Старая Русса и  дом у реки.

Здесь с упоеньем писал Достоевский.

Из-под пера его мудрой руки

вышли «Подросток» и «Братья…», и «Бесы».

Здесь ощутил он душевный покой,

глядя на русскую прелесть природы.

И наполнялся волшебной строкой

истинный кладезь реальной свободы.

След Карамазовых можно найти,  

выйдя в уездную новь Старой Руссы.

Мимо музея никак не пройти.

Он, как и город, пропитанный Русью.

Жив Достоевский в российской тиши.

Так же, как жив во вселенском пространстве.

Мудрые мысли доселе свежи

в новом, ухоженном русском убранстве.

С деревьев листья облетели,

и лишь молоденький дубок

под ноги листики не стелет.

Бессилен южный ветерок.

Его листва шуршит на солнце,

но не торопится в полёт.  

А сам дубок глядит спросонья

и видит ив безлистных плоть.

Кругом берёзы с голым торсом,

осины в сером неглиже.

А он листву являет с форсом

ветрам, ослабленным уже.

И в этом лиственном шуршании

я слышу бравурный мотив.

Смотрю на листья с обожаньем

про треволнение забыв.

Летят над Петербургом облака,

цепляются за шпиль Петра и Павла.

И льётся православная река,

которую я песнопеньем славлю.

Под дождиком звонят колокола,

и звоны растворяются в дождинках.

Вода уже за шиворот стекла,

а я ещё не спел и половинку.

Но разве можно песню не допеть?

Но разве нужно дождика бояться?

Нам все невзгоды Бог велел терпеть.

И я терплю, чтоб слабым не казаться.