Звень воздушная уводит в тишину,
в отражение доверчивых озер.
Там созвездия ныряют в глубину,
и нектаром обдает сосновый бор.

Там общаются на птичьем языке
перелески и духмяные луга.
Там туманы прикасаются к реке,
обнажая отсыревшие стога.

Откликается зарница на восход,
просыпается зеленая трава.
Вот еще один поросший тиной брод,
за которым входят в звень тетерева.

Смотрю на племя молодое,
налюбоваться не могу.
Оно компьютерно – хмельное
и все решает на бегу.

Оно пленительно красиво
своей открытой красотой,
своей возвышенною силой
и необычной пестротой.

Такая жизнь нам и не снилась
в послевоенные года.
Нас не коснулась божья милость,
мы атеистили тогда.

Несли партийную харизму
и не сподобились прозреть.
А за родимую Отчизну
готовы были умереть.

И наше скромное участье
страна родная приняла.
И в этом было наше счастье,
с которым молодость прошла.

Приметил ветер озорной снежинку в поднебесье
и закружил сей нежный стан в объятиях своих.
Ее хрустальное ушко он убаюкал песней
и без проблем уговорил на танец для двоих.

Они кружились по степям, лесам и перелескам.
Они спускались до земли и устремлялись ввысь.
И эта снежная кадриль сопровождалась блеском,
пока зима не призвала – метель, угомонись.

С метелью ветер озорной укрылся за горою.
Снежинка тихо улеглась к подножию берез.
И лишь негромко голосит студеною порою.
Она по ветру голосит по-бабьему, без слез.