Ах, осень поздняя – хозяйка серой мглы,

избавь меня от влажных притязаний.

Мы до сих пор соседствовать могли,

я не жалел восторженных признаний.

Я воспевал твой ветреный приход

и буйство красок радужного сада.

Встречал с надеждой солнечный восход

и восхищался шумом листопада.

Дарил тебе душевные слова,

связав их в песню ямбом и хореем.

От ясных дней кружилась голова,

а от закатов делался мудрее.

И вот теперь назойливая мгла

накрыла чувства, мысли и мечтанья.

Скорей бы ты уж зиму позвала.

Мне надоела серость испытаний.

Уж нет очередей, и ломятся прилавки.

Машин не перечесть и туры за рубеж.

Но что-то в нас не то, общенье просит правки.

Душевное тепло мы потеряли, где ж?

Приветливый кивок ушёл из обращенья.

Улыбчивая нить не связывает нас.

Осталось в забытьи желание прощенья.

Заносчивая брань выходит на Парнас.

Становимся умней, но с киберинтеллектом.

Пытаемся любить компьютерным нутром.

В реальный диалог смартфоны вносят лепту.

И чат, тираня сеть, походит на дурдом.

На море с названием Белое,

на стыке Онежской губы

ожили места запустелые

с монахами божьей судьбы.

Явившись в обитель язычества

с одним православным крестом,

сумели пейзаж прозаический

украсить блаженным перстом.

И к ним потянулись подвижники,

искавшие праведный труд.

От тягот немногие выжили,

но им по чЕсти воздадут.

Росла монастырская братия,

духовностью полнился край.

Пытались мечом покарать её,

но выжил божественный рай.

Встречал христианских паломников,

явившихся иноков чтил.

Связал проживанье со скромностью,

добру и смиренью учил.

А весть про добро разлетается

по самым далёким местам.

И стал монастырь почитаемым,

не только в умах и мечтах.

Тянулись к нему обделённые,

стремились к нему ходоки.

И светлой мечтой озарённые,

жизнь видели с новой строки.

Но вздыбились вихри враждебные,

на веру накинули сеть.

Свершались дела не судебные,

по спинам елозила плеть.

И вместо священной обители

во мраке представился СЛОН.

И в нём беспардонные мстители,

зверея, не чтили закон.

Глумились над правдой и верою,

топтали достоинство в грязь.

Стремились быть в подлости первыми,

впадая в убийственный раж.

Землица стонала и дыбилась,

качались деревья от мук.

Но кончилось действо постыдное

запачканных мерзостью рук.

Свобода рассталась с веригами,

сердечность вступила в права.

И снова вернулась религия

на крытые мглой острова.

И стала всемирным наследием

политая кровью земля.

Шагают к святыне наследники,

священную память храня.