Инверсионный след друзей
несет мне веру и надежду,
и я взлетаю, как и прежде,
над звездной радугой моей.
И я лечу к своим мирам,
туда, где ангелы резвятся,
где мне захочется признаться
в любви к открытым небесам.
Инверсионный след друзей
несет мне веру и надежду,
и я взлетаю, как и прежде,
над звездной радугой моей.
И я лечу к своим мирам,
туда, где ангелы резвятся,
где мне захочется признаться
в любви к открытым небесам.
В свои пятьдесят лет Елене Ивановне очень хотелось стать бабушкой. Ее единственная дочь уже два года, как вышла замуж, но с ребенком у молодых что-то не получалось. Напрасно Елена Ивановна склоняла дочь с зятем на обследование. Они, конечно, обещали, но попыток не делали.
И вдруг дочь Елены Ивановны сообщила ей весть о втором месяце беременности. Радости Елены Ивановны не было конца. Она уже представляла себя счастливой бабушкой с младенцем на руках. Чтобы не накликать неприятности, она не рассказала об этой новости никому из знакомых.
Дочь Елены Ивановны, Александра, тоже была рада результатам обследования, и, первое время, делила эту радость вместе со своим мужем. Но с мужа радостная волна сошла очень быстро, по вечерам он весь погружался в компьютерные игры и выныривал из них далеко за полночь.
Что только не предпринимала Александра, чтобы отвлечь мужа от компьютера. Она пробовала излить на него всю свою нежность, уйти к подруге, принять позу обиженного ребенка, но притяжение компьютера было намного сильнее. Даже отрываясь от него и попадая в объятия Александры, муж делал такое постное выражение лица, что уж лучше бы оно было обращено к компьютеру.
Но за компьютером постное лицо быстро преображалось, в глазах разгорался бесовской огонь, и руки с невероятной скоростью начинали барабанить по клавиатуре.
От такого невнимания настроение у Александры падало до нуля, и печаль застилала глаза неизбежной слезливостью, которой муж совсем не замечал.
По ночам Александра нередко просыпалась от прикосновения к ней холодного мужниного зада и долго не могла заснуть. Как не хватало ей в такие моменты простого человеческого внимания и ответной нежности. Подступающий к горлу ком душил ее самолюбие и вынуждал думать о неизбежно плохом:
— А, может быть, он меня разлюбил? А, может быть, у него появилась другая?
И таких «может быть» приходило на ум очень и очень много. Нередко мокрая от слез подушка выдавала ее бессонницу, а ведь после бессонной ночи ей приходилось по двенадцать часов выстаивать в торговом зале модного бутика, обслуживая капризных модниц.
Беспардонная усталость наваливалась на Александру все чаще и чаще. Жизнерадостная еще вчера, сегодня она превратилась в бледную, обделенную счастьем женщину.
Коллеги по работе сразу заметили эту неприятную перемену, но заигравшийся муж этого не замечал. Только когда Александре стало совсем плохо, он оторвался от компьютера и вызвал скорую помощь.
В клинике, куда привезли Александру, ей остановили кровотечение и сделали УЗИ. Лечащий врач попытался успокоить взволнованных родственников, но Елена Ивановна уехала из клиники в полном расстройстве. Что-что, а сердце матери нелегко обмануть, а сердце изначально почувствовало неладное.
На следующий день кровотечение возобновилось, и боль внизу живота Александры усилилась. Медсестры напичкали ее лекарствами и сделали болезненный укол. И такие процедуры Александре пришлось переносить целую неделю, но положительного результата это не принесло.
Заключение врачей было категоричным и нелицеприятным – операция по выемке остатков плода неизбежна.
В эту ночь две женщины пролили столько слез, что ими можно было окропить не одно человеческое горе.
Целых две недели Александра отходила от операции, находясь на больничном, из которых только два дня муж выражал ей хоть какое-то внимание. А потом опять компьютер с препротивным шлепаньем по клавишам и нервозными воплями.
И хотя врачи успокоили Александру убедительным утверждением о возможной беременности, глядя на мужнину спину, она стала в этом сомневаться.
А как хочется долгожданного ребенка двум женщинам со слезливыми глазами.
Милая, стань моим другом,
нет больше прежней любви.
Искренность стала услугой,
нежность – не норма, а вид.
Губы устали колоться
о безразличную явь.
Нет больше жаждущей плоти,
есть только лежбище язв.
Есть только бездна упреков
и кровоточащих ран.
Лучше уйди без намеков
в непросветленную рань.
Глупо влачиться по кругу,
медленно счастье губить.
Милая, стань моим другом,
нет больше прежней любви.