Теплым июньским вечером я вошел в гатчинскую электричку, сел на свободную скамейку и стал рассматривать пассажиров, спешащих к своим заветным вагонам, в которых они годами ездили от Петербурга до своих остановок. Мысленно я анализировал недавнюю встречу с новым клиентом нашего рекламного агентства и готовился к новым творческим свершениям во имя его. Напротив меня села молодая, довольно симпатичная девушка. Вынув из сумочки какую-то книжицу, она углубилась в чтение и затихла. Когда электричка тронулась, я внимательней присмотрелся к моей соседке и убедился в том, что она действительно мила. Вот только грудь ее совсем меня не впечатлила, за вязаной кофтой она как-то не просматривалась. По всей видимости, ей самой было неловко за свою грудь, так как сидела она, как-то скукожившись. Поймав на себе мой взгляд, она одернула подол цветастого платья, прикрыв бледноватые колени, и тут же вновь опустила свои глаза. Иногда она отвлекалась от чтения и устремляла свой тусклый взор на проносящийся мимо пейзаж. Посмотрев в окно, она смачно зевала и вновь углублялась в чтение. Весь ее вид говорил о том, что или с оптимизмом она не знакома, или ей не очень хочется возвращаться домой. В общем, энтузиазма на ее лице я как-то не заметил, только холодный взгляд и ни грамма эмоций. Хотя с ее жгучими черными глазами можно было творить с мужиками все, что только душеньке угодно. Глаза у нее были, действительно, выразительными, но она их очень редко показывала окружающим и только изредка зевала, отрываясь от книжки. Всю дорогу я пытался понять причину ее безразличия и меланхолии, но, перебрав многие варианты, так и не докопался до истины. Перед выходом на своей остановке, я вынул из портфеля свою книжку, сделал дарственную надпись и вручил девушке. Принимая книгу, она также тускло посмотрела на меня и, ничего не сказав, уставилась в вагонное окно. А написал я ей следующее: «Вы милы! Только прошу Вас, чаще улыбайтесь и реже зевайте, ведь жизнь так прекрасна». Месяца через два я снова сидел в вагоне гатчинской электрички, потягивал пивко из запотевшей бутылки и мысленно прокручивал события прошедшего дня. Вдруг передо мной пролетело что-то цветастое. Это цветастое село сначала на одну скамейку, потом, поморщившись, перешло на другую скамейку и, в конце концов, уселось напротив меня, кокетливо сказав: «Ох, уж это солнце, никуда от него не скрыться». Я посмотрел на цветастое существо, в котором разобрал привлекательную загорелую шатенку и произнес: «Мадам! Где появляетесь Вы, там появляется солнце». «Ах, что Вы, — ответила она, — это очередной мой каприз, не более того». «Надеюсь, что по отношению к мужчинам Ваши капризы будут еще более пылкими», — поддержал беседу я. Она стрельнула в меня своими живыми похотными глазками и, улыбнувшись, произнесла: «К мужчинам у меня подход особый». Сказав это, она наклонилась ко мне так, что в вырезе платья я увидел ее маленькие груди с торчащими сосками, и на лбу у меня выступил холодный пот. Словно не заметив моего волнения, она выпрямилась и стала внимательно осматривать вагон электрички. Не найдя кого-то, она вынула из сумочки мобильный телефон и, позвонив, проворковала: «Доча, на какой электричке ты сегодня поедешь домой? Если на 19:24, то я сижу во втором вагоне». Потом она еще кому-то позвонила, потом еще кому-то и уже собиралась позвонить в третий раз, как ее что-то остановило. Увидев кого-то в начале вагона, она приветливо замахала рукой. Я оглянулся и увидел девушку, которой совсем недавно подарил свою книгу. Девушка подошла к махавшей ей женщине и равнодушно сказала: «Я тоже успела на эту электричку, мама». Потом она села возле мамы и, скользнув по мне взглядом, уныло уставилась в окно. По едва мелькнувшей искорке я понял, что она меня узнала, но от этой искорки ее эмоции не воспламенились. Мама между тем стала засыпать девушку вопросами, на которые она также равнодушно отвечала. Не обращая внимания на настроение дочери, темпераментная мама стала рассказывать ей о своей предстоящей поездке за рубеж, показывая билеты и туристическую путевку. Дочь нехотя повернула голову, посмотрела на путевку и спросила: «Куда ты едешь в очередной раз»? По загару было видно, что мама недавно приехала из какой-то экзотической страны, и на ее фоне бледная дочь выглядела неаппетитно. «В этот раз я еду на Лазурный берег, — ответила загорелая мама, — говорят, там отдыхают мировые знаменитости, и я хочу их увидеть». Данное известие никак не отразилось на эмоциональном состоянии дочери, она даже головы не повернула, услышав о Лазурном берегу. В это время электричка подошла к моей остановке, и я вынужден был встать. И, если дочь даже не посмотрела на меня, то мама еще раз прожгла меня своим взором и, мило улыбнувшись, проворковала: «Еще раз спасибо за комплимент». Выходя из вагона, я вдруг понял причину меланхоличного поведения девушки, причину в образе раскованной и темпераментной мамы. А ведь дочь могла быть значительно привлекательней своей мамы, подними она жгучие черные глаза и улыбнись своей белозубой улыбкой. Но этого ей, видно, не дано. А, может быть, дано, но не нашелся еще тот принц, который помог бы девушке посмотреть на мир, чтобы возрадоваться солнцу. Пока же она находится в тени своей сверкающей мамы и не стремится выйти из нее. А, жаль.

Когда-то у красавицы Земли было четыре мужа: мудрый и хитрый Восток, авантюрный и высокомерный Запад, легкомысленный и темпераментный Юг, флегматичный и уравновешенный Север.
Земля по очереди приглашала в свои покои мужей, всякий раз наслаждаясь разнообразием их любовных утех.
Ей было очень приятно выслушивать нежные воркования Востока и всем своим телом ощущать точечные прикосновения его натренированных рук. Чего-чего, а массировать и ублажать красавицу Восток умел лучше других.
Запад покорял Землю дорогими подарками и рассказами о своих подвигах в дальних краях. Свои рассказы он сопровождал залихватским свистом, пистолетным жонглированием и стрельбой по брошенной вверх шляпе. Ковбойской плетью он не редко проходился по телу красавицы, возбуждая и доводя ее до оргазма.
А Юг врывался в покои Земли, напевая что-то приятное, бросался к ее ногам и с кончиков пальцев ног начинал покрывать тело красавицы жаркими поцелуями. Его разгоряченное тело сливалось с телом возбужденной красавицы, и их сладострастные крики вырывались из покоев, будоража окрестности. Как прекрасен был искрометный порыв Юга и его неудержимое извержение страсти.
В отличие от Юга, уравновешенный Север возбуждал Землю тем, что вынуждал ее первой начинать любовные ласки. Лаская его, она доводила себя до такого возбуждения, что Север не мог сдерживать страсти и не спеша, раз за разом, удовлетворял ее желания.
Так по-разному, любовные забавы доводили красавицу Землю до высшей степени возбуждения, после чего на Свет в больших количествах появлялись дети, по внешнему виду и характеру похожие на своих отцов.
И жили дети красавицы в радости и любви, в достатке и согласии. Как и в каждой семье, иногда между детьми пробегала черная кошка Зависть или хитрая лиса Интрига, и тогда
наступало время склок и мордобоя, насилия и убийств.
Но мудрость Востока и уравновешенность Севера, в конце концов, усмиряли темперамент Юга и агрессивность Запада, что позволяло не доводить братоусобицу до всеобщего апокалипсиса.
Со временем красавице Земле стали надоедать мужские посещения ее покоев.
Первым она перестала приглашать в свой полог Север, потому что устала тратить уйму времени на то, чтобы доводить его до любовной кондиции.
Затем она отказалась от услуг Запада, так как ничего нового тот подарить ей не мог, а от хвалебных рассказов о подвигах ее стало даже поташнивать.
Темпераментный Юг продолжал пользоваться Земной милостью до тех пор, пока его страсть не превратилась в слепую ревность. Без всяких причин он стал придираться к красавице Земле и довел ее до такого состояния, что она послала его ко всем чертям.
И только Восток продолжал посещать красавицу Землю, так как с возрастом ее телу все чаще требовалось прикосновение его рук. Ласковые слова, которые он произносил, массируя тело, по-прежнему возбуждали ее.
На Свет стали появляться только дети Востока, а Север, Запад и Юг попытались искать счастье на стороне. Но на стороне они ублажали свою похоть без намека на продолжение потомства.
Давно уже за красавицей Землей наблюдал с высотки ленивый и набожный Экватор.
Лень его была натуральной, а набожность показной, но это не помешало ему встать со своего ложа и прогуляться по Свету, вобрав в себя мудрость Востока, авантюризм Запада, темперамент Юга и уравновешенность Севера.
Погуляв по Свету, он сделал все возможное, чтобы попасться на глаза красавице Земле.
При первом свидании он очаровал Землю дорогими подношениями, а любовные игры в его исполнении заставили красавицу забыть о своих мужьях. Все свободное время красавица проводила в страстных объятиях Экватора, отчего на Свет стали появляться его маленькие копии. Они появлялись с регулярной последовательностью и постепенно Свет заселили только дети Экватора. Их врожденная леность проявлялась во всем, даже в каждодневных молитвах, во время которых они обращались к Повелителю с одной единственной просьбой, чтобы тот одарил их счастливой жизнью в роскоши и благодати.
Сами же они палец о палец не стукнули, чтобы сделать жизнь свою счастливой и радостной.
Более того, они совсем забыли о матушке Земле, и та медленно умирала в своем неухоженном жилище.
Свет стал превращаться в одну большую помойку, от которой исходили зловонные запахи, своим удушьем погубившие потерявшую красоту Землю.
Неужели это так было?

Эта встреча, так взволновавшая меня, произошла в один из весенних солнечных дней в вагоне пригородной электрички.
Я сидел у окна и мысленно готовил себя к очередному занятию с моими учениками.
За окном проплывал знакомый пейзаж с просыпающейся природой и распускающимися деревьями. Вагон был озвучен веселым щебетанием студенток и незлобивым ворчанием старушек.
Напротив меня присел молодой капитан с крылышками на петлицах форменной одежды.
Лицо капитана привлекало своей необычайной открытостью, и я невольно засмотрелся на него, пользуясь тем, что тот углубился в чтение «Собеседника».
Читал капитан увлеченно и эмоционально. Он то сердито хмурился, то искренне радовался прочитанной информации. Вдруг я заметил, что ресницы его стали предательски подрагивать, а в глазах появился неестественный блеск. Капитан тяжело вздохнул и надолго задумался, уставившись в одну точку. Так он и сидел, не слыша монотонного стука колес и не замечая вагонной суеты. Все пассажиры уже вышли на конечной станции из вагона, а капитан все сидел, думая о чем-то своем.
«Товарищ капитан – обратился я к нему, — пора уже выходить. Электричка следует в депо».
Капитан отрешенно посмотрел на меня, затем глянул в окно и произнес: «Уже Ленинград? Как незаметно пролетело время».
Мы вместе вышли из вагона и поспешили к станции метро. Перед входом в метро я все же решился и спросил капитана о причине, так взволновавшей его.
«Понимаете, читал сейчас в «Собеседнике» письма ребят, которые в свое время служили в Афганистане, и подумал о своем друге. Если у Вас есть время, то я могу вкратце рассказать о нем».
До начала занятий оставалось еще более двух часов, и я согласился.
Мы присели в скверике на привокзальной площади, и капитан начал свой рассказ:
«Три года тому назад нам пришлось перевозить группу раненых из Кабула в Союз. Самолет был полностью подготовлен, раненые размещены в грузовой кабине, экипажу оставалось только занять свои места в кабине пилотов и приступить к выполнению ответственного задания. Проходя к кабине пилотов, я вдруг услышал тихий голос, обратившийся ко мне: «Товарищ капитан, дядя Сережа, здравствуйте».
Оглянувшись на голос, прежде я увидел внимательные воспаленные глаза. Голова и руки обладателя этих глаз были плотно забинтованы. Он лежал на носилках и, не моргая, смотрел на меня. Я подошел и молча присел рядом с бойцом.
«Дядя Сережа, Вы, наверное, не узнаете меня, да и не мудрено. Я то Вас сразу узнал, Вы же мой сосед по подъезду. Помните, как Вы учили нас играть в футбол возле нашего дома».
Я сидел и не знал, что ответить, но глаза бойца умоляюще смотрели на меня, и я впервые в жизни солгал: «Помню, конечно, помню. Ох, и дружная была у вас компания – один за всех…»
«Дядя Сережа, я ведь тоже поступал в военное училище, да не прошел по конкурсу. Мы вместе с Петькой поступали. Помните Петьку-то? Он поступил, скоро офицером станет».
«А что случилось-то с тобой, браток, – попытался я сменить тему разговора, — хочешь, я тебе попить принесу»?
«Нет, спасибо» — ответил он и тяжело вздохнул.
«Ты не волнуйся – попробовал успокоить я раненого бойца, — сейчас мы тебя вмиг на Родину доставим. А пока отдохни немного. Видишь, меня экипаж заждался».
Я старался сказать эту фразу бодрым и решительным голосом, но губы не слушались меня и шепелявили что-то невнятное.
Тронув бойца за плечо, я поспешил занять свое место.
После посадки я вновь подошел к своему новому знакомому, пожелал ему скорейшего выздоровления и большого счастья. На прощание, я оставил раненому бойцу свой адрес, написанный на клочке бумаги.
Я шел к выходу из самолета, а спину мне жег его прощальный взгляд, пытавшийся остановить меня. Я понимал, что самого главного боец мне так и не успел сказать, но остановиться и вернуться назад уже не мог, о чем в дальнейшем очень жалел.
Капитан прикурил сигарету и жадно затянулся. Несколько минут мы сидели молча, и я не решался нарушить это молчание. Докурив сигарету, капитан продолжил свой рассказ:
«Вы, наверное, хотите спросить, в чем заключалась моя неправда? Просто, никакой я не дядя Сережа и никогда не был соседом того юноши. Он меня с кем-то спутал, а я не хотел его огорчать. Теперь-то я понимаю, что не стоило тогда обманывать этого сильного человека. Сильного и совсем еще молодого».
«А Вы, что, опять встречались с Вашим новым знакомым»? – спросил я.
«К сожалению, не встречался. Через год после той встречи я получил письмо от Володи. Именно так зовут моего нового друга. Написал он мне его только после окончательного определения своей дальнейшей судьбы. Заканчивалось это письмо такими словами:
«Пока афганскую землю будут топтать враги революции и пока не перестанут страдать афганские дети, не смогу я спокойно смотреть людям в глаза. Я должен быть там, где остались мои боевые товарищи».
Потом письма стали приходить чаще, и теперь мы постоянно переписываемся с Володей.
Я очень волнуюсь, если письма от Володи по каким-то причинам задерживаются».
«Так значит, Володя опять в Афганистане»? – спросил я капитана.
«Да, он окончил школу прапорщиков и снова отправился в Афганистан. Каждое его письмо – это обстоятельный рассказ о героизме и подвигах наших воинов. О себе только то, что здоров, что все у него хорошо, и трудностей вроде бы никаких нет. Недавно прислал свою фотографию. Грудь его украшают орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги».
Капитан опять закурил, а я сидел и заново осмысливал все сказанное им. Как виноваты мы перед Володиным поколением, как благодарны мы ему за отвагу и честь.
Прощаясь, мы договорились обязательно встретиться вновь.