дело пустил, буржуй недобитый, — предположил Всеволод.               — И пустил бы, — повысил голос Эдуард.                                                                                                   — Да, не тому, значит,  миллиончики-то достались, — съязвил Пафнутий, — нет бы с друзьями поделиться, а Эдуард с Тимохой только о себе и думают.                                             — А ты, Пафнутий,  много с нами своими гонорарами делился? — спросил Иван.                                   — Так то ж гонорары за работу, а тут халявные деньги, — ответил Пафнутий.                                    — И то верно, — просморкавшись, поддержал разговор Палыч, — трудовые деньги нельзя сравнивать с халявными. Но если бы мне, например, Эдуард отстегнул от миллиона несколько сотенок, я бы век его помнил.                                                                                                  — А что бы ты делал с этими сотенками? — спросил Тимоха.                                                                     — Да уж нашел бы куда их девать, — сразу не найдя способов конкретного применения денег, уклончиво ответил Палыч.                                                                                                                           — Ты не юли, Палыч, а отвечай конкретно, куда бы дел эти самые сотни, — поддержал Тимоху Иван Чубатый.                                                                                                                           Тут Палыч надолго задумался, потом почесал затылок и серъезно сказал, — а купил бы на них своей старухе ажурное нижнее белье, а то она сроду такого не одевала.                              После такого признания мужики переглянулись, а остряк Тимоха, еле сдерживая смех,   выпалил, — а ты не боишься, что с таким бельем пустится твоя старуха во все тыжкие.                               Мужики рассмеялись, а Палыч, строго посмотрев на Тимоху, произнес, — моя старуха и в ажурном белье хвостом вилять не будет.                                                                                                   — Ты смотри, как уверен наш Палыч, — съязвил Пафнутий, — а вдруг не удержится.                            И тут Палыч аж подпрыгнул со скамейки, — ты это на что намекаешь, Пафнутий? Да моя Полина Сергеевна не чета некоторым, —   при этом он многозначительно посмотрел на   Эдуарда.                                                                                                                                              Эдуард хотел что-то возразить, но быстро передумал.                                                                         Над столом возникла гнетущая тишина, которую попытался разрядить Всеволод:                              —  а не хряпнуть ли нам по чарочке?                                                                                                                         — Хряпнуть, хряпнуть, — поддержали его мужики.
Выпив по очередной, мужики похрумкали огурчиками и подолжили начатый разговор.                  — Да на три мллиона можно развернуться, — мечтательно произнес Тюлькин.                         Пафнутию даже показалось, что мысленно тот уже раскидал эти три миллиона на какие-то приобретения:                                                                                                                                                   — Колись Тюлькин, куда бы ты эти миллионы потратил?                                                                           — А я б махнул за границу, да и пожил бы там в свое удовольствие, — уверенно прознес он.           — Ну и надолго бы тебя хватило? — спросил Эдуард.                                                                                 — Да годика на два и хватило бы, а там, глядишь, какая-нибудь миллионщица пригрела б.               — Ишь ты, куда замахнулся, — удивился Чубатый, — красивую перспектву расписываешь.                — А чего мелочиться-то, — выпятив грудь, воскликнул Тюлькин, — воровать,так миллионы, а  е… ехать, так к королеве.                                                                                                                            — А как же Нинка — жена твоя ненаглядная? — спросил Всеволод.                                                            — Ачто мне Нинка, — раздухарился Андрей, — да я за миллионы таких Нинок не один десяток оттрахаю.                                                                                                                                      Да, после очередного стакана Тюлькина понесло. Он вновь потянулся к бутылке, но не рассчитал и опрокинул ее на тарелку с соленьями.                                                                      Бдительный Бычаркин успел вовремя среагировать, и в соленья попала лишь маленькая толика спиртного.                                                                                                                                         — Этому больше не наливать, — предложил он, и начал разливать остатки водки по стаканам.                                                                                                                                                     Такая перспектива Тюлькину явно не понравилась, и он встал из-за стола:                                        — А ну налей,  диссидент недобитый.                                                                                                         И если б не сидевший рябом Эдуард, достал бы тюлькинский кулак до Севинового подбородка.                                                                                                                                               Посошок в этот раз получился скомканным и нервным.

Тихоновна

Целых двадцать пять лет после окончания института отработала в НИИ «Открывашки» Екатерина Тихоновна Воробьева. Пришла она в это самое НИИ Катенькой Воробушком, а уходить из института пришлось просто Тихоновной.
С наступлением перестройки исследования в области открывашек пришлось прекратить за невостребованностью этих самых приспособлений. А невостребованность возникла, во-первых, потому, что человечество научилось открывать бутылки без  специальных приспособлений, а, во-вторых, потому что на долгие исследования денег выделять перестали.
То ли дело раньше, сидишь себе в лаборатории, крутишь в задумчивости перед собой какую-нибудь фиговину, и никто тебя не тревожит. Наоборот, товарищи по работе даже шикают на нерадивых,  пытающихся помешать мыслительной деятельности задумавшегося специалиста.
Он может месяц сидеть в задумчивости, а может и целый год. Благо, что его не волнуют вопросы о зарплате и отпуске.
И ничего, что зарплата никудышная, зато два раза в месяц вынь, да полож.
Именно так думали некоторые специалисты НИИ, покидавшие монументальное здание института  с трудовыми книжками в руках.
Но Тихоновна думала совершенно по-другому. Тихоновне было ужасно обидно за то, что ее, проработавшую четверть века на одном месте, выпроводили из института за профессиональной ненадобностью.
Вот тебе Тихоновна и горбачевский день, то есть перестройка.
Пришла Тихоновна домой, взгрустнула малость, но на следующий день решила все-таки попытать счастье в других организациях.
За месяц она истоптала ноги по самое некуда, но в одних фирмах ей вежливо говорили о том, что в специалистах недостатка нет, в других организациях, криво усмехались и заявляли напрямую, что была бы помоложе, тогда …, а в третьих конторах просто захлопывали перед ее носом дверь.
От такого обхождения здоровье Тихоновны совсем подорвалось, и стала она походить на выжатый лимон.
Некоторые соседи с трудом узнавали в высохшей женщине прежнюю хохотушку Тихоновну.
Уединившись в  небольшой комнатке, Тихоновна пожалела о том, что в свое время не послушалась знакомую и не пошла на курсы кройки и шитья.
— Глядишь, сейчас и пригодилось бы ремесло, — подумала про себя Тихоновна.                               Еще немного погоревав, она все-таки взбодрилась и задала себе интересный вопрос с продолжением:
— А не заняться ли мне выпечкой пирожков?
Этот вопрос ее настолько вдохновил, что, не отвечая на него, она принялась за стряпню.
Уже к полудню напекла Тихоновна для продажи два десятка пирожков: десяток с капустой и десяток с картошкой.
Встала она с этими пирожками  на оживленном месте, но не успела раскрыть рот, как подвалили к ней два здоровенных амбала.
— Чего это ты тут расселась, старая? — сердито спросил один из них.
— Какая я тебе старая, — подняв на него глаза, возмутилась Тихоновна.
— Ах, ты еще и возмущаться, — прохрипел другой, — так мы тебя сейчас враз вынесем отсюда.
Грозная речь амбала совсем расстроила Тихоновну. Она поняла, что с этими толстолобыми шутить никак нельзя.
Подняв корзинку с пирогами, она засеменила восвояси, но один из амбалов  вырвал из ее рук корзинку и пригрозил:
— Еще раз придешь, на лекарства зарабатывать замучаешься.
Вернулась домой Тихоновна мало того, что ни с чем, так еще и в прескверном настроении. Хорошо, что три подгорелых пирожка оставались на противне. Попив чаю с пирожками, Тихоновна опять  задумалась, и привели ее мысли в царствие божие.
И в этом царствие какой-то симпатичный дядечка с бородкой манит ее своими перстами и что-то приговаривает.
Но как Тихоновна ни прислушивалась, слов разобрать она так и не смогла.
Устав напрягаться, она отмахнулась от видения и по-коммунистически произнесла:
— Негоже мне, атеистке, к богу обращаться, помирать буду, а богу не поклонюсь.
Ночью ей опять привиделся странный дядечка с бородкой, но на этот раз Тихоновна разобрала произносимые им слова:
— Приди, раба божия, в лоно церкви, покайся, и высохнут твои слезы, и благословит тебя боже на дела великие.
— А чего это я каяться-то должна, — во сне пробубнила Тихоновна, — вроде бы, не грешная я. Работала честно, людей не обижала ….
— Все перед богом грешны, Тихоновна, — перебил ее дядечка с бородкой, — послушай меня, усмири свою гордыню, обернись лицом к церкви.
— Да не хочу я……
— Не гневи господа, — перебил ее дядечка, — не торопись с ответом. Подумай о будущем, чтобы не сгореть потом в геене огненной.
Промолвил дядечка это, да и растворился во тьме ночной.
А Тихоновна так и проворочалась в раздумьях до самого утра. Все бы ничего, но сгореть в чем-то огненном Тихоновна совсем не хотела.
И, чтобы не сгореть, принарядилась Тихоновна во все чистое, шляпку старую из сундука вынула, да и засеменила ни свет, ни заря в близлежащую церковь.
Придя в церковь, она по неопытности свечечек поставила  и за упокой, и за здравие. Присмотревшись к людям, приноровилась поклоны бить, да креститься упоенно.
После таких процедур вышла Тихоновна из церкви вся просветленная и пропотевшая от перенапряжения.
Чтобы вытереть со лба пот,  сняла она шляпку и положила ее на парапет церковной ограды. Только стала вытирать лоб, а проходивший мимо человек сунул ей в шляпку
целую пятидесятку.
Первым желанием Тихоновны было окликнуть человека, но пока она собиралась, в ее шляпку женщина положила мятую десятку.
Через два часа шляпка была заполнена мятыми купюрами и не только российскими, но и заморскими. Иностранцы-то, оказывается, тоже щедры на подаяния.
Тихоновна спешно убрала купюры в карман сарафана и принялась неистово креститься, благодаря бога за такие подношения. И чем неистовей она крестилась, тем большее количество желающих хотело положить в ее шляпку какую-нибудь денежку.
Тихоновна забыла и про обед, и про ужин, и помнила только о том, кто услышал ее молитвы и благословил на такую благодать.
После вечерни  подпортили настроение бомжи, которые постоянно крутились возле Тихоновны, но они, слава богу,  попросили немного.
Придя домой, Тихоновна вытащила из  карманов цветастого сарафана мятые купюры и принялась считать приваливший гонорар.
Она считала их с таким упоением, что позабыла про все на свете.
Но давайте не будем ей мешать. Все-таки, негоже считать деньги в чужих карманах.
С легким сердцем мы можем оставить ее, понимая, что теперь Тихоновна не пропадет.
Она нашла свое новое предназначение, и бог ей судья.

Шар и Кегля

Первый разговор

В одном из боулинг-клубов  жизнь текла своим чередом. Игроки, сменяя друг друга, бросали шары, стараясь сбить как можно больше кеглей, и всякий раз, когда им это удавалось, восторгались, как дети.  Кеглям казалось, что этому людскому буйству не будет и конца, но наступило утро, и любители боулинга разошлись по домам.       Утомленные кегли, в очередной раз пожаловавшись друг другу на свою судьбу,  легли спать, но даже во сне частенько вздрагивали, так как снились им безжалостные шары, которые неслись на них со свирепыми мордами.                                                                                     Одна из кеглей даже проснулась из-за такого видения. Звали эту кеглю Окейна, и была она на несколько лет моложе своих подружек.
Проснувшись, Окейна еще несколько минут полежала без движения, потом тихонько  встала и вышла на помост.
Присев возле барьера, она пустилась в воспоминания, которые привели ее в красивый и просторный  дом. В этом доме она много лет прожила вместе со своими мамой и папой, братиками и сестренками.
Как дружно и счастливо они жили. Жили до тех пор, пока злые разбойники не похитили Окейну.                                                                                                                                              Более полугода она странствовала по свету с этими грубыми и неопрятными варварами. Сначала они  плыли по какому-то морю на потрепанной волнами шхуне. В один из дней, когда шхуна проплывала мимо покрытого зеленью острова, Окейна  бросилась за борт, но разбойники  выловили ее и посадили на цепь. Так на цепи она и просидела до тех пор, пока шхуна не причалила к живописному берегу с великолепными дворцами и парками.                                                                                    На рейде у  берега стояли разноцветные яхты и катера, а на берегу, возле многочисленных баров и ресторанов, копошились разодетые люди. И никому не было никакого дела до бедной Окейны.
Глядя на берег, Окейна вспомнила своих родителей, и слезы горечи в два ручья полились из ее глаз.
На второй день разбойники продали Окейну хозяину боулинг-клуба, и вот теперь она здесь, вдали от родного дома, в окружении ненавистных шаров и таких же несчастных подружек.
Ее тягостные размышления прервал тихий кашель. Окейна оглянулась назад и увидела шар, который стеснительно перекатывался из стороны на сторону.
Окейна сделала попытку встать и уйти, но шар упросил ее остаться и поговорить с ним.
С большой неохотой Окейна выполнила просьбу шара и вновь присела возле барьера. Несколько мгновений шар постоял в нерешительности, потом набрался духу и сел рядом с Окейной.
— Меня зовут Простиком, — представился он.
Окейна сердито посмотрела на шар, но его приветливый взгляд заставил ее сжалиться и сменить гнев на милость:
— А меня зовут Окейной.
— Какое красивое имя, — улыбнувшись, сказал Простик, — а почему Вы не спите?
— А Вы не слишком любопытны, Простик?
— Я спросил не ради любопытства, — ответил Простик, — я уже двадцать минут наблюдаю за Вами, и мне показалось, что Вы о чем-то вспомнили и вот теперь грустите.
Доброжелательный тон Простика успокоил Окейну, и она ответила:
— Я, действительно, вспомнила родной дом, маму с папой, моих братиков и сестренок. Если бы Вы знали, как мне хочется снова их увидеть.
— Скажите, Окейна, я чем-нибудь могу Вам помочь?
И в это мгновение раздался грубый окрик хозяина клуба:
— Эй Вы, чертовы работнички, почему это кегля и шар валяются, где попало. Ну-ка быстро убрать их на свои места.
Стоявшие возле барьера работники поспешили выполнить распоряжение своего строгого хозяина.

Последняя игра

Вечером клуб вновь заполнили любители боулинга, и игра началась. Простик, как и другие шары, был задействован в этой безжалостной игре. Но игрокам эта игра не казалась такой безжалостной, они даже представить себе не могли, что от их шалостей кому-то может быть больно.
Они играли в свое удовольствие и чьи-то проблемы их вообще не интересовали. Единственным их желанием было выбить как можно больше кеглей. В зале поочередно раздавались то радостные возгласы «страйк» или «спэа», то ехидное «сплит», то вопли раздражения от совсем неудавшегося броска.
Бросаемые игроками шары неслись в сторону кеглей, сбивали их и  возвращались в руки играющих. И все повторялось по-новому.
В этот раз Простику, как никогда, хотелось спрятаться в какой-нибудь закуток, чтобы не участвовать в очередном избиении кеглей. Только рука играющего всякий раз находила его и бросала в сторону смиренно стоявших кеглей.
Но разве мог вести себя Простик по-прежнему  после разговора с Окейной?  Разве мог он ударить понравившуюся ему кеглю?                                                                                                      Теперь, перемещаясь в сторону кеглей, он глазами выискивал Окейну и всеми силами старался в нее не попасть. Это стоило ему больших сил и не меньшего самообладания, но иначе поступить он просто не мог.                                                                                                                   И Окейна, заметив его старание, ему мило улыбнулась.
Но это старание заметила не только Окейна.                                                                                    Когда даже опытные игроки не смогли выбить весь комплект кеглей, жалобы на плохой шар посыпались от играющих одна за другой.                                                                         Рассердившийся хозяин клуба сам попробовал бросить Простика, и оставшаяся невыбитой кегля окончательно вывела его из себя.
— Забросьте этот негодный шар в чулан, чтоб я его больше не видел, — приказал он работникам.
И работники моментально выполнили приказ хозяина. Они бросили Простика в чулан, а чулан заперли на пудовый замок.
Бедный Простик, в пыльном чулане он расчихался так, что хозяйничавшие там мышки от страха забились в свои норки и долго не выходили из них.
Через некоторое время сидеть в норках им наскучило, и они осторожно вышли изнорок.
Самая смелая из них подошла к Простику и тщательно его обнюхала. Обнюхивая шар, она задела его усами, отчего Простику стало очень щекотно. А щекотки он боялся больше всего на свете. Он тут же завертелся, как ошпаренный, и истерично захихикал.                      Мышки подумали, что шару это нравится и, расхрабрившись, стали все его обнюхивать.
Сдерживая хихиканье, Простик стал умолять мышек прекратить это безобразное обнюхивание.
— Прекратите меня обнюхивать, перестаньте меня щекотать, — взмолился он, хихикая сквозь слезы, — вы же не хотите, чтобы я умер со смеху?
Мышки, конечно, не хотели ничьей смерти, поэтому они перестали его обнюхивать и с любопытством уставились на Простика.
— Ну, что вы на меня так уставились? – воскликнул Простик, — шара, что ли, никогда не видели?
— Видели-видели, но только не у нас в гостях, — пропищала самая смелая мышка.
И все мышки одобрительно запищали.
— Так значит я у вас в гостях? – спросил Простик.
— Конечно в гостях, — подтвердила самая смелая мышка.
— Тогда я спокоен, — расхрабрился Простик, — а то я подумал, что вы хотите меня съесть.
— Не бойся, — запищали хором мышки, — во-первых, ты совсем не вкусный, а, во-вторых, ты нам не по зубам.
— Вот если бы ты был сделан из сыра, тогда бы мы тебя съели, — призналась самая смелая мышка.
— Как хорошо, что я сделан не из сыра, — подумал Простик.
И тут самая смелая мышка задала ему очередной вопрос:
— Расскажи-ка ты нам о себе, как ты тут оказался?
И Простик приступил к своему печальному повествованию:
— Еще совсем недавно жил я недалеко отсюда в небольшом селе на берегу красивого озера вместе со своими братьями, матушкой и отцом. Жили мы между собой  в дружбе и согласии, в достатке и благополучии. Но красивое место кому-то понравилось, и согнали нас варвары с тех мест, понастроив там дворцы многоэтажные.                                                                                                                                Приютила нас дальняя родственница в своей деревенской избушке. И все бы ничего, но  не нашлось в деревне нам с братьями работы, да и невест в деревне не сыскать. Вот и разлетелись мы из родительского гнезда в поисках работы в разные края. Долго скитался я по миру и, в конце концов, попал  в этот боулинг – клуб.
— А за что  тебя в чулан-то упекли? — спросила самая смелая мышка.
— А за то, что встретил я здесь самую красивую кеглю, которую зовут Окейной. Встретил и не смог больше сбивать ее в безжалостной игре. Смелая мышка, у меня к тебе просьба. Передай моей милой Окейне, что сижу я в этом чулане и постоянно думаю о ней.
Подумала немного самая смелая мышка и согласилась:
— Не переживай, Простик, найду я твою кеглю и передам ей весточку от тебя.
Так самая смелая мышка и сделала. Когда игра в клубе прекратилась, она пробралась в комнатку кеглей и, найдя Окейну, рассказала ей о Простике.
Выслушав мышку, Окейна захотела сейчас же повидать Простика.
Мышка привела ее к двери чулана, в котором томился несчастный, а сама скрылась в чулане и сообщила Простику о приходе Окейны.
Простик  поспешил к двери и с волнением воскликнул:
— Окейна, милая, ты пришла ко мне.
В ответ он услышал тихие всхлипывания Окейны.
— Окейна, ты плачешь? — расстроился он.
— Нет, я не плачу, — вытирая слезы, ответила Окейна, — мне плохо оттого, что я не могу тебя увидеть.
— Не переживай, я сделаю все, чтобы снова быть с тобой, — постарался успокоить ее Простик, — потерпи немного, и мы обязательно увидимся.
Так они проговорили целый час и проговорили бы больше, но Окейне нужно было вернуться в комнату кеглей  до прихода работников.
А в это время в чулане мышки собрались на семейный совет.
— Уважаемые родственники, — начала самая смелая мышка, — вы, конечно, обратили внимание на то, как мучаются наши влюбленные. Я, например, считаю своим долгом помочь Простику выбраться из чулана.
— Но как мы можем ему помочь….. Что для этого нужно сделать …- раздались голоса мышек.
— Задавать вопросы вы все мастаки, — возмутилась самая смелая мышка, — а вот подумать и что-нибудь предложить, слабо?
— Нет, не слабо, — запищали мышки, — поможем Простику, поможем.
Несколько минут мышки думали над тем, как помочь Простику выбраться на волю и, наконец, одна из них предложила:
— Давайте сделаем под стенкой подкоп.
— Но на это уйдет уйма времени, и подкоп могут обнаружить, — возразила другая мышка.
— А мы для этого пригласим наших родственников – крыс, и они быстро сделают необходимый подкоп, — уточнила самая смелая мышка.
— А вы не боитесь, что после побега Простика, на нас начнут охоту работники клуба? – спросила одна из мышек.
Мышки в задумчивости притихли, и если бы не самая смелая мышка, от мысли о подкопе они бы отказались.
Но самая смелая мышка проявила настойчивость и убедила их не отказываться от идеи о подкопе.
Для осуществления этой идеи были приглашены все крысы, проживавшие в данном районе. Им понадобилось всего два часа, чтобы сделать проход, по которому Простик смог выбраться наружу.
Покидая чулан, Простик поблагодарил всех мышей и крыс за проявленную отзывчивость и поспешил к Окейне.

Побег

Проснувшаяся Окейна не сразу поняла, кто ее будит, но когда разглядела в ночи своего любимого, быстро вскочила и вместе с Простиком вышла на помост.
Возле барьера они немного пошушукались и приняли решение бежать из этого противного клуба.
С большим трудом они пробрались мимо дремавших охранников, а, оказавшись на воле, растерялись. Они же еще не решили, куда бежать.
— Послушай, Простик, а куда мы с тобой побежим, где нас не смогут найти работники хозяина? – спросила Окейна.
— Окейна, на твою родину бежать далеко, — ответил Простик, — поэтому попробуем добраться до моего дома.
Так как родимый дом Окейны, действительно,  был очень далеко от этих мест, она согласилась с предложением Простика.
Днем они шли по лесам, пробираясь сквозь кустарниковые заросли, а ночью выходили на проселочные дороги и скрывались в лесу только при появлении света фар проезжающих мимо машин.
В лесу им попадались ежи и зайцы, белки и бобры. Они искренне и от души помогали Простику и Окейне.  Кто их накормит, кто спать уложит, а кто путь укажет.                                         А один любопытный лягушонок увязался за ними и никак не хотел отставать. Ну что с ним поделаешь.                                                                                                                                               После очередной попытки прогнать лягушонка, Простик махнул на него рукой и предложил Окейне как-нибудь его назвать.
— А давай назовем его Попрыгунчиком, видишь, как он любит прыгать, — предложила Окейна.
— Попрыгунчиком, так Попрыгунчиком, — согласился Простик, и, обратившись к лягушонку, произнес, — ну ты, Попрыгунчик, мы берем тебя в свою компанию.
Услышав это, Попрыгунчик запрыгал еще выше, выкрикивая какие-то кваканья.
— Ну, хватит, хватит, — урезонил его Простик, — нам нужно торопиться, до деревни еще далеко.
И они двинулись дальше.
Все бы ничего, но на третий день о появлении в лесу  Простика и Окейны болтливая сорока нашептала на ушко вредной и хитрой лисе.                                                                                            Обнюхав беглецов, хитрая лиса поняла, что особой ценности для нее они не представляют. Правда, лягушонка она попыталась отправить в свой рот, но тот шустро отпрыгнул от нее и грозно проквакал.
— Фу, какая мерзость, — произнесла лиса, — мало того, что он еще зеленый, так и говорить-то, как следует, не умеет. Ква-ква, — передразнила лягушонка лиса, — ну что за сленг такой.                                                                                                    Сказав это, она переключила свое внимание на шар и кеглю. В другое время она, может быть, и отпустила бы без слов Простика и Окейну, но по весне ее вредный характер становился еще вреднее.
— А не отвести ли их к волку, – подумала лиса, — да продать их этому прохвосту за какую-нибудь живность или кусок козлятинки?
Подумав так, она заискивающе произнесла:
— Дорогие гости, зачем вам ютиться под можжевеловым кустом. Пойдемте лучше в одну из моих нор, там и согреемся.
Ничего не подозревавшие беглецы с благодарностью приняли приглашение лисы и уже через двадцать минут оказались у большой пещеры. Всю дорогу Попрыгунчик следовал за ними и квакал, не переставая.
Но Простик и Окейна не обратили внимания на его кваканье и напрасно.
— Славные вы мои, — обратилась к ним хитрая лиса, — побудьте немного возле входа, а я приберусь в пещере и приглашу вас.
В пещере лиса с трудом растолкала спящего волка и, мило улыбнувшись, проворковала:
— Дорогой Серый, извини за беспокойство, но вопрос срочной важности. Понимаешь, я тут с большим трудом заманила в лес двух влюбленных, но сама я с ними справиться не могу, поэтому хочу одолжить тебе их за пару курочек или козлиное бедрышко. Эти влюбленные не только очень вкусны, но еще и талантливы и смогут тебя развлечь.
— А чего же  ты сама-то их не ешь, если они такие вкусные? — засомневавшись, спросил Серый.
— Вкусные-то они вкусные, только мне не по зубам, — ответила лиса, и, скривив мордочку, продолжила, — это у тебя зубы крепкие, да большие, а мои зубки маленькие, да хрупкие.
— А чем же они могут меня развлечь? – задал волк новый вопрос.
— А тем, что работали они в боулинг-клубе, — ответила лиса, — а там только тем и занимаются, что развлекают богатенькую публику.
— Вот это очень интересно, — потирая лапы, воскликнул волк, — развлекали богатенькую публику, говоришь? Веди их скорее сюда, пусть они и меня поразвлекают, а то так скучно нынче в лесу.
— Серый, я, конечно, понимаю твое стремление поскорей с ними познакомиться, но сначала расчет, а потом развлекатели.
Серый немного подумал, потом вытащил из погреба козлиное бедро и рявкнул:
— А ну, веди скорей своих развлекателей.
Лиса вышла из пещеры и заворковала:
— Милости просим, гости дорогие. Проходите в пещеру, будьте как дома.
Обрадованные беглецы вошли в пещеру, но, увидев волка, испугались и попятились назад. А Попрыгунчик вообще подскочил до самого потолка.
— Проходите, проходите, — подтолкнула их Лиса, — это Серый, мой добрый и надежный друг. Его, как и меня,  вы тоже можете не бояться.
— А чего меня бояться, — попытавшись улыбнуться, заявил волк, — мне влюбленные очень даже нравятся.
Сказав это, он погладил своей мохнатой лапой сначала Простика, потом Окейну. На Попрыгунчика же волк не обратил никакого внимания.                                                                          – Тогда я пошла, — сказала Лиса и, прихватив козлиное бедро, ретировалась из пещеры.
После ухода лисы волк усадил Простика и Окейну напротив себя и приказал:
— А теперь развлекайте меня, пока я вас не съел.
Простик и Окейна прижались друг к другу и с испугом уставились на волка.
— Чего уставились, — взревел волк, — а ну, быстро меня развлекать.
Наши влюбленные переглянулись и, не сговариваясь, запели жалостливую песню про то, как злые люди издевались над ними:
— Ах, мы несчастные такие,
Никто не в силах нам помочь.
И истязают день и ночь
Нас люди страшные и злые…
— Что это вы тут сырость разводите, — завопил волк, — только слез мне ваших не хватало. Я же вас просил меня развлекать, а не расстраивать. А ну-ка, выдайте мне что-нибудь веселенькое.
Хоть и не было у влюбленных никакого настроения, но или развлекай, или ……
Но лучше об этом не думать.
— Солнышко, — шепнул на ухо Окейне Простик, — давай станцуем для волка брейк, чтобы он угомонился.
Они закрутились в сложных пируэтах брейка, и быстрые ритмы на время отвлекли их от мрачных мыслей.
Глядя на танцующих, волк и сам пробовал приплясывать и мурлыкать себе  под длинный нос.
Расхрабрившийся Попрыгунчик своими нелепыми подпрыгиваниями только мешал танцующим.
Когда уставшие влюбленные прекратили танцевать, волк опять рассердился:
— А ну, что остановились, танцевать у меня до тех пор, пока я сам вам об этом не скажу.
Простик и Окейна уже и так валились с ног, но ничего не поделаешь, волка надо развлекать.
В конце концов, они так устали, что, повалившись на пол,  уже  не смогли больше подняться.
От такой наглости волк взревел и, схватив Простика,  попытался его съесть.
Бедный волк, он даже представить себе не мог, как крепок этот плюгавенький шар.
Вместо того, чтобы откусить от шара приличный кусок, волк потерял целых два зуба.
— Аааа, — взревел волк, выплевывая зубы и переступая с лапы на лапу, — это вам дорого обойдется.
Провыв  это, он швырнул Простика в дальний угол пещеры. За Простиком в тот же угол полетела и Окейна.
Попрыгунчик очутился в дальнем углу самостоятельно.
— Завтра я с вами разберусь, — прорычал волк  и, чтобы хоть как-то унять боль,  улегся на свою постель.
Его противные стоны будоражили всю пещеру и даже вырывались наружу.                      Пробегавший мимо ежик, услышав стоны, прошел в пещеру и участливо спросил у волка:
— Серый, я могу тебе чем-нибудь помочь.
Лучше бы он и не заходил. Волк так на него огрызнулся, что бедный ежик, как ошпаренный, выскочил из пещеры и покатился кувырком на предельной скорости.                                      А волк продолжил свои стенания, проклиная  лису за ее предложение. Через час его стоны ослабли, а потом и совсем прекратились. Значит, наш волк все же уснул.

Второй побег

Осмелевший лягушонок приблизился к Окейне и, увидев на ее теле ссадины, прикоснулся к ним своими холодными лапками. От приятного прикосновения Окейна  очнулась, а ее ранки тут же зарубцевались. Когда ее глаза привыкли к темноте, она разглядела  лежащего без движения Простика и обратилась к Попрыгунчику:
—  Попрыгунчик, сделай что-нибудь, чтобы Простик очнулся.
Попрыгунчик прыгнул к Простику и стал прижиматься всем своим скользким телом то к одной, то к другой ранке.
Через некоторое время Простик открыл  глаза и, увидев Окейну, слабо ей улыбнулся. Окейна  придвинулась к Простику и, погладив его по голове, нежно произнесла:
— Милый Простик, я так хочу, чтобы ты поскорей поправился.                                                          Ее горячая слезинка упала Простику на лоб, отчего он  сделал смешную гримасу и тихо заявил:
— Простику не нужно поправляться, так как он самый здоровый из всех здоровых на свете.
С этими словами он поднялся и подбоченился.
Окейна очень обрадовалась, слезы перестали литься из ее красивых глаз, и она предложила:
— Ну, что ж, самый здоровый, тогда бежим отсюда поскорей, пока волк не проснулся.
Так они и сделали. Выбравшись из пещеры, они взяли курс на юг, в сторону ближайшего шоссе для того, чтобы даже если  волк погонится за ними, то к проезжей части он подойти не решится.
Попрыгунчик еле за ними поспевал.
Целый час беглецы выбирались из лесной чащи. Сначала они услышали шум проезжавших по шоссе машин, потом увидели в предрассветном сумраке и саму дорогу.
— Вот мы и выбрались из леса, — воскликнула Окейна.
— Выбраться-то мы выбрались, но осторожность нам у дороги не помешает, — предупредил Простик.
Прячась в кустах, они пошли вдоль дороги по направлению деревни,  которую два года тому назад покинул Простик.
А Попрыгунчик, первый раз увидевший дорогу, выскочил на нее и стал весело прыгать по асфальту.
Глупый Попрыгунчик, он даже не представлял себе, какой опасности подвергает свою жизнь.
Простик и Окейна стали махать ему руками и кричать о том, чтобы он немедленно уходил с проезжей части дороги, но развеселившийся Попрыгунчик не слышал их увещеваний и продолжал прыгать, как заведенный.
Естественно, он не заметил приближения машины, и, если бы не девочка, которая сидела на переднем сиденье рядом с папой, быть бы ему раздавленным колесами автомобиля.
Заметив на дороге что-то скачущее, девочка громко закричала:
— Папочка, остановись, папочка, остановись.
— Сидевший за рулем отец резко затормозил, и машина остановилась в сантиметре от Попрыгунчика.
Попрыгунчик сначала опешил, а потом припустился со всех лап в сторону кустов, за которыми прятались Простик и Окейна.
Выскочившая из машины девочка побежала вслед за лягушонком. Отцу ничего не оставалось делать, как последовать вслед за ней. В кустах они увидели шар и кеглю.
— Папочка, давай возьмем их с собой, — предложила девочка.
— Леночка, у тебя и так в доме много игрушек, зачем тебе шар и кегля. Может, не стоит их брать?
— Нет, папочка, — заупрямилась Леночка, — у меня еще никогда не было такого большого шара и такой красивой кегли, я хочу с ними поиграть.
— Ну, хочешь, так хочешь, — согласился с ней папа и, взяв шар и кеглю, понес их к машине.
Попрыгунчик поспешил за ними, стараясь не отставать. Более того, он первым запрыгнул в машину и укрылся под сиденьем
Так Простик, Окейна и Попрыгунчик попали в дом к Леночке.

В гостях хорошо, а дома ……

Леночка с родителями жила в большом и красивом особняке на берегу живописного озера. Перед домом на зеленой лужайке красовался фонтан, а к озеру вела вымощенная красной плиткой дорожка.
В доме имелась специальная игровая комната, в которую Леночка каждый день заглядывала, чтобы поиграть со своими любимчиками. Игрушек у нее было видимо-невидимо. Одних только кукол насчитывалось больше двадцати, и каждая кукла имела свой гардероб. В отсутствие Леночки куклы постоянно ссорились, пытаясь доказать друг другу свое превосходство. А где ссоры, там и рукоприкладство, отчего вид у кукол становился совсем неприглядным.
Приходя каждый раз в комнату, Леночка удивлялась, отчего это куклы такие растрепанные.
— Странно, — говорила Леночка, — вчера, перед уходом в спальню я их всех причесала, а сегодня они лохматые, как обезьяны.
Услышав такое про себя, обезьяны начинали искренне возмущаться, только этого возмущения Леночка не замечала, так как все ее внимание было сосредоточено на куклах.
Другие игрушки тоже были недовольны тем, что воображалы-куклы пользовались особым вниманием девочки. А были среди них и совсем дикие животные, такие как львы, тигры, бегемоты, слоны, жирафы, крокодилы … В общем, всех и не перечислишь.
Вот в такую компанию и попали наши беглецы.
Выходя из комнаты, Леночка улыбнулась куколкам, погрозила пальчиком диким зверюшкам и произнесла:
— Если будете обижать новеньких, я  завтра же вас накажу.
Но разве напугаешь диких зверей маленьким пальчиком. Как только дверь за Леночкой закрылась, дикие звери сбились в кучу и стали разрабатывать план по наказанию новичков.
Ну, что поделаешь, звери есть звери. Хотя и у людей нередко замечается желание поиздеваться над новичками.
После небольшого шушуканья, звери двинулись в сторону Простика и Окейны. Попрыгунчик в это время отсыпался в цветочном горшке и зверями замечен не был.
Итак, дикие безобразники приближались к нашим беглецам, и было в этом приближении что-то варварски агрессивное.
Дрожащая Окейна прижалась к Простику и прошептала:
— Простик, они, кажется, хотят нас побить.
— Не бойся, милая, — обняв Окейну, произнес Простик, — так просто они со мной не расправятся.
Даже куклы в этот раз забыли про  распри и, устремили свои взоры на угол, в котором шар прикрывал своей грудью кеглю.
Но кукольные взоры не излучали энергию соболезнования или сопереживания, из них исходили лучи неприкрытого любопытства и даже азарта.
— Ой, что сейчас будет, — пищали одни.
— Так им и надо, — восторгались другие.
— Будут знать, как уединяться от нашей компании, — заявляли третьи.
А четвертые бодрыми призывами даже поддерживали атакующих.
Услышав поддерживающие скандирования, дикие звери устремились на Простика, и тому пришлось применить все свое борцовское мастерство, чтобы отразить первую атаку.
— Хорошо, что я в свое время изучил приемы каратэ, — вытирая пот, подумал Простик.
Но дикие звери вновь бросились на Простика, и теперь им удалось его окружить. Особенно свирепствовали тигры, они так и норовили наброситься на его спину. Окейна попыталась помочь Простику, но одним ударом слона была отброшена в угол.
И плохо  было бы Простику, если бы не проснувшийся от шума Попрыгунчик.
Спрыгнув с цветочного горшка, он так заквакал, что звери сначала опешили, а потом забились по своим углам.
Забьешься тут, если какой-то неизвестный зеленый зверь так страшно орет, то есть квакает. Разве поймешь, что у этого орущего зверя на уме.
Мало того, что он орет, так еще и прыгает, как сумасшедший.
Нет уж, нет уж, лучше подальше от беды.
А Попрыгунчик еще немного покрасовался перед восхитившимися его подвигом куклами и попрыгал зализывать раны своего друга.
Приведя себя в порядок, наши путешественники решили, не дожидаясь рассвета, покинуть этот красивый, но негостеприимный дом. Хорошо, что окно комнаты Леночка забыла закрыть. Вот только забраться на него Простику и Окейне удалось с большим трудом.
Забраться на окно было трудно, зато спрыгнуть в дворовый сад оказалось делом простым.

Вот моя деревня

И снова дальняя дорога по лесам и полям, по холмам и косогорам, по болотам и буреломам.
В одном месте им встретился медведь, но он был так занят поеданием малины, что только кивнул в знак приветствия и продолжил лакомиться.
Зато лесная рысь долго преследовала их, укрываясь в зеленой листве и размышляя над тем, полакомиться ими сейчас или дождаться полночи.
В полночь, когда наши путешественники улеглись спать, рысь подкралась к их шалашу, заглянула внутрь, но, обнюхав шар и кеглю, только скривила свою усатую мордочку и поспешила на свежий воздух.
Мало того, что шар с кеглей и чистыми-то пахли не привлекательно для семейства кошачьих, а тут еще и не мылись несколько дней.                                                                            Нет, они, конечно, купались в лесном озере сегодняшним утром, но за день изрядно пропотели, пробираясь через буреломы.
— Тьфу, какая гадость, — возмутилась рысь, — и что я за ними тащилась весь день.
А наши путешественники крепко проспали до самого рассвета, даже не догадываясь о том, что их жизни в эту ночь были на волоске от ……
Были, но не оказались, и слава богу.
Умывшись утренней росой, наши путешественники приступили к поиску завтрака. Попрыгунчик быстро наелся мошками, которых было не счесть возле старого болота, а Простик с Окейной позавтракали черникой, да земляникой.
После завтрака наша троица опять отправилась в путь с мыслью о том, что до деревни осталось только два перехода.
Один переход они сделали до обеда, во время которого гостеприимные белки угостили их лесными орехами. Ох, и вкусные были орехи, то ли оттого, что наша троица очень проголодалась, то ли оттого, что орехи предлагались им от чистого сердца. А, может быть, от того и от другого.
Попрощавшись с гостеприимными белками, наши путешественники пустились в последний переход и к вечеру вышли к излучине реки, возле которой и находилась деревня. Вот только жителей в деревне они так и не нашли. Старики все повымирали, а молодежь разбежалась в поисках заработка.
Простик с Окейной решили остаться на ночлег в опустевшей деревне, чтобы, как говорится: «утро вечера мудренее». Утром они собирались подумать о своих дальнейших шагах.
А ночью по указке хозяина боулинг-клуба в деревню наведалась полиция. Она хотела найти беглецов, чтобы вернуть их хозяину.
Хорошо, что Попрыгунчик остался на улице и спал очень чутко. Услышав разговор полицейских, он так расквакался, что разбудил Простика и Окейну. Выглянув в окно, Простик увидел полицейских и вместе с Окейной поспешил скрыться в близлежащем лесу.
Полицейские, не найдя беглецов, немного посовещались и отправились в обратный путь.
Когда они уехали, Простик с Окейной вышли из лесу и решили, не теряя времени, покинуть деревню.
Попрыгунчик отказался от их предложения идти в сторону родины Окейны и остался в деревне.
— Что я там буду делать, в этом жарком климате — сказал он, — я лучше останусь здесь, на своей родине. Здесь мне все привычно и знакомо.
На прощание, крепко обнявшись с Попрыгунчиком, Простик и Окейна скрылись в полусонном лесу.
Пожелаем же им счастливого пути и радостной встречи с родителями Окейны.