Archive for » Июнь, 2009 «

Июн

Главной героиней романа является дочь военного летчика Аня. Пока был жив отец, ее жизнь была безоблачной и счастливой. Но при выполнении интернационального долга в Афганистане, ее отец погиб. Потосковав о муже, мать вскоре связала свою судьбу со старым знакомым, который со школьной скамьи был в нее влюблен. С отчимом отношения у Ани не сложились, и после того, как он ее изнасиловал, она убежала из дому и уехала в Ленинград. Там ей пришлось работать посудомойкой в кафе. В том же кафе она познакомилась с ребятами из музыкальной группы, которые заметили ее певческий талант. С той поры она, вместе с музыкантами стала выступать на корпоративных вечерах. Группа была замечена одним из богатых людей города, который, в дальнейшем, стал их продюсером. Через некоторое время он организовал для группы первые гастроли по российским городам.

Категория Проза Оставить коммент

Июн

Из одного гнезда, часть 1

George

Из одного гнезда

Часть 1

Предисловие

День Победы в 1945 году вытащил российских мужчин из окопов и вернул их в объятия заждавшихся женщин. Истосковавшиеся по мужским ласкам женщины не выпускали вернувшихся мужчин до тех пор, пока женское чутье не подсказывало им о наступлении цикла зародившейся жизни. И, наконец, в начале 1946 года приятная волна рождаемости захлестнула российские просторы. Она катилась по деревням и селам, по поселкам и городам, и везде ей аккомпанировал все увеличивающийся ансамбль новорожденных.

В роддоме одного из волжских городов, без отрыва глазевшего окнами на великую реку, с интервалом в пять дней родились три мальчика. Появившись сморщенными из материнских утроб, они представились миру криком, который очень понравился принимавшим роды специалистам. Правда, кричали они по-разному. Один, только высунув голову на белый свет, наполнил палату скрипучим ревом, другой упорно молчал до тех пор, пока принимавший роды врач не взял его на руки, а третьего пришлось шлепнуть по заду, чтобы тот пропищал что-то невразумительное. Сразу после рождения на их мокрые ручки были повешены бирки, на которых, кроме фамилии матери и времени рождения, можно было прочесть их рост и вес.

На табличке того, кто скрипуче ревел, значилось: Кузнецова, 2 часа ночи 16.03.1946 г., рост 52 см., вес 4 кг 600 гр.; у упорно молчавшего: Войцеховская, 15 часов 35 минут 18.03.1946 г., рост 49 см, вес 4 кг. 150 гр.; а у получившего под зад: Смирнова, 22 часа 20минут 20.03.1946 г., рост 46 см, вес 3 кг. 800 гр.

Некоторое время новорожденные пребывали на белом свете без имени и отчества, даже не представляя себе, что Кузнецова Елена Владимировна выдала на свет своего второго сына, Войцеховская Ребекка Григорьевна, для соседей Рита Григорьевна, родила долгожданного первенца, а у Смирновой Надежды Павловны, кроме новорожденного, были уже две девочки и один мальчик.

И, если у Риты Григорьевны и Надежды Павловны имелись мужья, то Елена Владимировна осталась без мужа. Узнав о том, что она вновь забеременела, ее легкомысленный супруг нашел себе другую спутницу жизни в златоглавой Москве.

Через несколько дней, без согласия новорожденных, родители обзавелись свидетельствами о рождении, в которых значились имена появившихся на свет.

Елена Владимировна, не задумываясь, назвала сына Игорем, в честь погибшего на войне брата, Рита Григорьевна с Моисеем Ильичем назвали первенца Виктором, то есть победителем, а Надежда Павловна с Виталием Николаевичем дали сыну имя Георгий, в честь Георгия Победоносца.

Новорожденные сначала настороженно вслушивались в непонятные им слова, потом попытались их повторять и, только встав на ноги, поняли, что слова эти не что иное, как их имена.

«Игой» — представлялся один, «Вик» — на одном дыхании выговаривал другой, «Гося» — пищал третий.

Родители, как могли, воспитывали подрастающих человечков.

Елена Владимировна, глядя на голубоглазого Игорешку, гладила его по кудрявой голове, приговаривая: «Ах ты, мой малыш. Ах ты, мой любимый». Обделенный вниманием семилетний Сережка с нескрываемой злобой смотрел на эту, часто повторяющуюся сцену и пытался исподтишка отомстить маленькому братишке. Он то щелкал Игорька по лбу, то щипал его за мягкие места, а то просто давал оплеуху. Не получая сдачи, Сергей вошел в раж и месть его была нескончаемой.

Маленький Виктор воспитывался больше Ритой Григорьевной, потому что, придя с фронта, Моисей Ильич вернулся к своему портняжному мастерству. Мало того, что он работал в пошивочном ателье, но и дома не оставался без работы, так как о его высоком мастерстве быстро узнали все женщины города.

Уже в четыре года Виктор, стараниями Риты Григорьевны, научился читать, а в шесть стал сносно писать. И все бы ничего, да только зрение его быстро ухудшилось, и в школу он пришел уже в очках.

А маленький Георгий, по праву младшего, был в семье всеобщим любимцем. Его мяли и тискали, наряжали и прихорашивали, зацеловывали и заласкивали. Надежда Павловна снисходительно посматривала на взаимоотношения детей и старалась как можно меньше реагировать на их шумные игры. Виталию Николаевичу было не до воспитания, так как, работая главным бухгалтером, с работы он возвращался уже за полночь.

Вот так и росли три вылупившиеся из одного родильного дома мальчишки, совсем не догадываясь о существовании друг друга. Они по-разному готовились к жизни, но одинаково торопили время, чтобы поскорей вырасти и пойти в школу. Наконец, такой день настал, и отдохнувшая за лето школа встретила их приветственными словами учителей и мелодичным звоном медного колокольчика.

Первая встреча с переходом в дружбу.

В этот день щедрое солнце выглянуло из-за туч и с интересом сопровождало нарядных школьников до самого школьного порога. Ему было очень приятно смотреть на радостных первоклашек и их взволнованных родителей. От цветов у любопытного солнца рябило в глазах, но оно не торопилось прятаться за облака.

Школа, как и роддом, находилась на волжской набережной возле красивой каменной беседки.

В эту школу уже целых семь лет ходил старший брат Игорька Сергей. Вот и сегодня он шагал далеко впереди Елены Владимировны, которая вела за ручку радостного Игорька. Большой букет гладиолусов закрывал не только его лицо, но и форменную фуражку с блестящим козырьком и сверкающей кокардой.

С другой стороны к школе подходила Рита Григорьевна, держа за руку молчаливого Виктора, точнее Витю. Весь его вид говорил о том, что предстоящее событие его мало волнует. Но чем ближе они подходили к школе, тем любопытней становился Витин взгляд.

Вслед за Ритой Григорьевной и маленьким Витей шла Надежда Павловна с радостным и говорливым Георгием — Гошей. Гоша нес в руке новенький портфель и гордо смотрел на проходивших мимо людей. «Вот, поглядите, каким я теперь стал» — мысленно говорил прохожим Гоша. И прохожие, понимая его приподнятое настроение, искренне улыбались ему. От такого внимания Гоша еще больше радовался и еще выше поднимал свой курносый нос.

В школьном дворе первоклассников встречали их первые учителя. Они были такими нарядными, такими торжественными, что у первоклашек захватывало дух, глаза разбегались в разные стороны, и их трудно было построить в шеренгу. Но опытным учителям все же удалось навести хоть какой-то порядок, и пышнотелая директриса приступила к напутственной речи, которая, судя по увлажнившимся глазам и умиленным взглядам, тронула родительские сердца. Первоклассников же эта речь явно тяготила, и они с интересом рассматривали друг друга, строя при этом уморительные гримасы и показывая, еще не успевшие вырасти языки. Потом был первый звонок и суетливое перемещение в сторону классов. Двери классов перед родителями закрылись, и ученики остались один на один со своими учителями.

Наша троица попала в 1б класс, в котором были собраны одни мальчишки. И это не удивительно, потому что в то время мальчишки и девчонки учились раздельно. Ольга Павловна, их первая учительница рассадила первоклашек за парты, и первое знакомство началось.

Ольга Павловна поочередно поднимала первоклашек из-за парты и просила рассказать классу о себе и своих родителях. Когда очередь дошла до Игоря, он густо покраснел, потом медленно встал и, потупив глаза, произнес: «Игорь, Игорь Кузнецов. У меня есть мама, которая работает врачом и старший брат, который учится в этой же школе». Сзади раздался ехидный голос рыжего здоровяка: «А где же папа»? Игорь повернулся на голос и показал рыжему кулак. Ольга Павловна усадила Игоря на место и предложила рассказать о себе сидящего рядом с ним Витю. Витя нехотя встал и, поправив очки, пробубнил: «Витя Войцеховский, у меня есть мама и папа, который работает портным». Сказав это, он, не дожидаясь разрешения учительницы, быстро сел за парту.

Гоша Смирнов скороговоркой сообщил всем о своих родителях, сестрах и брате, после чего весело посмотрел на одноклассников.

Когда очередь дошла до рыжего, он встал, выпятил свою грудь и пробасил: «Олежка Захарычев …». «Олег Захарычев» — поправила его Ольга Павловна.

«Ну, Олег Захарычев, живу с папой, мамой и сестрой».

Так по очереди, кто, смущаясь и робея, кто весело и непринужденно, рассказали первоклассники о себе и своих родителях.

После этого Ольга Павловна поведала первоклассникам о порядке в школе и о том, чем они будут заниматься в ближайшую четверть. На этом первый день пребывания первоклассников в школе закончился, и они, в сопровождении родителей, разошлись по своим дворам.

Следующий день начался с неприятности, которую инициировал Олежка Захарычев. Кулак, который вчера показал ему Игорь Кузнецов, не давал Олежке покоя и тот, подкараулив Игоря в коридоре, навалился на него всем своим телом. Не сговариваясь, очкастый Витька с одной стороны и Гоша с другой бросились на помощь Игорю, который, пытался вырваться из Олежкиной хватки. Выпустив Игоря, Олежка сначала оттолкнул Витьку, потом наотмашь стукнул Гоше под глаз. Подоспевшая Ольга Павловна смогла унять разгорячившихся мальчишек и проводить их в класс. На перемене Игорь подошел к Гоше, внимательно осмотрел его заплывший глаз и поблагодарил за помощь. Вспомнив о том, что Витька Войцеховский тоже участвовал в этой потасовке, они подошли и к нему. Так состоялось их знакомство, тут же перешедшее в дружбу, хотя они об этом еще не догадывались.

На следующей перемене Игорь предложил новым знакомым отомстить Олежке за отекший Гошин глаз, на что Витька, успевший прочитать несколько умных книг, серьезно возразил: «Во-первых, нельзя трем нападать на одного, а, во-вторых, драться вообще нехорошо».

Выслушав умную Витькину речь, Гоша и Игорь без промедления согласились с ним.

Но Олежка и не думал соглашаться со вторым Витькиным замечанием по поводу драки. Сначала он подстерег Гошу и намял ему бока, потом разбил очки Витьке. И только тогда из уст друзей вырвался клич «Один за всех и все за одного».

Подловив Олежку в темном углу, они с трудом завалили его и разрешили Гоше стукнуть его под глаз, что Гоша с удовольствием и сделал.

На следующий день смущенный Олежка с опухшим глазом появился в классе. Одноклассники проводили его до парты удивленными и радостными взглядами, а Ольга Павловна поучительно заметила: «Дети, любое зло не остается безнаказанным, помните об этом».

После уроков Олежка подошел к нашей троице, и они вместе вышли из школы. Ребята ускорили шаг, чтобы уйти от Олежки, но тот увязался за ними. «Ребята, постойте, — прокричал он, — я хочу с вами дружить». Услышав такое, Витька, Гоша и Игорь резко остановились, переглянулись, и Витька, поправив очки, за всех ответил: «Если хочешь, так дружи».

Первые радости и первые огорчения

Два учебных месяца пролетели незаметно, золотая осень сменилась на осень дождливую и ветреную. После школы первоклассники старались быстрей добраться до дома, где их ждали еще не остывшие печки и вкусные незатейливые обеды.

Витька, например, очень любил гороховый суп с копчеными косточками, который к его приходу готовила ему Рита Григорьевна.

Гоша, в основном, питался вкусными жареными пирожками с мясным бульоном, которые его мама покупала в ближайшей пирожковой. Да, пирожки были действительно вкусными и не очень дорогими. На рубль тридцать продавщица давала десять пирожков с мясом и заполняла бидончик мясным бульоном. А пирожков с повидлом можно было купить еще больше.

Игорь любил картофельное пюре, которое его мама готовила перед уходом на работу. Так как возвращалась с работы Елена Владимировна очень поздно, то пюре готовилось с большим запасом. Придя домой, Игорь ждал, когда вернется из школы его брат Сергей, который, по праву старшего, разогревал часть приготовленного пюре с котлетами, и они вместе уминали его за обе щеки.

А вот рыжему Олежке не всегда удавалось как следует поесть. Вернувшись с фронта, его отец подрабатывал где-то грузчиком, пропивая все заработанное со своими дружками. Напившись, он начинал гонять Олежкину мать, и повторялось это почти каждый день. Какую тоску заливал вином Олежкин отец, никто не знал, но заливал он ее постоянно. Так что жили Захарычевы на одну материнскую зарплату, которой явно не хватало. О таких людях тогда говорили, что они только и делают, что сводят концы с концами.

Но на праздники, независимо от количества денег, в каждой семье готовились пироги и еще что-нибудь вкусненькое. Вот и в этот раз перед праздником Великой Октябрьской революции в печках зарумянивались разномастные пироги, заготавливались консервы, колбасы, сыр и, конечно, спиртное. Да, совсем забыл о селедочке, которую с лучком и постным маслом выставляли на середину стола.

Но все это позже, а пока наши друзья в первый раз проходят в школьной праздничной колонне мимо высокой трибуны, с которой их приветствуют и поздравляют с праздником взрослые начальственные дяди. Они машут им шляпами, и дети искренне радуются и восторженно кричат «ура а а а».

А за детьми идут тысячи взрослых, которые также искренне кричат трибуне «ура» и спешат после демонстрации к праздничным столам. Некоторые взрослые так и не доходят до праздничных столов, так как вытрезвители в праздничные дни работают на полную мощность.

Вот в одном из таких вытрезвителей и умер Гошин отец, Виталий Николаевич. 8 ноября вместе с Надеждой Павловной и Гошей он шел в гости к своим родственникам. Пока Надежда Павловна с Гошей покупали в магазине соевые шоколадки для детей, к Виталию Николаевичу подъехала милицейская машина, и, без лишних слов, милиционеры подхватили его под руки и бросили в фургон. Бросили так сильно, что он стукнулся головой о противоположную стенку. Вытрезвитель находился в подвальном помещении, и, если милиционеры сходили в подвал по ступенькам, то подвыпивших горожан вниз спускали по железному желобу прямо на бетонный пол. В заключении врачей говорилось о том, что умер Виталий Николаевич от разрыва сердца. Может быть, это и так, потому что свое сердце Виталий Николаевич за свои сорок восемь лет изрядно износил. На его долю выпало слишком много испытаний: и отречение от церковного сана, и скитания с семьей по городам и весям нашей необъятной страны в поисках работы, и постоянные косые взгляды сослуживцев, которые рано или поздно узнавали о его происхождении и церковной службе.

Но Надежда Павловна была уверена в том, что его убили в вытрезвителе, и эта уверенность передалась всем родным и близким Виталия Николаевича. Доказать причастность милиционеров к смерти Виталия Николаевича было невозможно, но достойно проводить его в последний путь вышли тысячи горожан.

Маленький Гоша сидел в кабине американского студебеккера, в кузове которого стоял гроб с телом его отца. Гоша еще не понимал всей трагичности происшедшего, но звуки, вырывавшиеся из медных труб, тревожили его сознание. То ли от холода, то ли от нервного напряжения тело его предательски дрожало. Оркестр играл похоронный марш, и похоронная процессия медленно двигалась вслед за машиной. Путь был не близким, так как кладбище находилось у самого вокзала, и чем ближе к кладбищу приближалась процессия, тем больше народу в нее вливалось.

На кладбище было сказано много хороших слов об отце, и Гоша никак не мог понять, почему, говоря такие хорошие слова, люди горестно вздыхают и вытирают катящиеся по щекам слезы.

И только когда гроб опустили в могилу и стали засыпать землей, Гоша понял, что больше никогда не увидит своего папу. Он попытался вырваться из рук старшей сестры, потом уткнулся носом в ее бок и слезы хлынули из его глаз.

Для Гошиной семьи это была невосполнимая утрата не только потому, что Виталий Николаевич был единственным кормильцем, но и потому, что Надежде Павловне было очень тяжело адаптироваться в новой ситуации. Взрослые дочери уже вылетели из родительского гнезда, и Надежда Павловна, никогда до этого не работавшая, осталась одна с двумя сыновьями и кучей нерешенных проблем.

Гоша, как мог, успокаивал убитую горем маму и в школе появился только через неделю. Одноклассники с пониманием отнеслись к Гошиному горю, кто-то угощал леденцом, кто-то дарил карандаш или незамысловатую открытку, кто-то просто пытался подбодрить. А Витя, Игорь и Олежка подарили Гоше книжку «Капитан Сорви Голова», хотя Гоша и понимал, что инициатором этого подарка был начитанный Витя.

После уроков Ольга Павловна попросила его задержаться, и, когда ученики покинули класс,

обратилась к нему с такими словами: «Гоша, потеря папы – это большое горе, но ты должен понять, что жизнь продолжается и тебе сейчас необходимо сделать все, чтобы радовать свою маму успехами в учебе. Я хочу, чтобы ты поскорей догнал своих одноклассников по школьной программе, и я тебе в этом обязательно помогу».

Гоша поблагодарил Ольгу Павловну и обещал ей хорошо учиться.

Месяц пролетел незаметно, приближался Новый 1954 год и люди готовились к его достойной встрече. Первым делом покупались и украшались красавицы-елки. В одних семьях на елках развешивались красивые стеклянные шары, связки бус и серебристых дождиков, в других семьях – самодельные игрушки, вырезанные из цветной бумаги и картона.

Подарки тоже были разными. У одних это были подарки в красивых упаковках, купленные в магазинах, у других – самодельные пакеты, в которые укладывались недорогие леденцы, печенье и пряники, орехи, один мандарин и две-три шоколадных конфеты. В ходу были и соевые шоколадки.

В спортивном зале школы была установлена большая елка, школьники готовили номера художественной самодеятельности. Кто-то прознал про то, что Гоша знает много песен, и председатель Совета дружины обязал его выступить с какой-нибудь песней. Гоша, немного смутившись, спел под аккомпанемент баяна:

Гулял я в парке по утру

и песню напевал.

Вдруг у разлапистой сосны

кормушку увидал.

Синички клювами стуча,

мечтали о весне

И подпускали ребятню

к разлапистой сосне.

И удивлялись малыши

подобным чудесам,

И благодарность малышей

читалась по глазам.

Какой же добрый человек

кормушку смастерил

И аппетита пожелал,

и птичек накормил.

Кому-то слезы иссушил,

кого-то подбодрил,

А с кем-то лучик доброты

по-братски разделил.

Он впервые пел перед такой большой аудиторией, ему громко хлопали, а Ольга Павловна похвалила его, сказав, что спел Гоша очень хорошо.

После концерта был общий хоровод вокруг елки, вручение новогодних подарков и проводы на зимние каникулы.

Ура, первые каникулы и череда новогодних елок с вкусными подарками и веселыми самодеятельными концертами.

Первым к себе на елку пригласил Игорь. В их большой комнате стояла широкая пушистая елка, на которой висели искрящиеся шары и разноцветные гирлянды. Рядом с елкой разместились игрушечные Дед Мороз и Снегурочка, а между ними волшебный сундучок. Кроме Олежки, Вити и Гоши были приглашены две соседских девочки и один мальчик.

Елена Владимировна поздравила детей с Новым годом и приступила к зажжению свечей, которые были закреплены на елке. Лампочки под абажуром погасили, и комната озарилась мерцающим светом свечей, что придало празднику своеобразную волшебность.

Вдруг в дверь кто-то постучал и, получив разрешение, в комнату вошел настоящий Дед Мороз. Остановившись возле елки, он внимательно осмотрел детей и басовито сказал: «Здравствуйте, дорогие дети».

Дети, словно воды в рот набрали. Они испуганно смотрели на Деда Мороза и не решались вымолвить и слово. Видя замешательство детей, Елена Владимировна пришла им на помощь и попросила Деда Мороза что-нибудь спеть. Дед Мороз затянул «В лесу родилась елочка …», взял детей за руки, образовав своеобразный хоровод, и дети, услышав знакомые слова, стали подпевать Деду Морозу.

От растерянности не осталось и следа, всем стало весело и уютно в этой освещенной свечками комнате. Даже замкнутый Витя решился и рассказал стихотворение про зиму:

Уже речное сковано теченье,

Уже зима в свой полог приглашает.

Земля – трудяга с чувством облегченья

Под покрывалом снежным засыпает.

Ей снится небо с радугой на туче,

Ей снятся шорохи листвы зеленой.

И слышен жизни родничок певучий,

И день встречает хаткой побеленной.

Отголосилась щедрая природа,

Взяв под свою охрану сновиденья,

И украшает жизненные своды

Штрихом бессмертья мудрости знаменье.

Все дети дружно захлопали, а Дед Мороз вытащил из сундучка подарок и вручил его Вите.

Затем выступила одна из приглашенных девочек, которую звали Таня. Она рассказала стихотворение про зайку:

Заяц русый присмирел,

Шубку белую одел.

Снега нет, никто неволен

Зайца скрыть в открытом поле.

Жмется бедненький к землице,

Рядом хитрая лисица

Машет рыженьким хвостом,

Видит зайца за кустом.

Но зайчишка изловчился

И по полю припустился.

Добежать бы до лесочка,

Там спасет любая кочка.

Ай, да зайка молодец.

Вот и песенке конец.

Дети снова радостно захлопали в ладоши. Дед Мороз и Тане вытащил из сундучка красивый подарок.

Так, по очереди выступили все присутствующие, и каждый ребенок получил подарок из волшебного сундучка.

В заключение Дед Мороз поблагодарил детей за хорошие стихи и танцевальные номера и заспешил к другим детям, чтобы успеть поздравить с Новым годом и их.

Елена Владимировна угостила детей чаем с вкусным тортом и сладкими пирогами, дала каждому по конфетке «Мишка на севере» и проводила их во двор к большим снежным сугробам и высокой ледяной горке.

Конфеты были тут же съедены, мальчишкам не терпелось открыть поскорее подарочные пакеты и заглянуть в них. Интересно, что за вкусности скрываются за красочной оберткой.

Но стойкий Витька и дисциплинированный Гоша решили донести подарки до дома, а вот нетерпеливый Олежка по дороге домой съел из подарка самое вкусное, за что на него очень обиделась его сестренка.

Гошина мама решила в этом году гостей не приглашать, но приготовленные подарки Гоша, как мог торжественно, вручил своим друзьям.

У Олежки всех гостей перепугал вернувшийся домой отец. Вернулся он, как всегда, «на бровях» и прямо с порога выдал таким трехэтажным матом, что детишек, как ветром сдуло. Одевались они уже в коридоре, так и не получив новогодних подарков.

В общем, новогодние праздники проходили по-разному, но, в основном, весело и интересно, а, самое главное, откровенно и просто.

Кроме того, были еще елки в Домах и Дворцах культуры. Самой запоминающейся и красивой была елка во Дворце пионеров. Там, кроме подарков и хоровода, детям предлагались всевозможные аттракционы, веселые розыгрыши и, наконец, сказки в таинственной комнате, куда малышей приглашала добрая Арина Родионовна.

Большинство родителей старались приобрести для детей билеты на елку во Дворец пионеров.

Этот Дворец находился метрах в трехстах от Гошиного дома, и он уже с трех лет стал посещать дворцовые елки. Но, если раньше он ходил в сопровождении своего брата, то в этом году он пошел на елку один, точнее со своей соседкой Таней, которая училась тоже в первом классе, но в другой школе.

На входе их встретили контролеры с комсомольскими значками на груди. Пропуская Гошу с Таней в зал, один из них напомнил им о том, чтобы по окончании праздника они не забыли получить подарки. Но об этом ребятам напоминать было не нужно. Они крепко держали в руках свои билеты с купонами для подарков, и никакая сила не смогла бы эти билеты у них отобрать.

В зале стояла большая-пребольшая елка, вокруг которой суетились нарядные и радостные дети.

В назначенный час на трибуне появилась ведущая, которая торжественно объявила о прибытии Деда Мороза и Снегурочки.

И действительно, в зал важно вошли Дед Мороз и Снегурочка, а за ними появились волки и медведи, лисы и зайцы, белки и ежики, обезьянка и доктор Айболит, клоуны и акробаты. И если Дед Мороз со Снегурочкой проследовали к самой елке, то зверюшки и клоуны растворились среди детей.

Подойдя к елке, Дед Мороз обратился к Снегурочке: «Снегурочка, а почему у нас до сих пор елка не светится своими огнями»?

«Дедушка Мороз, она ждет Вашей команды» — ответила ему Снегурочка.

«Ну что ж, — воскликнул Дед Мороз, — тогда, раз, два, три, елочка гори».

И по его команде на елке вспыхнули разноцветные огни, все дети очень обрадовались, и Дед Мороз поздравил всех с наступившим 1954 годом.

Наступил год больших перемен, год новой эры в истории нашей страны. Уже в то время повеяло весенней оттепелью с надеждой на полноценную свободу мыслей и лучшую жизнь.

Но об этом ни Гоша, ни его друзья еще не догадывались, по их мнению, им было и до этого свободно и хорошо.

Год перемен

Новогодние праздники быстро прошли, а с ними закончились и зимние каникулы.

Собрав ранцы и портфели, наши друзья вновь направились в школу, чтобы встретиться со своими одноклассниками и Ольгой Павловной.

Первый урок Ольга Павловна начала с того, что предложила ребятам рассказать о том, как они провели свои первые каникулы.

Рассказы ребят, в основном, были очень похожи один на другой. Все говорили о новогодних елках и подарках, о Деде Морозе и Снегурочке. Кто-то вспомнил про высокую горку, которая стояла в их дворе, кто-то рассказал о залитом старшеклассниками катке, на котором они с удовольствием катались. А Петька Добрынин поведал о том, что получил свистульку из рук самого Деда Мороза за то, что помог ему донести мешок с подарками от саней до самой большой елки, которая стояла на главной площади города.

Мальчишки, конечно, не поверили Петькиным словам, но на перемене, когда он всем показал свистульку, их сомнения быстро развеялись. И только умный Витька недоверчиво произнес: «Да таких свистулек можно сколько угодно купить на городском рынке».

Услышав такие обидные слова, Петька подскочил к Витьке и повалил его на пол.

Досталось бы Витьке по первое число, если бы не помощь друзей. Отодрав Петьку от поваленного Витьки, Гоша и Игорь успокоили одного и укоризненно пожурили другого.

На время этот конфликт был улажен, но неприязнь Витьки к Петьке стала еще ощутимей. Витька терпеть не мог врунишек, а Петька от других одноклассников как раз и отличался своим враньем.

Однажды он договорился до того, что назвал Добрыню Никитича своим дальним родственником.

Некоторые тогда ему поверили, но только не Витька. Он то точно знал, что этого не может быть.

Уже в феврале в школе стали поговаривать о том, что в новом учебном году мальчики будут учиться вместе с девочками. Эти разговоры не оставили равнодушными и наших первоклассников.

Гоше, например, очень понравилась идея совместного обучения, а вот Витька и поддержавший его Олежка были категорически против.

«Учиться с девчонками, да ни за что» — говорил Олежка.

Слушая своих друзей, Игорь больше молчал, так как эта проблема его не задела. Ему было все равно, с девчонками или без них.

На летние каникулы мальчишки ушли с пониманием того, что 1 сентября им придется пойти в другую школу и учиться вместе с девчонками.

Витка на каникулы остался в городе, Олежку родители отправили к своим родственникам в деревню, а Гоша и Игорь поехали в пионерские лагеря. Игорь был отправлен в лагерь имени Буденного, а для Гоши приобрели путевку в лагерь «Орленок». Находились лагеря в километре друг от друга, и добираться до них пришлось сначала вверх по Волге на теплоходе, потом от пристани пешком. И если до Орленка было всего четыреста метров, то до лагеря имени Буденного Игорю и его новым знакомым пришлось идти больше километра.

Впервые в жизни мальчишки надолго остались без родительского присмотра, хотя пионервожатые присматривали за ними не менее внимательно. Игорь сразу же заскучал по маме и никакие игры не могли вывести его из скучного состояния. Гоша же, наоборот, с головой окунулся в лагерный распорядок дня и пытался активно участвовать во всех проводимых там мероприятиях. Он гонял с мальчишками футбольный мяч, бегал какие-то эстафеты, учился плавать в лесном озере и даже попробовал покурить. После первой затяжки голова у него закружилась, ноги стали ватными, а рот наполнился каким-то горьким, неприятным привкусом. Он выронил сигарету изо рта и поспешил к водопроводному крану, чтобы как следует прополоснуть рот. Курить ему как-то сразу расхотелось, и он больше не пытался ускорить процесс взросления через курение сигарет.

Неделя пролетела незаметно, и в воскресенье в лагеря потянулись родители. Игорь так расплакался, что Елене Владимировне ничего не оставалось делать, как забрать его с собой.

Гоша же выбежал к маме веселым и жизнерадостным. Сидя с ней и уплетая за обе щеки привезенные мамой пирожки и конфеты, Гоша все время порывался убежать от нее к своим приятелям по отряду. Надежда Павловна хоть и обиделась на Гошу, но уезжала из лагеря успокоенной, так как видела, что Гоше в лагере нравится.

А Гоше, действительно, очень нравилось в пионерском лагере. У него появились новые приятели, он научился ходить по маршруту, гонять сносно футбольный мяч и даже играть на пионерском горне. Да, да, он научился играть на пионерском горне. На это он затратил уйму времени и, главное, терпения. Лагерный горнист Николай, закончивший в этом году седьмой класс городской школы, долго не хотел давать в Гошины руки горн, но после долгих уговоров и настойчивого Гошиного приставания все же позволил Гоше немного подудеть. Именно подудеть, потому что от Гошиных стараний из сверкавшего медью горна, кроме каких-то хриплых звуков, ничего не вырывалось. Но Гоша не хотел просто так сдаваться, да и Николай, видя Гошины старания, все же показал ему, как необходимо сложить перед игрой губы, как во время игры помогать себе языком. И Гоша заиграл: «Встав а й, встав а й, кровати заправл я й, на улицу выскакивай, зарядку выполн я й».

А потом он научился играть и другие сигналы: «Бери ложку, бери хлеб и садись ты за обед, нету ложки, нету хлеба, оставайся без обеда» или «Спать, спать по порядку, пионерам и выжатым».

В середине смены Николай стал ему полностью доверять, и Гоша с помощью горна будил лагерь и приглашал его в столовую, объявлял торжественный сбор и укладывал спать. При этом он так прочувствовал свою значимость, что даже походка у него изменилась, и голос стал значительно взрослей, басовитее что ли. Он уже не бегал по лагерю, задрав голову, и не торопился занять свое место в столовой, чтобы заполучить самую полную кружку компота. Он важно вышагивал по лагерным дорожкам, и мальчишки подобострастно приветствовали его, а девчонки пытались даже заигрывать.

В общем, Гоша стал знаменитостью местного значения, за что и получил по полной программе от одного из мальчишек старшего отряда. Получилось так, что этот старшеотрядник проходил мимо Гоши в тот момент, когда Гоша поднял горн и заиграл сигнал на ужин. Тот так испугался, что отскочил в сторону, потом пришел в себя, подошел к Гоше и дал ему смачную оплеуху. Гоша вместе со сверкающим медью горном завалился на газон и уже с земли рассмотрел кулак, который показывал ему старшеотрядник.

После ужина Гоша рассказал о случившемся Николаю, и тот «по-хорошему» поговорил со старшеотрядником. От этого разговора по душам у старшеотрядника, почему-то, заплыл глаз и немного распух нос. Кроме того, он стал уважительно относиться к Гоше.

Приехавшей на очередной родительский день маме, Гоша без промедления показал свое мастерство, чем всполошил весь пионерский лагерь. Всполошишься тут, когда среди бела дня вдруг раздается сигнал «Спать, спать ….».

Мама, конечно же, похвалила Гошу, накормила его привезенными вкусностями и, понимая его стремление поскорей убежать к своим отрядным приятелям, поспешила на пристань.

Во вторник к ним в лагерь приехали буденовцы, команда из лагеря имени Буденного, и начались соревнования двух лагерей: футбол и волейбол, настольный теннис и городки, различные эстафеты и лазание по канату. А вечером, после ужина у большого костра состоялся совместный концерт художественной самодеятельности, в котором участвовал и Гоша. Он громко спел песню «Орленок, орленок …..», уж очень она ему нравилась. Проводив гостей, лагерь еще долго не мог угомониться. Даже после отбоя, уже лежа в кроватях, мальчишки и девчонки с азартом вспоминали прошедшие соревнования и свою, для кого-то первую победу.

После обсуждения Гоша крепко уснул, и приснился ему сон, будто стоит он на воротах одного из лучших городских стадионов, а старшеотрядник пытается забить ему гол, но Гоша в прыжке берет коварный мяч, и трибуны рукоплещут ему. Они кричат разными голосами: «Молодец, Гоша, ты настоящий вратарь».

А наутро его разбудила старшая пионервожатая, и он снова заиграл: «Вставай, вставай …….».

И вот, смена подошла к концу, ребят привезли в город, и они бурно и долго прощались друг с другом. Наконец, старшая сестра оторвала Гошу от своих новых знакомых и привела домой.

Но каникулы на этом не закончились, они продолжились уже в городе, который приготовил ребятам новые сюрпризы.

Новые сюрпризы

Первым сюрпризом для Гоши было появление в их дворе новой девчонки, которую звали Галей, и приехала Галя со своими родителями из какого-то южного города.

У Гали была длинная тугая коса, большие голубые глаза и длинные-предлинные ресницы, которыми она постоянно хлопала, глядя на окружающих. И вообще, своим загаром и яркими одеждами она отличалась от всех девчонок Гошиного двора.

Девчонки как-то сразу невзлюбили Галю, а, может быть, просто завидовали ей, поэтому, выходя во двор, она одна прыгала через скакалку или играла со своим разноцветным резиновым мячом.

Гоша сначала издали наблюдал за Галей, потом отважился и подошел к ней.

«Здравствуй, — сказал Гоша, — меня зовут Гоша, а тебя как»?

Галя искоса посмотрела на Гошу, но, заметив на его лице открытую улыбку, произнесла: «А меня зовут Галя».

«А почему ты играешь одна»? — спросил Гоша.

«Просто девчонки не хотят со мной играть» — ответила Галя.

Гоша еще раз внимательно посмотрел на Галю, потом предложил: «А давай играть вместе».

«Давай» — сказала Галя и бросила ему мяч.

Так подружились Гоша и новая девочка Галя, приехавшая с родителями из какого-то южного города.

Вторым сюрпризом было то, что Олежкиного отца посадили в тюрьму за то, что тот порезал в драке своего собутыльника. Как ни велико было горе, но соседи были рады тому, что Олежкина семья хоть какое-то время отдохнет от бузотера, да и Олежкина мама вздохнула спокойней. А вот Олежка стал еще замкнутей и непредсказуемей.

А третьим сюрпризом было известие о том, что ребят переводят в новую школу, в которой они будут заниматься вместе с девчонками. Более того, уже со второго класса они будут изучать в ней английский язык.

Начитанный Витька очень обрадовался известию о том, что иностранный язык они начнут изучать уже в этом году. Это известие, в какой-то мере, уменьшило его нежелание учиться с девчонками, но только в какой-то мере.

Олежке вообще не очень-то хотелось идти в школу, а Игорь воспринял новое известие, как свершившийся факт, на который он никак повлиять уже не мог.

Гоше, наоборот, захотелось быстрей пойти в новую школу и показать всем, как он умеет играть на горне. Он уже всем своим друзьям рассказал об этом.

Новая школа находилась еще ближе от дома, где жили Гоша и Игорь, ближе она была и к Витькиному дому, а вот от Олежкиного дома до новой школы стало ходить немного дальше.

И вот наступило 1 сентября 1954 года. В отличие от прошлогоднего солнечного, этот день был пасмурным и серым. С ночи заморосил неприятный дождь, который не прекратился и утром, да и ветер с Волги настырно пытался залезть прохожим под их нарядные одежды.

Родители, вместе со школьниками торопливо прошлись до школы, где в коридоре состоялась торжественная линейка, на которой, кроме приветственных слов директора, ребята услышали внушительную речь представителя ГОРОНО. Тот с запрокинутым кверху носом пел здравицы коммунистической партии и говорил о новых временах и той свободе, которая позволит ученикам раскрыть свои таланты и способности.

Отдохнувшим за лето ученикам хотелось поскорей пройти в пахнущие свежей краской классы и пообщаться с одноклассниками, а представитель все говорил и говорил. Наконец он, тряхнув торжественно головой, с пафосом произнес: «Да здравствует коммунистическая партия Советского Союза», что с воодушевлением было принято присутствующими. Учителями и родителями потому, что так было положено, а учениками потому, что наконец-то закончилось выступление ретивого оратора.

Классные руководители стали разводить шумных учеников по классам, а взволнованные родители заторопились за ними.

Гоша со своими друзьями попал во второй А класс, классным руководителем которого была Галина Владимировна, женщина лет тридцати-тридцати пяти с копной светлых волос и голубыми-голубыми глазами.

Первым делом Галина Владимировна рассадила учеников за парты.

Гошу посадили за третью парту среднего ряда вместе с девочкой Таней, которая была на елке у Игоря. Витьке в соседки досталась не хилая девочка Лена, и посадили их за вторую парту правого ряда. Галя, которая приехала из южного города, вместе с Игорем разместилась за ними, а Олежка сидел на четвертой парте левого ряда и косо смотрел на свою новую, очень упитанную соседку Надю, фамилия которой никак не соответствовала ее внешности. Капля – не фамилия, а не пойми что.

Усадив всех учеников, Галина Павловна сообщила о том, что будет преподавать им английский язык. Причем на уроки английского языка класс будет разбиваться на три группы по восемь человек, и у каждой группы будет свой преподаватель. Это известие было выслушано учениками с некоторым недовольством, но Галина Владимировна пояснила, что при таком разделении преподаватели смогут больше времени уделять индивидуальной подготовке учеников. После таких слов ученики немного успокоились, хотя смысл этого высказывания поняли не все.

Ознакомив класс с расписанием занятий, Галина Владимировна отпустила учеников по домам, чтобы они успели подготовиться к завтрашним занятиям.

Но готовиться к завтрашним занятиям почему-то не хотелось, друзья спустились к Волге и стали обмениваться информацией о том, как они провели лето.

Южанин Витька

Витька, оказывается, сумел съездить с родителями в Судак. Когда он об этом сообщил, Олежка чуть не упал со смеху. Смеясь, он показывал пальцем на Витьку и приговаривал: «В судак, г г, он съездил в судак. Ты что, в рыбе побывал, г г? Ну, совсем чокнулся».

«Ничего я не чокнулся, – обиженно сказал Витька, — просто на юге есть такой город Судак. Там тепло, там море и много-много фруктов».

«Иди ты», — усомнился Игореха.

«Не иди ты, а точно, – воскликнул Витька, — там такое теплое море, а еще груши всякие, виноград, персики».

Гоша сглотнул предательскую слюну и спросил: «Неужели там так много фруктов»?

«Да там их завались, – ответил Витька, — на каждом углу только и слышишь: «Каму груши, каму арехи, каму хурму».

«Хурму, а это что такое»? – спросил Олежка, сглотнув слюну побольше Гошиной.

«А это фрукт такой, – ответил Витька, — сочный фрукт, вот только рот вяжет».

Слюни у ребят потекли с новой силой. Поборов слюну, Игореха сказал: «Если рот вяжет, так ты бы и не ел».

«Не ел, как же ее не есть, если она вкусная, – произнес Витька, — не вся хурма рот-то вяжет».

«Ну, если не вся, тогда, конечно, — согласился Гоша, — тогда лучше есть».

После этих слов ребята о чем-то задумались, глядя на пробегающую мимо водную гладь и мазутные пятна, переливавшиеся на солнце всеми цветами помутненной радуги.

О чем они думали, что себе представляли?

Тишину потревожил Гошин голос: «Что это вы вдруг затихли. Витьке завидуете, что ли»?

«Ничего я не завидую, – тихо сказал Игореха, — просто, мне тоже захотелось на юг».

«Ты то еще съездишь, – грустно произнес Олежка, — твоя мама тебя обязательно отвезет».

«Ты тоже не грусти, — подбодрил Олежку Витька, — может и тебе удастся увидать море».

«Конечно, удастся, — поддержал его Гоша, — может, еще вместе съездим туда».

За беседой они не заметили, как пролетело время. Солнце уже начало клониться к горизонту и Витька произнес: «Меня уже, наверное, мама заждалась».

И все заторопились домой, договорившись о том, что завтра, после уроков они снова придут на берег Волги, и Игореха расскажет ребятам о том, как он провел летние каникулы.

Сегодня, действительно, каждый из них позавидовал Витьке, и у ребят затаилась еще одна маленькая мечта о теплом море и изобилии фруктов, которых они никогда не видели, но теперь очень-очень захотели.

Засыпая, каждый из них по-своему увидел море и экзотический фрукт под названием «хурма».

И, если у Гоши картинки моря быстро сменились маминой улыбкой, то Олежкин сон резко прервал образ пьяного отца, который грозил ему своим кулачищем откуда-то издалека.

Игореха – покоритель деревни

На следующий день, после уроков ребята опять пришли на берег Волги, и Игорь рассказал о том, как вернулся с мамой из лагеря, потому что ему не понравился ранний подъем и жизнь по командам.

«Только как следует заснешь, а тут тебе сигнал горна, – жаловался Игореха, — накроешь голову подушкой, так пионервожатая прицепится».

«А разве плохо всем вместе вставать»? – возразил ему Гоша.

«Может быть и хорошо, — сказал Игореха, — но мне по утрам хочется спать».

«А как же ты сейчас встаешь»? – спросил его Витька.

«Сейчас приходится вставать, потому что в школу идти надо», — ответил Игореха.

«Да, тяжело тебе Игореха», — пожалел его Олежка.

«А ты его не очень-то жалей, — произнес Гоша, — он и в школу идет – спит, и в школе спит».

«Ничего я не сплю, — возразил Игореха, — если ты ржешь по всяким пустякам, то я так не могу. Хохотун хренов».

«Ну, ты не очень-то, — вспылил Гоша, — а то ведь и схлопотать можешь».

Видя обострение ситуации, Витька поправил на носу очки и воскликнул: «Ну, хватит вам. Чего из-за ерунды цепляться. Игореха, расскажи-ка ты лучше, чем потом занимался»?

Игореха еще несколько мгновений недовольно посопел, потом продолжил свой рассказ:

«Две недели я слонялся по опустевшему двору, потом мне стало так скучно, что мама увезла меня с собой в деревню. Мы сняли комнату в избе у одной старушки и жили там целых три недели. Вот это было здорово. Я познакомился с деревенскими мальчишками, мы купались в лесном озере, ходили в лес за ягодами, вставали в три часа ночи и на пруд».

«А как же сон? — спросил Олежка, — ведь ты же любишь поспать».

«Какой сон, когда вот такие караси клюют на пруду», — ответил Игореха, руками показав размер карасей, — знаешь, сколько я там наловил, штук пятьдесят».

«За один раз»? – вытаращив глаза, спросил Гоша.

«Конечно, нет, – ответил Игореха, — это за все время».

«Молодец, — похвалил Витька, — а ты что, всех карасей там и съел»?

«Да, нет – произнес Игореха, — я несколько штук завялил и привез домой, только они вяленые не вкусные. Вот тушеные в сметанке они классные».

«А ты, что, сам и тушил»? — с подозрением спросил Гоша.

«Скажешь тоже, — возмутился Игореха, — вот бабушка, у которой мы жили, здорово их тушила. А какое топленое молоко она делала, вот с такой пенкой» — и Игореха показал приятелям толщину пенки.

Толщина пенки ребятам показалась внушительной, и они, не сговариваясь, проглотили слюни.

Заметив это, Игореха распалился совсем: «А еще по утрам бабушка собирала у кур яйца и делала вот такенный омлет» — и Игореха показал толщину омлета.

Толщина омлета сразила пацанов наповал.

«И ты его весь съедал»? — заикаясь, спросил Олежка.

«Ну, зачем же весь, — гордо ответил Игореха, — немножко я и маме оставлял».

«Вот-вот, — возмутился Витька, — немножко маме. Жадина ты, Игореха».

«Кто, я, жадина, — больше Витьки возмутился Игореха, — щас как дам по очкам, так будет тебе жадина».

Гоша быстро встал между Витькой и Игорем: «Хватит вам ругаться. Мы что, сюда драться пришли»?

«Да я ничего, — стал оправдываться Витька, — это все он, карась вяленый».

«Сам ты карась», — огрызнулся Игореха.

«Ну, хватит вам, — грозно сказал Олежка, — или ты продолжаешь рассказывать, или расходимся по домам».

Игорехе очень хотелось продолжить свой рассказ, поэтому он тут же успокоился и заговорил:

«А самое интересное было в ночном».

«В каком еще ночном»? – спросил, еще не отошедший от перебранки, Витька.

«На ночь деревенские ребята уводят в луга лошадей, — сообщил Игореха, — это и называется у них ночным».

«И ты тоже с ними ходил в ночное»? — с интересом спросил Олежка.

«Конечно, ходил, — с пафосом произнес Игореха, — знаете, сколько раз мне приходилось скакать на коне»?

«Откуда же нам знать», — воскликнул Гоша.

«Да, не тяни ты», — поторопил Игореху Витька.

«Я и не тяну, — огрызнулся Игореха, — раз десять я садился на коня и скакал на нем в ночное. Скачешь на коне, только ветер свистит в ушах. Красотища».

«Да, — воскликнул Гоша, — на коне – это здорово».

«Не то слово, — разошелся Игореха, — одно дело днем скакать, а другое ночью. На небе полно звезд, а дороги не видать».

«И в такой темноте ты скакал»? – спросил Витька.

«Конечно, скакал», — вздернув нос, произнес Игореха.

«Повезло тебе, Игореха, — воскликнул Олежка, — вот бы мне, хоть разок, прокатиться на коне».

«Прокатиться, — с издевкой передразнил Олежку Игореха, — это на телеге можно прокатиться, а в седле скачут, а не катаются».

Олежка хотел было сказать что-то неприятное, но Витька во время задал свой новый вопрос: «А не страшно было одним в ночном поле»?

«Вообще-то, нет, – ответил Игореха, — мы разжигали большой костер, садились вокруг него и рассказывали по очереди разные интересные истории».

«А нам ты расскажешь чего-нибудь интересное»? — вновь спросил Витька.

«При дневном свете не интересно рассказывать, — возразил Игореха, — в темноте, это да».

«Тогда давайте соберемся как-нибудь вечером, — предложил Гоша и тут же спросил у Игорехи, — обещаешь рассказать, если мы соберемся»?

«Конечно, расскажу, — согласился Игореха, — историй этих у меня целая куча».

На том и закончилась сегодняшняя беседа наших мальчишек, да и к завтрашним урокам надо было готовиться.

Училась наша четверка по-разному. Если Витька и Гоша учились на четверки и пятерки, то у Игорехи бывали и троечки, а Олежка успел нахватать уже и двоек. И все по английскому языку.

Во-первых, не повезло ему с учительницей, которая вела их группу. Роберта Давыдовна, в отличие от Галины Владимировны, была строгой и через чур принципиальной учительницей. Некоторым ученикам частенько от нее доставалось то указкой, то линейкой. К числу таких учеников относился и Олежка. С первых дней он невзлюбил Роберту Давыдовну, прозвал ее Черницей не то за цвет ее смоляных волос, не то за крутой нрав, а, может, за все вместе.

Отсюда следует и вторая причина его плохой успеваемости, так как вместе с учительницей он не стал уважать и английский язык.

Свои неудачи Олежка частенько срывал на соседке по парте, то тыкая в ее бок локтем, то дергая за худосочную косу, а то надсмехаясь над ней: «Капля, Капля – крикливая цапля».

Почему «крикливая», он и сам бы не смог объяснить. На все его проказы Надя только улыбалась или отходила в сторону, не проронив ни слова.

Не складывались отношения и у Гали с Игорехой. Не складывались потому, что Игореха вообще не уважал девчонок. Его пренебрежительное отношение к ним перекинулось и на Галю. Он словно не замечал ее, а если взгляд все же пробегал по Гале, то лучше бы его и не видеть.

Витька с Леной вообще не конфликтовали, потому что Витька был равнодушен к девчонкам, а Лена иногда списывала у него контрольные задания, так что сердиться на Витьку она не могла.

Вот у Гоши с Таней складывались самые добрые отношения. Они оба были очень общительными и компанейскими. Эта общительность вынуждала Галину Владимировну делать им замечания во время уроков, на что они тут же реагировали, но через некоторое время опять начинали общаться.

В общем, это был обычный класс обычной городской школы, в котором доброе уживалось со злым, радостное с грустным, а умное с глупым.

А Олежка-то, оказывается молоток

На следующий день настала очередь Олежкиного рассказа. Он долго упирался, но, в конце концов, ребята уговорили его, и он начал свой рассказ: «В общем, увезла меня сестренка к моей бабушке по отцовской линии в рабочий поселок под названием Крапивино. Несколько дней я вообще не выходил из дома, а когда бабушкины причитания мне надоели, я сначала вышел на крыльцо, потом решил пройтись в сторону речки, о которой мне рассказывала бабушка. Называли речку Теплая канава, потому что вода в ней действительно была теплой, так как на ее берегу стояла ТЭЦ, которая работала на торфе».

«Послушай, Олежка, – перебил его Гоша, — а что такое ТЭЦ»?

«Я сам не помню, как расшифровывается это, — признался Олежка, — но то, что там вырабатывается электричество, это точно».

«Наверное, это электростанция», — предположил Витька.

«Может и электростанция, — согласился Олежка, — так вот, подошел я к этой Теплой канаве, а там местных ребят полным полно. Купаются, верещат, как поросята. Я тоже решил искупаться. Разделся, сложил рубашку с брюками на песок и занырнул в теплую воду. Выхожу из воды, ни рубашки, ни брюк на песке нет. Оглянулся я по сторонам и вижу только настороженные глаза пацанов, да любопытные взгляды девчонок. Попытался я расспросить их о своей одежде, но никто ничего не заметил. Так и пришлось мне тогда в трусах домой возвращаться. Все бы ничего, но в кармане брюк у меня была классная битка для расшибалки (игра на деньги, когда с помощью битки старались перевернуть монетку с орла на решку), бронзовая с насечкой на ребре. Помните, я вам ее показывал в прошлом году. Этой биткой я не один рубль выиграл в расшибалку».

«Да, классная была битка», — подтвердил Игореха, постоянный Олежкин напарник по расшибалке. Но, если Олежка чаще всего выигрывал, то Игореха проигрывал почти каждый раз.

Ребята искренне посочувствовали Олежке, и только Витька, ярый противник азартных игр, сказал: «Ну, и черт с ней, с этой биткой. На деньги играть нехорошо».

Олежка осуждающе посмотрел на Витьку и произнес: «Тебе, Витька хорошо, ты на югах фруктами обжираешься».

«Ничего я не обжираюсь, — возмутился Витька, — выходит, зря я вам про юг-то рассказал».

«Олежка, зачем ты Витьку в обжорстве упрекаешь, — заступился за Витьку Гоша, — он же не виноват, что на юге фруктов много».

«Да я и не упрекаю, — воскликнул Олежка, — просто, он меня уже достал с этой игрой. Хорошо, не хорошо».

«Он же не со зла» — сказал Гоша.

«Ладно вам, хорошо – не хорошо, со зла — не со зла, — перебил Гошу Игореха, — дайте Олежке досказать свой рассказ».

Взбодрившись Игорехиной поддержкой, Олежка продолжил свое повествование: «Пришел я в трусах домой, рассказал все начистоту бабушке, а та и говорит: «Не будь раззявой внучек, вокруг не только хорошие люди водятся». Хорошо, что бабушка не выпорола меня за это. Теперь то я точно знаю, что плохих людей тоже хватает».

«Ну, а дальше что», — поторопил его Витька.

«А дальше, — продолжил Олежка, — приметил я одно место, куда работяги пустые бутылки бросали после распития. Собирал я эти бутылки и сдавал в приемный пункт. На полученные деньги покупал себе мороженое и лимонад, которым угощал и некоторых девчонок. А одну из них даже пригласил в местный клуб на утренний сеанс. Показывали там тогда фильм про Тарзана. Ну и ловкий же был мужик».

«Вот, здорово», — с восхищением произнес Игореха.

«Что здорово, что с девчонкой познакомился, или что фильм смотрел», — спросил его Витька.

«Да наплевать мне на девчонок, — воскликнул Игореха, — человек такой фильм посмотрел».

«Так вот, посмотрел я с Анькой тот фильм, ту девчонку Анькой звали, — продолжил Олежка, — иду с ней по улице. Вдруг подваливают к нам три местных пацана, и один из них меня спрашивает: «Эй, лопоухий, тебе что, неприятностей захотелось»? Струхнул я сначала, а потом посмотрел на Аньку и подумал: «Черт с ними, с синяками, зато перед девчонкой не стыдно будет».

Отвечаю я ему: «Не тебе, длинноносый, меня об этом спрашивать». Как взъелся этот пацан и попер на меня с кулаками. Ну, я ему под глаз, а потом и двум его приятелям. Правда, третьему только пинка по зад и успел дать. Отбежали они в сторону и грозят нам кулаками. А Анька взяла меня под руку и говорит: «Пойдем Олеженька отсюда, так им и надо».

«Молодец, — поддержал его Гоша, — действительно, так им и надо».

«А ты, случайно, не загибаешь, — с недоверием спросил Витька, — так прямо троим и надавал»?

Олежка обиженно посмотрел на Витьку, потом с надеждой на Игореху.

Игореха ободряюще ему кивнул, и Олежка продолжил: «Так вот, Анькин длинный язык разнес эту новость по всему поселку. От соседки узнала об этом и бабушка, она взяла меня за ухо и закрутила его, приговаривая: «Не смей больше драться, не смей больше драться. Добром это не кончится. Опозорил бабку на старости лет».

А я бабушку и не думал позорить-то. Я ее так и спросил: «Бабушка, тебе было бы лучше, если бы меня излупили»?

А бабушка мне в ответ: «Пусть только тронут, я им все руки пообрываю».

Вот какая у меня бабушка.

На следующий день возле калитки собралась куча пацанов. Ну, думаю, теперь уж точно изобьют.

Засомневался я, сижу на крыльце, со двора ни ногой. Пацаны постояли, постояли и куда-то ушли. Через час заходит во двор Анька и ласково так спрашивает: «Что это ты на улицу не выходишь? Я то думала, что ты вместе с нами купаться пойдешь». А я ей и отвечаю: «Что-то мне сегодня не хочется никуда идти».

А она меня опять спрашивает: «Уж не испугался ли ты»?

«Кто, я испугался? – закричал я, — кого здесь пугаться-то». А у самого ноги ватные, сердце в пятках колошматит.

«Ну, как хочешь», — говорит мне Анька, поворачивается и к калитке идет.

«Ладно, — кричу я ей, — подожди, я только бабушку предупрежу».

Отпросился я у бабушки, догнал Аньку, и пошли мы на речку. Анька мне чего-то рассказывает,

а в башке моей одна только мысль вертится, когда, думаю, меня бить будут.

Пришли мы на речку, только сели, подваливают к нам пять пацанов. Ну, думаю, все, сейчас начнется.

Один из подошедших спрашивает Аньку: «Этот что ли вчера за тебя заступился»?

«Этот, — отвечает Анька, — это он вчера Пашке с дружками накостылял».

«Молодец, — говорит пацан и хлопает меня по плечу, — а я Вовка, Анькин брат», и протягивает мне руку. У меня словно гора с плеч, пожал я руку Анькиному брату и представился: «Олежка».

«Молодец Олежка», — еще раз похвалил он меня и предложил нам искупаться.

Весь день мы плескались в теплой воде, пока не пришла на речку моя бабушка и не позвала меня на ужин.

С этого дня мы стали играть вместе с Анькиным братом и его друзьями. Несколько раз видел я на речке и Пашку с приятелями, но они в присутствии Вовки не решались ко мне подходить.

Однажды, Вовка пригласил меня поиграть в расшибалку, и пошли мы с ним за поленницу дров, где обычно собирались заядлые игроки. Там я и увидел свою битку в руках известного вам Пашки.

Рассказал я Вовке про то, как пропали на речке мои брюки и рубашка, а вместе с ними и битка, которой я играл уже больше года.

Вовка подошел к Пашке и велел отдать битку мне.

Пашка как завопит: «А чем он докажет, что это его битка. Я ею уже давно играю».

«А чем ты можешь доказать, что это твоя битка»? — спросил меня Вовка.

«А, просто, разрешите мне сыграть с Пашкой один на один, — предложил я, — если выиграет Пашка, битка его, а если я, то битку я заберу».

Вовка посмотрел на Пашку и спросил: «Ну, что, будешь играть»?

Пашке, в окружении пацанов, ничего не оставалось делать, как согласиться на игру.

«Ну и как»? — с нетерпением спросил Витька, который забыл на время о том, что играть на деньги нехорошо.

«Конечно, я выиграл, — с гордостью произнес Олежка, — ведь битка-то, действительно, моя».

«Ну, ты молоток», — с восхищением произнес Игореха.

«Да, Олежка, ты молоток», — в один голос согласились с ним Витька и Гоша.

«Это еще не конец, — воскликнул Олежка, — на следующее утро на бабушкином заборе появились мои брюки и рубашка. Знаете, как я обрадовался».

Олежкин рассказ потряс мальчишек, и они очень уважительно на него посмотрели. Это ж надо, их друг не только наколошматил поселковых, но еще и битку себе вернул.

Гоша и первая любовь

Гоша о каникулах сумел рассказать своим друзьям только в воскресенье, так как неделя была очень трудной. Каждый день им столько задавали по английскому языку, что времени на заучивание правил и слов было явно недостаточно.

Общее настроение в этот день подпортил нудный, мелкий дождь, который шел, не переставая, с самого утра. И, если вчера желтую листву тормошил холодный ветер, вынуждая ее перелетать с места на место, то сегодня, прибитая дождем, она неподвижно лежала на промокшей земле. В развалившихся лужах отражалось серое хмурое небо, по которому приходилось шлепать редким прохожим.

После обеда Витька с Олежкой пришли во двор к Гоше и Игорю и, немного посовещавшись, решили посидеть до ужина на последнем этаже Игорехиного подъезда. Площадка там была широкой и малоосвещенной, что придавало некую таинственность пребыванию на ней.

Гоша эмоционально рассказал о том, что в отряде у него были классные ребята, что он научился там играть на горне, и горнист разрешил ему целых две недели выполнять его обязанности. Рассказал он также и о том, что играл в сборной лагеря по футболу и участвовал в различных соревнованиях.

Не забыл он рассказать и о своей попытке покурить вместе с взрослыми ребятами, на что Олежка сказал: «Ну, ты слабак. Я в поселке тоже попробовал покурить, мне это понравилось».

«Уж, не куришь ли ты и сейчас»? – спросил его Витька.

«Покуриваю иногда, — признался Олежка, — вот только денег на хорошие сигареты нет».

«А что же ты покуриваешь»? – опять спросил Витька.

«Знаешь, сколько чинариков валяется на улице», — ответил Олежка.

«А что такое чинарик»? – спросил Игореха.

«Ну, ты лопух, это окурки так называются» — с издевкой ответил Олежка.

«Так ты что, окурки собираешь»? – спросил Олежку Гоша.

«Ну и собираю, а тебе то что»? – разозлился Олежка.

«Как что, — воскликнул Витька, — наш друг собирает окурки, ничего себе».

«Подумаешь, окурки, — возмутился Олежка, — были бы деньги, не собирал бы».

«Да уж лучше бы не собирал», — сказал Гоша.

«Не ваше это дело, — воскликнул Олежка, — хочу и собираю».

Настроение у ребят от такого известия испортилось, и ранее заработанное Олежкой уважение как-то сразу улетучилось.

Несколько минут они молча просидели на лестничной ступеньке, потом Витька встал и, сославшись на то, что ему еще нужно делать уроки, стал спускаться вниз.

Игореха окликнул его: «Витька, стоит ли из-за этого ссориться»?

«А я и не ссорюсь, — обернувшись, ответил Витька, — просто, мне не хочется собирать окурки».

«А тебя никто и не заставляет их собирать, — воскликнул Гоша, — а, если Олежке нравится этим заниматься, пусть занимается».

А Игореха с издевкой пропел: «На палубе матросы курили папиросы, а бедный наш Олежка окурки подбирал».

Олежка бросился с кулаками на Игореху, но Гоша встал между ними и крикнул: «Только попробуй тронуть».

Этот крик остановил разъяренного Олежку, и он снова сел на ступеньку.

Витька немного постоял в нерешительности, потом вернулся на свое место и сказал: «Олежка, больше не напоминай мне об этом».

«Ладно, так и быть не буду напоминать», — обещал Олежка, зажав в кармане найденный недавно окурок.

Чтобы как-то разрядить обстановку, Гоша решил рассказать ребятам и о своей любви: «Влюбился я там, пацаны, в нашу пионервожатую. Звали ее Милой. Она была такой красивой и такой внимательной, что я стал постоянно думать о ней. Днем она все время была с нами, а вот после отбоя уходила куда-то, и я долго не мог заснуть, вспоминая ее.

Однажды я не выдержал и в один из вечеров проследил за ней. Она из лагеря, и я из лагеря, она в лес, и я в лес. И вывела она меня к костру, который разожгли наши вожатые у лесного озера.

Сидят возле костра вожатые, песни поют, винцо попивают, анекдоты рассказывают. Наша вожатая тоже глотнула вина из стакана, присела к одному из парней и положила голову к нему на плечо.

И так мне стало нехорошо после этого, но еще хуже стало оттого, что через несколько минут они встали и углубились в лес. Я потихоньку прокрался вслед за ними, и что же я слышу: «Я тебя люблю», — говорит она. «И я тебя люблю», — говорит он. А потом чмок, чмок, ох, ах, и так почти целый час. Разозлился я, да как филином закричу. Испугались они и обратно к костру подались.

Весь следующий день ходил я, словно обухом по голове шандарахнутый. А она ко мне: «Что с тобой, Гоша, уж не заболел ли ты, Гоша»? А я с ней даже разговаривать не хочу. Вот ведь как бывает».

«А ты, что, действительно влюбился»? – спросил Гошу Витька.

«Тогда я думал, что действительно, — сознался Гоша, — но как увидел такое, так вся моя любовь куда-то улетучилась. А ты, что никого не любил, что ли»? – обратился он к Витьке.

«Конечно, не любил, — как-то уж очень быстро ответил Витька, — а за что их любить-то»?

«Ну не скажи, — вдруг прервал свое молчание Олежка, — я вот Аньку все время вспоминаю. Знаешь, как она на меня смотрела, когда я уезжал. Мурашки по коже. «Ты, — говорит, — еще к нам приедешь»? А у самой чуть ли не слезы из глаз».

«Не может быть, — воскликнул Игореха, — так прямо и слезы».

«А ты думаешь, что Олежку никто любить не может»? – обратился к Игорехе Олежка.

«Ах, какие мы нежные. Разлюбились тут все, противно аж», — с издевкой произнес Игореха.

«Ничего мы не разлюбились, — воскликнул Гоша, — просто с девчонками не так уж и плохо».

«Да никто и не говорит, что с ними плохо, — произнес Витька, — только вот любить-то их не за что».

«И не любить их тоже не за что, — парировал Гоша, — что они тебе плохого сделали»?

Так бы и спорили наши мальчишки, если бы не мужик с последнего этажа. Выйдя из квартиры, он шуганул наших спорщиков из подъезда. На том день и закончился.

В понедельник, получив очередную двойку по английскому языку, Олежка опять нахамил своей соседке по парте. Надя тихо вышла из класса, и на следующем уроке Олежка за партой сидел уже один. Надя в этот день так и не вернулась в класс. Не вернулась она и на следующий день, и тогда, по просьбе Галины Владимировны Галя, Гоша и Таня пошли к Наде Капле домой.

Дверь в квартиру им открыла Надина бабушка. Она пригласила их в гостиную и сообщила о том, что Надю положили в больницу. А через месяц Нади Капли не стало, она умерла прямо в больнице. Об этом ребятам сообщила Галина Владимировна. В классе воцарилась неестественная тишина, потом все услышали плач, нет, не плач, а рыдание. Это Олежка, уронив голову на руки и дрожа всем телом, рыдал, не скрывая своих чувств. Вслед за ним заплакали и девчонки.

Казалось, полгорода пришло проститься с маленькой девочкой, которая умерла от какого-то жестокого белокровия. Маленькая девочка Надя, которая за свою короткую жизнь так и не научилась никого обижать.

Возвращаясь с кладбища, Олежка вдруг сказал: «Не верю я, что у нее была белая кровь. Недавно она поранила руку, и я видел, что у нее текла красная кровь».

«А откуда же тогда белокровие»? – спросил Игореха.

«Действительно, откуда же у нее белокровие»? – поддержал его Гоша.

И только начитанный Витька знал хоть что-то об этой болезни.

«Белокровие – это такая болезнь, — сообщил он, — она называется так потому, что в крови какие-то белые кровяные тельца не в порядке. Это не значит, что кровь от этого становится белой. Она так и остается красной. Как сказал мой папа, ей нужно было полностью поменять кровь, тогда, может быть, Надю и можно было спасти».

После похорон Нади Капли, еще долго вся школа не могла отойти от шока. Если раньше ребята видели похороны только пожилых людей, то теперь смерть пришла и в их школьные ряды.

Несколько дней в школе не было слышно крика и ругани, ученики старались не обижать друг друга. Но недели через две школьные коридоры опять наполнились детским смехом и криками, кто-то кому-то подставил ножку, кто-то кого-то дернул за косичку, а кто-то получил незаслуженного тумака. В общем, жизнь продолжалась со всеми ее радостями и неприятностями.

Год закончился, да здравствует Новый год

Заканчивалось первое полугодие, или, как говорили учителя, вторая четверть, приближался самый любимый детский праздник. И, если Витька, Игореха и Гоша ждали этого праздника с восторженным нетерпением, то Олежке, чтобы без проблем уйти на каникулы, нужно было исправить оценки по английскому языку. Сам Олежка вряд ли бы с этим справился, поэтому раза два с ним позанимался Гоша, потом хорошо успевавшая по английскому языку Галя, которую уговорил сидящий с ней за одной партой Игореха.

Что касается Гоши, то Олежка безропотно принял помощь от него, а вот с Галей было все по-другому. Когда Галя предложила Олежке свою помощь, он так на нее посмотрел, что Галя поспешила отойти к своей парте. И только Игорехино дружеское вмешательство смогло склонить чашу весов в пользу Галиной помощи. С ее помощью Олежка сдал вредной Чернице все задания по английскому языку, уйдя на каникулы без особого настроения, но и без хвостов.

В зимние каникулы никто из ребят никуда не уезжал, и заснеженные дворы были в их полном распоряжении. Детский смех с перерывом на ночь тормошил ледяные горки и залитые катки, снежные сугробы и крыши сараев, с которых самые смелые прыгали в свежевыпавший снег.

В Гошином дворе ребята слепили из снега большую крепость, и вокруг нее разгорались самые настоящие битвы на снежках. В таких битвах участвовали как мальчишки, так и девчонки. Не все, конечно, девчонки, а только те, кто классно лепил снежки, то есть, готовил бойцам снаряды, или выполнял роль санитарки. Иногда снаряды заканчивались, и отважные бойцы переходили к рукопашной, а в рукопашную случалось всякое. И, если с разбитым носом санитарки как-то еще справлялись, прикладывая к окровавленному носу бойца холодный снег, то с подбитым глазом было все значительно сложнее. Обладателю подбитого глаза приходилось долго объяснять родителям причину появления подбитости. Не редко это объяснение приводило к конфликту между семьями. Защищая свое чадо, некоторые мамаши выясняли отношения с другими мамашами, что, в конечном итоге, приводило к ругани и ссоре. Но, если при этом возбуждались отцы, то у кого-то из них глаз тоже начинал заплывать.

Все эти разборки, в конце концов, забывались, и ребята вновь продолжали играть на заснеженном дворе, правда, не всем из них удавалось покататься на коньках. Даже простые снегурочки, которые веревками привязывались к валенкам, некоторые родители не могли купить своим детям. Вот и у Олежки коньков не было, зато у Игорехи были беговые ножи на ботинках, которые достались ему по наследству от старшего брата, а Галка рассекала лед настоящими фигурными коньками на белых ботинках. Большинство же ребят катались на коньках, привязанных веревками к валенкам. Витька не очень любил кататься на коньках, поэтому его коньки часто доставались Олежке, и тот носился по катку, как оглашенный.

Еще ребятам нравилось наряжаться в ночь перед Рождеством и ходить по квартирам с колядками.

Наряжались ребята по-разному, кто одевал приготовленный для такого случая маскарадный костюм, а кто-то просто напяливал на себя какую-нибудь одежку, намазывал лицо сажей и присоединялся к веселой процессии. У Игорехи был костюм зайца, а Гоша одевал старое пальто своего брата, которое было ему до пят, а на голову напяливал мамину шляпу, вынутую из сундука.

Нарядившись, толпа человек в восемь-десять перемещалась из квартиры в квартиру, и в каждой квартире их заставляли петь и плясать, прежде чем угостить или одарить подарками. Угощали ряженых пирогами и конфетами, пряниками и колобками, а в качестве подарков давали различные изделия, созданные собственными руками, небольшие статуэтки, а также мелкие деньги. Взрослым ряженым подносили по чарке. Старые люди обычно говорили так: «Как встретишь ряженых, таким и год будет». Поэтому на подарки не скупились и ряженых привечали с удовольствием. А еще в эту и последующие ночи почти в каждой семье девушки гадали, кто на кольце, кто на кофейной гуще, кто с помощью валенка или свечи, приговаривая при этом: «Суженый, ряженый приходи ко мне наряженный. Ряженый, суженый приходи ко мне поужинай».

После колядок дети шли на задний двор и там по справедливости делили полученные подарки и деньги. Правда, по справедливости разделить не всегда удавалось, но в обиде не оставался никто.

А еще ребята любили забираться в выкопанные в высоких сугробах пещеры, зажигать свечки и рассказывать друг другу всякие страшилки или, наоборот, веселые истории, когда-либо услышанные от взрослых.

Давайте послушаем некоторые из рассказанных ребятами историй.

Витькина страшилка

Вот, например, история, которую рассказал при мерцающем свете Витька:

«Однажды, в старинном заброшенном замке случились странные события. Уже много лет в замке никто из людей не обитал, и его тишину нарушал только писк мышей, да уханье ночного филина, обитавшего на крыше. И вот, в одну из темных ночей, в замке появился призрак, который, не спеша, перемещался по залам, заглядывая во все закоулки замка. Он был одет во все черное, и только его пустые глазницы светились каким-то зеленоватым светом. Дойдя до одного зала, он повернул по часовой стрелке колесо старинного сейфа, дверца которого со скрипом отворилась, и на пол покатились какие-то фигурки, напоминающие маленьких человечков. Призрак брал каждого человечка своей костлявой рукой и, остужая его своим гнилым и холодным дыханием, причитал: «Халам-балам, трахи-мордахи, шурум-бурум, стань большим и кровожадным». После этих слов маленькие фигурки оживали и превращались в большие и страшные существа с огромными злыми глазами, длинными когтями и острыми клыками. Они начинали издавать такие неприятные гортанные звуки, что бедные мышки тут же прятались в свои норки и уже больше никогда не высовывались из них.

Раз в неделю по ночам страшные существа разбредались по близлежащим деревням и поселкам за своей добычей. Там они наводили ужас на все взрослое население и забирали с собой по десять детей. За неделю призрак выпивал всю кровь у маленьких детей, и страшилища вновь шли за добычей. Целых три месяца страшные существа доставляли детей своему призраку, и никто не мог им противостоять. В одну из ночей бедный отец, у которого существо стало отнимать последнего малыша, попытался убить страшилище с помощью копья, которое он выковал из прочной стали, но раны тут же зажили на теле страшилища, и оно, стукнув на прощание мужика, в целости и сохранности пошло в обратный путь. Старый верный пес, облизав хозяйское лицо, побежал вслед за страшилищем и добежал за ним до самого замка. Вернувшись обратно, он долго крутился у ног хозяина, пока тот не понял причину собачьего волнения. Собрав всех мужиков, бедный отец повел их вслед за собакой. Так они пришли к старому замку, за стенами которого жестокий призрак пил кровь их детей. Ворота замка были заперты, окна наглухо закрыты, стояла мертвая тишина, прерывавшаяся иногда детским плачем. И чем громче плакали дети, тем решительней становились их отцы. За одну ночь они сумели разобрать часть стены и проникнуть в замок. В кромешной темноте они пошли на детский плач и попытались освободить своих детей, но страшилища преградили им путь. Завязалась жестокая битва, но силы были не равными. Страшилища начали вытеснять отцов из замка к разобранной части стены. А в это время за стенами замка наступил день, взошло жаркое солнце. В пылу борьбы страшилища выскочили на солнечный свет вслед за отступившими отцами и в одночасье растеклись по земле вонючей жидкой массой. Отцы бросились в замок, открывая настежь окна и двери. Солнечный свет залил теплотой залы замка, и призрак превратился в облако пара, которое унеслось куда-то ввысь.

Так с помощью солнца отцы освободили своих детей и уничтожили зло, которое держало в страхе все окрестные деревни».

Гоша, Игореха, Олежка, Таня и Галя, затаив дыхание, выслушали Витькино повествование, и только когда он закончил, смогли перевести дух.

Встреча с волками

А вот случай, о котором рассказал ребятам Игореха:

«Вы, наверное, помните, что в деревне я часто с местными мальчишками гонял в ночное коней. В одну из таких ночей мы, как обычно, разожгли костер и стали печь картошку. Кони наши спокойно стояли рядом, привязанные к деревьям. Вдруг мы услышали их робкое ржание и заметили, что, навострив уши, они стали беспокойно крутить головами, пытаясь освободиться от коновязи. Мы, как по команде, затихли и в тишине расслышали приближающийся вой. «Волки», — предположил один из мальчишек и я, действительно, испугался. Испугался не только я, испуг можно было прочесть во всех мальчишеских глазах. А наш бедный Шарик, несколько раз тявкнув для порядка, прижал свой хвост и затих, нервно втягивая своим носом прохладный ночной воздух.

Вой становился громче и противней. От приближающегося воя меня стало как-то неестественно колотить, а тело покрылось противным потом. «Вот так влип, — подумал я, — только встречи с волками мне и не хватало».

Волчий вой сковал наши движения, и только Петька, старший из нас, дал команду зажечь от костра по одному или два поленца и разжечь с их помощью кучи хвороста и сухих ветвей вокруг привязанных лошадей. Не зря вечером уговорил он нас, и мы запаслись хворостом про запас.

Мы быстро разожгли еще четыре костра вокруг испуганных лошадей и приготовились к внезапному нападению. Петька попытался успокоить разволновавшихся лошадей, но лошади не хотели его слушаться. И их можно было понять, потому что за деревьями появились какие-то светящиеся огоньки. Петька приказал ребятам как можно громче орать и размахивать при этом горящими головешками. В ночи раздался громкий детский крик, который на волков не произвел никакого впечатления, так как светящиеся огоньки продолжали приближаться. «Все, кранты», — подумал я и с испугу заорал еще громче.

А светящиеся точки были уже совсем близко, волки настырно окружали нас. Вся моя жизнь промелькнула перед моими глазами, и мой крик превратился в рев отчаянья и безнадеги.

За своим криком я не расслышал грохот первого выстрела, но звук второго выстрела заставил меня замолчать, и я услышал уже не вой, а волчий визг. «Ура», — закричал Петька, и все ребята подхватили этот боевой клич».

Несколько мгновений ребята молчали, потом, отошедшая от потрясения Галка спросила:

«А кто же стрелял по волкам»?

Игореха выждал паузу и басовито произнес: «А стреляли-то по волкам охотники, которые услышали наш сумасшедший рев и, изменив свой маршрут, вышли на нас. Пару волков они тогда сумели завалить. Ну и здоровенные же эти волки».

«А ты что, видел волков»? – отойдя от испуга, спросила Таня.

«Не только видел, но и трогал», — с гордостью произнес Игореха.

«Ну, ты молоток, — воскликнул Олежка, — я бы точно струхнул».

«Струхнешь тут, когда волки со всех сторон», — поддержал его Гоша.

«Да, Игореха, — произнес Витька, — натерпелся ты там».

Игореха выпятил свою неокрепшую еще грудь и с пафосом произнес: «Да, натерпеться пришлось».

Вот такой страшный случай рассказал ребятам Игореха.

Галкина история

В следующий раз свою историю согласилась рассказать ребятам Галка:

«На берегу синего моря жил бедный рыбак со своей дочкой Светланой. Рано утром рыбак садился в свою видавшую виды лодку и уходил на ней в море за добычей. Возвращался он уже к обеду и, вместе с дочкой, перебирал пойманную рыбу. Что покрупнее откладывал на продажу, а помелче оставлял для себя. Так и жили они, поживали, добра не наживали, но и унывать не унывали.

И вот однажды, только рыбак закинул в море сеть, как задул резкий ветер, налетели, откуда ни возьмись, тучи черные, поднялись волны высокие. И стало швырять по волнам рыбацкую лодку, как легкую скорлупку. Долго не утихало разбушевавшееся море, а когда успокоилось, открылся перед глазами рыбака дивный остров, которого он никогда раньше не видел. Сошел рыбак на берег, а из кустов папоротника выскочили вдруг дикари. Окружили они рыбака, и давай вытанцовывать что-то воинственное. Помолился рыбак, приготовился уже к погибели, но увидел вождь племени на шее у рыбака талисман с изображением дочери и заинтересовался не талисманом, а тем, что было на нем изображено. Долго объяснял старик вождю о том, кто изображен на талисмане. Наконец, до вождя дошло, что изображена на талисмане дочь рыбака, и тогда решил он сохранить ему жизнь. Но за это он захотел взять в жены изображенную на талисмане девушку. Долго горевал наш рыбак в хижине из лиан, но делать нечего. Пришел он к вождю и согласился доставить на остров дочь в целости и сохранности. Снарядил вождь несколько больших плоскодонных лодок и отправил рыбака в сопровождении отряда воинов.

Плывут они по морю, а рыбак все думает: «Как бы мне сделать так, чтобы не досталась вождю дочь моя единственная, голубушка моя ненаглядная». Думает, думает и все никак придумать не может. Вот уж и берег родной показался. Вышел на берег рыбак в окружении дикарей, а навстречу ему заплаканная дочь. Много дней и ночей плакала Светлана, потеряв уже всякую надежду увидеть своего отца. Схватили дикари Светлану и потащили ее на одну из своих лодок, но уговорил их рыбак не выходить в море, на ночь глядя. Согласились с ним дикари, разожгли они на берегу большой костер и давай вокруг него скакать. Танцуют, а сами не выпускают из поля зрения Светлану и ее отца. Думал рыбак, думал и решил угостить незваных гостей своей ухой.

Наварил он большой котел вкуснейшей ухи и подсыпал туда отменную горсть снотворного. Наелись ухи дикари и захрапели. Сбегала Светлана за подмогой в соседнюю деревню. Прибежали мужики, да и связали спящих дикарей. Теперь они в местном зоопарке детей радуют своими танцами».

На мальчишек этот рассказ не произвел особого впечатления, а вот Таня с нескрываемым интересом выслушала Галино повествование и очень обрадовалась счастливому концу.

Гоша о Хихиграде

Гоша решил рассказать ребятам историю, которую он когда-то услышал от мамы:

«В дальней стороне, за высокими горами, у берега теплого моря стоял красивый белоснежный город с озорным названием Хихиград.

В этом городе жили очень веселые и отзывчивые люди. Все свои действия и поступки они сопровождали задорным смехом, всякими шутками-прибаутками и никогда не унывали.

Самых маленьких жителей этого города называли хихикалами, юноши и девушки прозывались хахакалами, люди среднего возраста звались хохокалами, а симпатичные старички и старушки именовались хехекалами.

Щедрое Солнце щекотало хихиградцев своими ласковыми лучами, отчего они заливались звонким и жизнерадостным смехом. К слову сказать, Солнце над Хихиградом никогда не заходило за горизонт, а лишь прикрывало свои большущие глаза, и это служило для хихиградцев сигналом для отхода ко сну.

Волны теплого моря в этот момент заводили свою колыбельную песню, от которой у всех жителей города слипались глаза, и по телам разливалась приятная нега.

Сны хихиградцам снились только цветные и, конечно же, веселые.

Через определенное время Солнце дисциплинированно открывало глаза, послушный ветер теребил колокола хихиградской звонницы и малиновый звон, разливаясь по улицам и площадям Хихиграда, будил его обитателей.

Все жители города одновременно выходили на веселую зарядку, обмениваясь друг с другом своими сновидениями.

После зарядки теплое море принимало хихиградцев в свои объятья. Купание сопровождалось веселым смехом и задорными песнями. А их хихиградцы знали превеликое множество.

Хихикалы плескались на мелководье и звонко напевали:

Мы с водичкою морскою

Неразлучные друзья.

Не знакомы мы с тоскою.

Нам скучать никак нельзя.

Хехекалы с умилением наблюдали с берега за проделками маленьких хихиградцев, мурлыкая что-то веселенькое себе под нос.

Хахакалы в это время заплывали далеко в море и там резвились с поджидавшими их дельфинами, а хохокалы медленно плавали вдоль берега, подставляя свои лица ласкам легкого бриза.

После водных процедур румяное Солнце своими лучами заботливо обнимало мокрые тела хихиградцев, приглашая их к завтраку.

Питались хихиградцы, в основном, овощами и фруктами, которых на побережье было видимо-невидимо. Причем фрукты и овощи были такими большими, что одного апельсина вполне хватало на компанию из 8-10 хихиградцев.

А арбузы с тыквами вырастали до таких размеров, что хихиградцам приходилось выдалбливать в них отверстия, проникать внутрь и наслаждаться сладкой мякотью.

Очищенные от мякоти арбузы или тыквы превращались, в дальнейшем, в превосходные жилища.

В течение дня хихикалы только тем и занимались, что выдумывали для себя все новые и новые игры. Хахакалы в это время сочиняли веселые — развеселые песни, а хохокалы писали интересные книжки, в которых добро всегда побеждало зло.

Хехекалы весь день грелись на солнышке, вели заумные беседы и следили за проказами малышей.

Так и текла в Хихиграде размеренная жизнь, полная веселья и радости.

Но, в один не совсем удачный день разбуженное море прибило к берегу плот с пятью бородатыми чужеземцами.

Их внешний вид отличался свирепостью и коварством. Наверное, поэтому жители города

назвали бородачей хихиморами.

Но это не помешало хихиградцам отнестись к хихиморам с искренним сочувствием и уважением.

Предоставив хихиморам под жилье самые большие арбузы и тыквы, они угощали их всевозможными вкусностями.

Хихиморы же не торопились выражать отзывчивым хихиградцам свою признательность.

Более того, они стали приносить горожанам одни неприятности.

Прежде всего, они не хотели вовремя ложиться спать и, как только Солнце закрывало глаза, начинали горланить препротивные песни.

От этих песен мурашки пробегали по спинам хихиградцев, и сон боялся навещать их дрожащие тела. О зарядке хихиморы и слышать не хотели.

Просыпаясь в полдень, они наполняли свои животы таким количеством пищи, что шевелиться после обеда уже не могли.

Лежа на Солнце, они громко икали и лениво переругивались. Было ясно, что в их словарном запасе не нашлось места для добрых, не ругательных выражений.

От нежелания умываться, бороды хихимор слиплись, руки покрылись грязной коростой, а от ног так неприятно пахло, что находиться рядом с ними было просто невыносимо.

Впрочем, хихиградцы теперь не имели ни малейшего желания приближаться к этой бородатой компании.

Обжившись и обнаглев окончательно, хихиморы запретили хихиградцам петь веселые песни и писать хорошие, добрые книжки.

Маленькие хихикалы совсем перестали играть в свои любимые игры, отчего хехекалы, потеряв аппетит, безнадежно разводили руками, тяжело вздыхали и охали.

Хихиград окутала тревожная тишина, периодически разрываемая пронзительными воплями хихимор.

Солнце все больше мрачнело, наблюдая с высоты творящуюся на земле несправедливость.

Оно какое-то время еще надеялось, что жители Хихиграда сумеют постоять за себя. Но доброта и терпение хихиградцев были безграничны.

Они не роптали даже тогда, когда хихиморы выгнали их из собственных жилищ.

И тогда Солнце показало свой независимый нрав. Сначала оно опалило хихиморам их клочкастые бороды, затем острыми лучами стало колоть их ожиревшие тела.

Хихиморы пытались спрятаться от солнечных лучей в своих хоромах, но Солнце распалилось до такой степени, что прожгло корки арбузов и тыкв, в которых укрылись хихиморы.

Солнечные лучи с новой силой обрушились на чужеземцев. Они безжалостно хлестали их до тех пор, пока те не запросили пощады.

Выслушав мольбы о пощаде, Солнце позволило хихиморам смастерить из большой тыквы баркас и отпустило их в открытое море.

Хихиградцы вернулись в свои жилища и стали молиться Солнцу, сделав его своим божеством.

Жизнь в Хихиграде потекла своим чередом, только песни, которые в настоящее время звучат над городом, наполнены какой-то неподдельной грустью, а сами хихиградцы нередко с опаской смотрят в море, как будто видят вдали приближающуюся беду».

Вот такую историю услышал когда-то от своей мамы Гоша и рассказал ее своим друзьям.

Ребята несколько минут сидели молча, потом Олежка сказал: «Я бы этим хихиморам таких тумаков надавал, что они сами сбежали бы с острова».

«Ты бы надавал, — произнес Витька, — только и знаешь, что руки распускать».

«А что же с ними еще делать, если они замучили всех хихиградцев»? – спросил Игореха.

«А то и делать, что поговорить нужно было с ними», — предложила Галка.

«Да таким разбойникам словами ничего не докажешь, они только силу и могут понять», — твердо заявил Игореха.

«Правильно, — поддержал его Олежка, — таких только кулаком и можно успокоить».

«Да, что ты заладил, кулаком, да кулаком, — вступила в разговор Таня, — если мы только кулаками будем выяснять отношения, то ничего хорошего не получится».

«Правильно, Танька, — поддержал ее Гоша, — много ли можно сделать с помощью кулаков».

«Но и не мало, — воскликнул Олежка, — помните случай, который произошел со мной в поселке. Если бы не кулаки, то быть бы мне битым и опозоренным перед девчонкой».

«Защищаться, конечно, надо, – подключился к разговору молчавший до этого Витька, — но лучше сначала попробовать дипломатически решить все вопросы».

Услышав слово «дипломатически», ребята переглянулись друг с другом, после чего Гоша спросил: «Как это так, по дипломатиски»?

«Не дипломатиски, а дипломатически, — поправил его начитанный Витька, — то есть за столом переговоров, как делают это настоящие дипломаты».

«А кто они такие, дипломаты»? – спросила Галка.

«А дипломаты, это умные люди, которые стараются решить возникшие между странами проблемы мирным путем, — пояснил Витька, — если бы прислушивались к дипломатам, то и войн никогда не было бы».

«Вот здорово, — воскликнул Гоша, — мир без войн».

«Ничего хорошего в этом нет, — воскликнул Олежка, — мы же в войну играем, и нам от этого хорошо».

«Это играть хорошо, — заявил Витька, — да и то не всегда. Иногда это очень и очень больно».

«Нет, настоящей войны я не хочу, — воскликнула Галя, — у меня на прошлой войне погибли дедушка и старший брат».

«И у меня…..»

Оказалось, что у каждого из присутствующих кто-то из родственников погиб на недавней войне.

Именно поэтому ребята сообща пришли к мнению о том, что лучше всего проблемы решать дипломатическим путем.

Всех интересных историй и страшилок, рассказанных ребятами, пересказать невозможно, поэтому остановимся на Гошином рассказе, да и каникулы уже подошли к концу.

Мы, пионеры, дети рабочих

Украшенные елки быстро осыпались, возвещая о том, что новогодние каникулы закончились, и ребят вновь зовет школьный звонок. Ох уж, этот звонок. Олежка опоздал на урок всего на несколько секунд, и Роберта Давыдовна не пустила его в класс. Целый урок он прослонялся по школьному двору, выкурив при этом за школьным сараем не один чинарик. И как только ни старались помочь своему другу Витька, Гоша и Игореха, по английскому языку у Олежки были

сплошные двойки.

Его мать неоднократно вызывалась в школу, но что могла сделать с сыном безграмотная и забитая мужем женщина. Каждый раз она, стоя перед Робертой Давыдовной, только беззвучно плакала и обещала, как следует наказать нерадивого сына. И чем больше плакала Олежкина мама, тем придирчивей относилась к Олежке Роберта Давыдовна.

Февраль в этом году выдался морозным и ветреным. Целых две недели снежная вьюга кружила по улицам города, а февральская стужа опускала столбик термометра до – 25 градусов. Некоторые ученики уже переболели простудными заболеваниями. В конце февраля простудилась и Галина Владимировна. Вместо нее урок английского языка в Гошиной группе проводила Роберта Давыдовна.

«Good morning, children», — войдя в класс, поприветствовала детей Роберта Давыдовна и, услышав ответное приветствие, спросила: «Ho is the duty today»?

Дежурным сегодня был Витька, поэтому он встал и на очередной вопрос: «Ho is absent»? ответил, что отсутствующих сегодня нет.

Обернувшись к доске, Роберта Давыдовна взяла в руки мел, потом тряпку и, бросив ее на стол, вдруг громко крикнула: «Почему тряпка сухая, почему мел мокрый. Разве можно мокрым мелом что-нибудь написать на этой доске»?

Она вновь подняла Витьку из-за парты, заставила его сходить за новым мелом и намочить, наконец-то, тряпку.

Так уроки с Галиной Владимировной никогда не начинались.

Зная Витькину пунктуальность, одноклассники не могли даже допустить, чтобы Витька вдруг не приготовил доску, мел и тряпку. Более того, они сами видели, как Витька ходил с тряпкой в туалет.

Напряжение в классе нарастало, школьники недоуменно переглядывались друг с другом, не скрывая своего негативного отношения к происходящему.

А когда Роберта Давыдовна попыталась стукнуть указкой по Гошиной руке, вся группа встала и молча покинула класс.

Такого в практике Роберты Давыдовны еще не было. Как так, какие-то школяры вздумали ослушаться ее, учительницу с двадцатилетним стажем и кучей грамот за плодотворную работу. Вся группа была срочно вызвана на педагогический совет под председательством директора. Их вызывали по одному и требовали немедленно извиниться перед Робертой Давыдовной, но никто из ребят извиняться не стал, за исключением Ленки, которая постоянно списывала контрольные задания у Витьки.

На следующий день в школу были вызваны родители тех школьников, которые не извинились перед Робертой Давыдовной, и уже на следующий день еще одна ученица и хвастливый Петька Добрынин тоже извинились перед учительницей. Не извинились только Витька, Гоша, Игореха, Галка и Танька.

На следующий урок по английскому языку они не были допущены. И как не уговаривали их родители, ребята стояли на своем. Узнав о случившемся, еще не оправившаяся от болезни Галина Владимировна вышла на работу. Долго она о чем-то разговаривала в кабинете у директора с Робертой Давыдовной, после чего ребятам поставили за поведение неудовлетворительно, но к занятиям все же допустили.

Это была их первая, может быть и незначительная победа над преподавательским хамством, которого на их жизненном пути будет еще предостаточно.

Этот случай чуть не сыграл в их судьбе еще одну злую шутку. В апреле все второклассники готовились к вступлению в пионеры, и каждая кандидатура самым тщательным образом рассматривалась на школьном Совете пионерской дружины. За неуспеваемость несколько кандидатов были вычеркнуты из списка, в том числе и Олежка. По рекомендации Роберты Давыдовны, Витьку, Гошу, Игореху, Гальку и Таньку тоже было решено не включать в список кандидатов. И только вмешательство Галкиного отца, который занимал в горисполкоме какую-то высокую должность, восстановило справедливость, и вся пятерка была включена в список кандидатов. Причем, во многом, Галкина настойчивость способствовала восстановлению ребят в списке, потому что отец изначально ходатайствовал только за нее.

Да и Галина Владимировна немало сделала для того, чтобы ребят восстановили в списке.

И вот наступило 22 апреля, когда счастливым кандидатам были повязаны алые пионерские галстуки, а на груди прикреплены пионерские значки с барельефом вождя мирового пролетариата В.И. Ленина.

И с этого дня 2 А класс почти полностью заалел, разделившись при этом на пионерское большинство и не пионерское меньшинство, в которое входил и Олежка.

Правда, из-за этого Олежка совсем не расстроился или сделал вид, что отсутствие на шее галстука его ни капли не разочаровало.

А Гоша, например, иногда посматривал на свою грудь, ища взглядом там пионерский значок.

Вот пионерский галстук он так и не научился завязывать. Все время его завязанный галстук съезжал куда-нибудь на сторону, и мама, провожая его в школу, обязательно поправляла ему непослушный галстук.

Галка была выбрана председателем совета пионерского отряда, а Гоша стал старшим в пионерском звене. Теперь им приходилось отвечать не только за себя, да они и раньше, как могли, помогали своим одноклассникам.

Вот только Олежке они помочь так и не смогли. В конце четвертой четверти встал вопрос о том, чтобы оставить Олежку на второй год. Галина Владимировна вместе с активом класса сделала все возможное, чтобы помочь Олежке, но английский язык был так запущен, что пересдать все долги не представлялось возможным. Тем более что и сам Олежка совсем не стремился общаться с Черницей. Единственное, что смогла сделать Галина Владимировна, это поговорить с директором соседней школы, в которой английский язык начинали изучать с пятого класса, и Олежку на следующий учебный год перевели туда. Таким образом, Олежка не остался на второй год, а перешел в третий класс только другой школы. Олежка был безмерно рад этому известию. Видя его приподнятое настроение, друзья тоже перестали унывать.

Ура, каникулы

Солнечный май сменился жарким июнем, и город стал постепенно освобождаться от ребячьего крика, который теперь теребил пионерские лагеря и другие места отдыха ребятни.

Перед тем, как разъехаться в разные стороны, ребята собрались в Гошином дворе, договорились встретиться в августе и поделиться своими впечатлениями от каникул.

Еще в начале мая Гоша знал, что старшая пионервожатая школы возьмет его с собой в пионерский лагерь имени С.М. Кирова, где он все три смены будет горнистом.

И вот наступил день отъезда в пионерский лагерь, и впервые Гоша ехал в лагерь пионером. Пионерский галстук, как всегда, сбился у него на сторону, а в руке сверкал начищенной медью школьный горн. Надежда Павловна, в который уже раз, поправила ему галстук и попросила вести себя в лагере «как следует». И Гоша понимал, что за этой абстрактной просьбой скрывается мамино требование хорошо себя вести, слушаться старших и не обижать малышей. Об этом она могла его и не предупреждать, ведь Гоша и не собирался вести себя плохо, не слушаться и обижать. Целых три месяца он будет купаться, играть и веселиться со своими новыми друзьями, даже не помышляя о чем-то плохом.

Лагерь находился в сосновом бору на берегу лесной речки шириной не более десяти метров. В лагере был хороший стадион с беговой дорожкой вокруг ровного футбольного поля. Правда трава на поле была жидковатой, особенно в районе вратарской, но сетка на воротах была новенькой и разметка на поле отличалась еще не тронутой белизной.

Перед обедом состоялась торжественная линейка, на которой детей познакомили с руководством лагеря и рассказали о тех мероприятиях, которые намечаются в ближайшее время.

Гоше больше всего хотелось играть в футбол и ходить в походы, в которых на привалах обязательно разжигаются большие костры, поются песни и рассказываются разные истории.

Заинтересовало его и известие о том, что через несколько дней в их лагерь приедут цирковые артисты.

В общем, лагерная жизнь взяла Гошу в крутой оборот, и он не пытался из него выбраться.

Вот только в походы Гоше так и не удалось сходить, так как лагерь без горниста не оставишь. Как же тогда будут подниматься утром дети, или разве можно будет уложить их спать вечером.

Зато в футбол Гоша наигрался от души. А один из старших пацанов предложил ему прийти осенью к ним в футбольную секцию при Дворце пионеров.

И каждая смена заканчивалась прощальным костром, при свете которого ребята пели и танцевали, обнимались и целовались на прощание.

В первую смену Гоша тоже поцеловался с Викой, девочкой, которая ему очень понравилась. Чем понравилась, Гоша еще и сам не мог понять, наверное, тем, что Вика выделялась своей жизнерадостностью и большими голубыми глазами. А, может быть, тем, что она первой подошла к Гоше с просьбой показать ей горн.

Гоша с удовольствием дал Вике горн, и она дунула в него несколько раз. Конечно, у нее, кроме хрипа, ничего не получилось, но Викиной радости не было предела. После этого они почти каждый день стали встречаться, а когда проходили игры по футболу, Вика очень азартно болела за команду, в которой играл Гоша. И чем азартней болела Вика, тем лучше старался играть Гоша. А еще, Вика часто угощала Гошу всякими сладостями, так как ее папа приезжал к ней не только в выходные дни. На Гошин вопрос: «А где работает твой папа»? Вика весело произнесла: «Директором гастронома».

После Викиного отъезда, Гоша стал часто ее вспоминать и даже не засматривался на других девчонок.

Какова же была его радость, когда на третью смену Вика снова приехала в лагерь. Она приехала на папиной Победе и, выйдя из машины, приветливо помахала Гоше рукой. А когда Гоша подошел к ней, она представила его папе: «Папа, это тот мальчик Гоша, о котором я тебе говорила». Папа крепко пожал Гоше руку и попросил не обижать в лагере его дочь.

О какой обиде могла идти речь. Гоша так обрадовался Викиному приезду, что не мог вымолвить и слова. Так и стоял он с открытым ртом, пока Вика прощалась со своим отцом. А когда машина Викиного отца скрылась за поворотом, Гоша произнес: «Здравствуй, Вика». Вика смешливо посмотрела на него и произнесла: «Мы, кажется, уже поздоровались».

Вся третья смена прошла под пеленой Викиного влияния, так как каждый день они вместе играли и разговаривали на разные темы, в том числе и о школьных делах. При этом Вика несколько раз спрашивала Гошу о том, есть ли у него девочка, с которой он дружит. На этот вопрос Гоша отвечал, что дружит он только с мальчишками, а девчонки иногда присоединяются к ним.

По Викиному взгляду нельзя было понять, как восприняла она это известие, но у прощального костра высказала свое желание познакомиться с его друзьями после лагеря.

И сделать это было не сложно. Оказалось, что живет она совсем близко от Гошиного двора и учится в той школе, куда был переведен его друг Олежка.

Встреча с друзьями

Двор встретил Гошу радостными детскими воплями и дружеским Игорехиным рукопожатием. Игореха уже целую неделю слонялся по двору в ожидании возвращения друзей. Он сообщил Гоше о том, что Олежка до сих пор не приехал от бабушки, а Витька только что вернулся с юга и успел угостить его спелой хурмой и сладким виноградом.

Назавтра они договорились прямо с утра пойти к Витьке, а сегодня Гоша должен был сходить с мамой в баню и смыть с себя всю лагерную грязь. И, если несколько лет тому назад Гоша мылся с мамой в женском отделении, невольно сравнивая себя с моющимися девчонками, то сегодня мама довела его до мужского отделения и попросила одного из мужчин проследить за тем, чтобы Гоша, как следует, себя помыл.

Мужчина не только проследил за Гошиным мытьем, но и намылил ему спину, затолкав его после этого под тугую струю душа.

Распаренный, раскрасневшийся Гоша вышел после бани в вестибюль, где ждала его мама. Как обычно, она купила ему стакан шипучего лимонада и коврижку с повидлом внутри и сладкой глазурью сверху. Гоша помаленьку откусывал от вкуснейшей коврижки и запивал кусок глотком шипучего лимонада. В данный момент ему казалось, что на свете нет ничего вкуснее той самой коврижки, которую он с таким удовольствием смаковал. Мама с улыбкой наблюдала за ним и, когда он закончил, ласково спросила: «Может тебе еще купить кусочек»?

И как бы Гоше ни хотелось еще коврижки, он всегда отказывался от маминого предложения, потому что знал, лишних денег у мамы нет.

Ночью Гоше приснился чудесный сон. Он, весь чистый, сидит в центре большого стола, а разодетая во все розовое Вика кормит его коврижками с шипучим лимонадом. При этом она строит ему глазки и улыбается во весь рот. И, если бы ни мама, которая разбудила его, уходя на работу, есть бы ему коврижки еще долго и с наслаждением. Но мама уходила на работу к восьми часам утра и перед уходом делала Гоше последние ценные указания. А указания включали в себя информацию о том, что и как поесть, куда сходить и что сделать.

После маминого ухода Гоша опять закрыл глаза, но приятные видения с коврижками так и не появились.

В десять часов утра за ним зашел Игореха, и они двинулись в направлении Витькиного дома.

Витька еще завтракал, и им пришлось минут пятнадцать ждать его на крыльце.

Наконец, появился Витька, неся в руках два персика.

«Везет же Витьке», — тут же подумали оба приятеля, но, получив от Витьки по персику, сразу же забыли о своей думе.

Несколько минут они молча уминали вкусные южные плоды, потом немного передохнули, сели на дворовую скамейку и Гоша спросил: «Значит, ты опять был в Судаке»?

«Нет, — ответил Витька, — в этот раз мы были в Анапе».

«В Анапе, — переспросил Гоша, — это что, город такой»?

«Да, — ответил Витька, — это маленький южный городок на берегу Черного моря. Папа снял комнату прямо на побережье, и мы целый месяц купались в море и загорали на городском пляже».

«По тебе видно, что ты здорово загорел», — произнес Игореха.

«Я что, вон Гоша загорел, так загорел, — воскликнул Витька, — у него теперь этот загар еще долго не сойдет. Помните, у меня в прошлом году загар сошел очень быстро».

«Да, — согласился с ним Игореха, — наш загар посильней южного».

«Вот и я говорю, — сказал Витька, — Гоша еще долго будет ходить загорелым».

«Что это вы все обо мне, — недовольно спросил Гоша, — ты, Игореха, тоже не хуже меня загорел».

«У меня только лицо и загорело, — признался Игореха, — в городе я не загорал, а как приехали в деревню, так там такие дожди начались, что только на рыбалку и сходили несколько раз».

«Не повезло тебе, — пожалел его Витька, — а вот на море один раз только ливень прошел, да такой сильный, что по улицам реки воды текли».

«Неужели реки»? – переспросил его Гоша.

«Реки, да еще какие, — воскликнул Витька, — у нас весь двор затопило, мы по колено в воде ходили».

«Вот это да, — восхищенно воскликнул Игореха, — у нас таких дождей никогда не было».

«Уж лучше бы их и не было, — произнес Витька, — после этого дождя целых два дня в море нельзя было войти, сплошная грязь возле берега плавала».

«Подумаешь, два дня, — сказал Игореха, — зато потом ты же опять купался»?

«Конечно, купался, — сознался Витька, — я после этого из моря не вылезал. Отец меня зовет, а я выскочу на несколько минут и опять в море».

И тут они услышали знакомый Олежкин голос: «Я так и знал, что найду вас здесь».

Они оглянулись и увидели Олежку, который за лето еще больше вытянулся и возмужал. Одет он был в новое спортивное трико и новехонькую желтую майку.

«Ничего себе вырядился, — произнес Игореха, — кто это тебя так разодел»?

«Да никто не разодел, — воскликнул Олежка, — это я в расшибалку выиграл, да в жостку (маленький мешочек, заполненный речным песком или солью для жонглирования им с помощью ног) наиграл. Деньги ни на что не тратил, а перед отъездом домой купил себе трико и майку, а маме сказал, что бабушка подарила».

«Ну, ты даешь, — с восхищением воскликнул Игореха, — силен ты играть».

«Олежка, — обратился к нему Витька, — ты опять взялся за битку и жостку»?

«Да ничего я не брался, — сказал Олежка, — просто Пашка пристал ко мне, хотел в этот раз отыграться, но у него ничего не получилось. Другие пацаны тоже попробовали, и только карманы свои опустошили».

«И как они тебя только оттуда выпустили»? – воскликнул Гоша.

«Попробовали бы не выпустить, — уверенно произнес Олежка, — мы бы их с Анькиным братом вмиг утихомирили».

«Силен ты, Олежка», — опять восхитился им Игореха.

«Сила есть …» — начал было Витька, но Олежка не дал ему договорить.

«Послушай, очкарик, — крикнул он, — если у тебя папочка деньги лопатой гребет и по югам разъезжает, то у меня батя, сам знаешь где».

Витька испуганно отодвинулся, а Гоша воскликнул: «Хватит вам цапаться. Олежка, никто не виноват, что твоего отца посадили. И Витьку нечего упрекать в том, что его отец зарабатывает большие деньги».

«Да я и не упрекаю, — тихо произнес Олежка, — просто надоели мне Витькины причитания. Это нехорошо, то не делай». И, обратившись к Витьке: «Посмотрел бы я на тебя в моем положении».

«А мне и в моем неплохо, — огрызнулся Витька, потом уже мягче произнес, — ты на меня не обижайся, просто я, действительно, против азартных игр на деньги».

«Да, знаю я, — воскликнул Олежка, — но в этот раз я не мог отказать Пашке, потому что все подумали бы, что я струсил».

«Витька, — встрял в разговор Гоша, — в данном случае Олежка прав».

«Может и прав, — пробубнил Витька, — только так можно оправдать любой, даже самый плохой поступок».

Чтобы как-то смягчить ситуацию, Гоша решил поменять тему разговора: «Олежка, расскажи-ка лучше о том, как встретила тебя Анька».

Лицо у Олежки озарилось улыбкой, и он воскликнул: «Пацаны, увидев меня, Анька бросилась мне на шею и сказала: «А я думала, что ты не приедешь».

«Так уж и бросилась», — высказал недоверие Игореха.

«Да, так и бросилась, — подтвердил Олежка, — а еще она сказала, что все это время скучала обо мне».

«Ох, ты любовь-морковь», — с издевкой сказал Игореха.

«При чем здесь любовь, — воскликнул Олежка, — просто ей со мной лучше, чем с поселковскими мальчишками».

«Конечно, приехал такой красавец, — с ударением на последний слог произнес Гоша, — шире грязь, дорога едет».

«Наверное, первый рыжий на деревне появился», — поддержал его Игореха.

И тут за Олежку вступился Витька: «Что это вы на него навалились. Радоваться бы надо, что Олежка девчонкам нравится, а вы ехидничаете. Уж не завидуете ли вы ему»?

«Мы, завидуем, — возмутился Игореха, — было бы чему завидовать. Да, если бы я захотел …»

«Вот-вот, — перебил его Витька, если бы, да кабы. А у Олежки, без если бы все получается».

Олежка с благодарностью посмотрел на Витьку, совершенно забыв о том, что еще несколько минут назад готов был набить ему морду, нет, лучше физию (сокращенно от «физиономия»).

Игореха хотел еще что-то возразить, но вовремя передумал и произнес: «Ладно, хватит о девчонках. Расскажи-ка, Витька, что-нибудь о море».

«А вы не будете обижаться»? – спросил Витька.

«Конечно, не будем, — за всех обещал Гоша, — нам же интересно узнать о тех местах, где мы еще не были».

И Витька начал свой рассказ:

«Ребята, когда я в первый раз увидел море, мне так понравилась его голубизна с зеленоватым отливом, что я долго смотрел на набегавшую волну, забыв о том, что нужно войти в эту волну. Я представил себе, что эта волна бежит от самого горизонта, а море вообще прячется где-то дальше. В этот раз я уже не восхищался морскими просторами и цветом морской волны. Прибежав к морю, я скинул с себя майку с шортами и бросился в приятную лазурную воду. «Здравствуй, море, — приветствовал я его, — я снова решил тебя навестить».

Морская волна осторожно подхватила меня, я лег на спину и, раскинув руки и ноги, долго лежал на водяной качели, глядя в чистое голубое небо. У нас на Волге так не полежишь, в ней вода не такая плотная, а море так и держит тебя на поверхности, нужно просто ровно дышать».

«Неужели вода такая плотная, что даже руками работать не надо»? – спросил Игореха.

«Я же говорю, лежи на волне и только дыши себе ровно в обе ноздри, — подтвердил Витька, — я пытался занырнуть на глубину, так меня вода с такой силой выталкивала, что глубже, чем на три метра я погрузиться не мог».

«Вот это силища, — удивился Гоша, — а отчего же она такая плотная»?

«Мне сказал папа, что в морской воде очень много солей, которые делают эту воду очень плотной, — сообщил Витька, — от солей эта вода становится не только плотной, но и очень полезной».

«А чем же она так полезна, — спросил Игореха, — вода, она и есть вода».

«Я уже говорил о том, что находящиеся в воде соли являются целебными. Игореха, что ты ко мне пристал, — возмутился Витька, — спроси лучше у своей мамы, она же врач».

Поправив на носу очки, Витька продолжил:

«А сколько там дельфинов, пацаны. Выйдешь утром на берег, а метрах в ста от берега плывут до десятка дельфинов. Они то выпрыгивают из воды, то ныряют на некоторое время в глубину, то снова появляются на поверхности моря. Так здорово за ними наблюдать. Говорят, что они очень любят играть в воде с людьми».

«Они, наверное, очень большие»? – спросил Олежка.

«Да нет, черноморские дельфины не очень большие, может быть метр, а может полтора, — предположил Витька, — мы в этот раз ездили в дельфинарий и смотрели представление, в котором участвовали дрессированные дельфины. Они, оказывается, такие умные. Дрессировщик что только с ними не делал, он даже катался на них».

«Вот здорово, — воскликнул Игореха, — а ты не пробовал на них кататься»?

«Нет, — с сожалением произнес Витька, — зато дрессировщик дал мне потрогать одного из дельфинов. У дельфина такая гладкая кожа. Когда я его погладил, он, в знак благодарности, мне что-то пропищал. Значит, я ему понравился, так сказал мне дрессировщик».

«Это, наверное, не ты ему понравился, — решил подшутить над Витькой Олежка, — это очки ему твои понравились».

Гоша и Игореха одновременно хихикнули, отреагировав на Олежкину шутку. Витька же посмотрел на друзей, потом насупился и произнес: «Сдались вам мои очки».

«Витька, — закончив смеяться, обратился к нему Гоша, — мы же не со зла напомнили тебе об очках, может нам тоже хочется поносить очки».

«Им, видите ли, хочется поносить, — пробурчал Витька, — не каждому это дано. Сначала ума наберитесь, а потом уж на очки засматривайтесь».

«Ребята, — вдруг вмешался в разговор Олежка, — а я ведь раньше так и думал. Самыми умными считал мужиков в шляпе и очках. Если у человека нет шляпы и очков, думал я, значит не очень умный».

«А что, теперь так не считаешь»? – спросил его Гоша.

«А теперь нет, — произнес Олежка, ехидно посмотрев на Витьку, — в поселке, куда я ездил, живет придурковатый Кеша, который все время ходит по поселку в шляпе и очках. У него из носа постоянно сопли текут, и он вытирает их рукавом».

«Ну и что, — сказал Витька, — этот Кеша вовсе не дурак, он просто чем-то болеет. Вон на соседней улице живет Пимен Аркадьевич, по прозвищу Пичужка. Он, как дурачок, пристает к продавщицам мороженого со своими разговорами, брызжа при этом слюной. А говорят, что в математике и физике нет ему равных».

«Это точно, — вступил в разговор Игореха, — этот Пимен Аркадьевич весь в математике, говорит моя мама».

«Вот-вот, — поддержал его Витька, — потому он и кажется ненормальным, что все его мысли оформлены в виде формул и уравнений, как говорит мой папа».

«Не зря же твой папа ходит в большой шляпе и носит массивные очки», — снова съехидничал Олежка.

«При чем здесь шляпа, — возмутился Витька, — ты же сам сказал, что не в шляпе дело. Вон сколько умных людей ходит без шляпы и очков».

«Не обижайся ты, Витька, — воскликнул Олежка, — это я так, к слову сказал».

«Ребята, мы, кажется, отвлеклись от темы, — произнес Гоша, — Витька, ты же не все еще рассказал о море»?

«Конечно, не все, — ответил Витька, — но только мне не хочется больше рассказывать».

И только после мальчишеских уговоров Витька согласился продолжить свой рассказ:

«А сколько в море всякой интересной живности. Чего только не продают на побережье: ракушек разных видимо-невидимо, морские ежи и звезды, красивые кораллы и сушеные морские коньки».

«Разве ежи и в море водятся»? – спросил Гоша.

«Конечно, водятся, — ответил Витька, — только морские ежи не похожи на лесных, они как пузатые рыбки с длинными колючками».

«А морские коньки»? – спросил Олежка.

«Знаете что, — произнес Витька, — я вам сейчас покажу книжку, которую мы купили в дельфинарии. Там есть фотографии многих морских зверюшек».

Сказав это, Витька на несколько минут исчез в доме, а, выйдя оттуда, показал ребятам книжку, в которой были фотографии с множеством морских животных. На фотографиях были изображены акулы и дельфины, морские звезды и ежи, осьминоги и коньки, черепахи и разные красивые рыбки.

Глядя на фотографии, ребята восторженно ахали и просили Витьку поподробнее рассказать о каждом из животных, и тот с радостью рассказывал все, что знал об изображенных животных.

Прощаясь, Витька вытащил из больших карманов своих брюк несколько ракушек и подарил их своим друзьям. Ребячьему восторгу не было конца, даже Игореха, в знак благодарности, крепко обнял смутившегося Витьку.

Утром разбудившая Гошу мама ушла на работу, попросив его присмотреть за печкой, в которой в чугунке томилась тушеная картошка. Гоша еще минут пять полежал на диване, потом нехотя встал, брызнул на лицо из умывальника несколько капель воды и выглянул в окно.

Солнце своими лучами залило уже половину двора, потихоньку подкрадываясь к соседнему дому, где жил Игореха. На второй половине двора хозяйничал однорукий дворник дядя Ваня. Вторую руку дядя Ваня потерял на войне и, вернувшись с фронта, стал работать дворником в Гошином дворе. Дядя Ваня был самым строгим и самым справедливым воспитателем малышей. И вообще, в любое время дядя Ваня мог прийти на помощь не только малышам, но и взрослым. Взрослые оставляли ему ключи от дома, просили присмотреть за детьми, и он с удовольствием выполнял поручения взрослых. Вот и сейчас он укачивал в коляске грудного малыша, мама которого решила сбегать в магазин.

Поев картошки и вытащив из печки еще тлеющие угли, Гоша вышел во двор, сел на дворовую скамейку и, подставив лицо солнцу, стал ждать своих друзей.

Первым во дворе появился Олежка. Плюхнувшись на скамейку, Олежка рассказал Гоше о том, что вчера вечером к ним в гости приходил вышедший из тюрьмы мужичок, который передал привет от отца и поведал о том, что месяца через два его отца выпустят, и он вернется домой.

Причем сказал Олежка об этом с каким-то сожалением, и его можно было понять. С приходом отца опять начнется ругань и пьяные разборки, в которых будет перепадать и самому Олежке.

«Не переживай, Олежка, — попытался успокоить его Гоша, — может быть, отец исправился, сидя в тюрьме».

«Вряд ли, — с грустью произнес Олежка и повторил услышанные у кого-то из взрослых слова, — горбатого могила исправит».

В это время к ним подошел зевающий Игореха, который, услышав последние слова, переспросил: «Кого это могила исправит»?

«Да вот у Олежки скоро отец из тюрьмы выходит», — сообщил ему Гоша.

Игореха тут же стряхнул с себя сонные остатки и, внимательно посмотрев на Олежку, произнес: «А ты, что, расстроился что ли? Тебе радоваться надо, что отец скоро вернется, а ты недоволен».

«Нечему радоваться-то, — произнес Олежка, — как вспомнишь его пьяную бузу, так волосы дыбом встают».

«Эх, Олежка, — вздохнул Игореха, — у тебя какой — никакой отец есть, а у меня вообще отца нет. Точнее, он есть, но я его ни разу не видел».

«И у меня тоже отца нет, — с грустью сказал Гоша, — я часто вспоминаю о том, как мы иногда ходили с ним на набережную. А помнишь, Игореха, как он угощал нас пирожным в кафе»?

«Конечно, помню, — ответил Игореха, — мы с тобой играли во дворе, когда он вышел и сказал: «Гоша, пойдем прогуляемся до кафе, я хочу угостить тебя пирожным». А ты тогда ему ответил: «Папа, я без Игорехи не пойду», и тогда он взял с собой и меня».

«Значит, помнишь, — воскликнул Гоша, — мы тогда съели по три пирожных и выпили по бутылке лимонада».

«Точно, — согласился Игореха, — у меня третье пирожное уже не лезло, но я его все-таки проглотил».

«Вам хорошо, — грустно произнес Олежка, — вы пирожное ели, а мне отец ни разу простой конфетки не принес».

«Подожди, еще принесет и не только конфетку, — попытался успокоить Олежку Гоша, — вот вернется домой и угостит тебя чем-нибудь вкусненьким».

Но утешения эти на Олежку не произвели никакого впечатления. Он так и остался при своем мнении.

Наконец, подошел Витька, и они направились в сторону Волги. В такой день грешно было сидеть во дворе. Купаться, только купаться.

К ним присоединились два соседских пацана, которые в этом году собирались пойти в первый класс. Звали их Вовка Гришин и Славка Никитин. Вовка был белобрысым спокойным мальчиком, а Славка, наоборот, был чернявым непоседой с живыми, озорными глазами.

На пляже было много отдыхающих, но ребята нашли свободное место у самой воды, разделись и с удовольствием занырнули в прохладную воду. Перед тем как занырнуть, Олежка дал ценные указания Вовке и Славке, и те теперь плескались возле самого берега.

Искупавшись, они легли на теплый песок и стали с интересом рассматривать отдыхающую публику.

Справа от них сидела упитанная женщина в большой соломенной шляпе. Рядом с ней постоянно капризничала маленькая девочка, так как мама запрещала ей плескаться в воде.

«Мариша, — говорила мама девочке, — вот когда я отдохну, тогда и пойдем в воду вместе». Мариша пуще прежнего начинала канючить.

Слева от них развалился лысоватый мужичок, который зыркал по пляжу своими свинячьими глазками. Иногда взгляд его останавливался на какой-нибудь привлекательной девушке, и мужичок надолго замирал.

А прямо по курсу перед ребятами лежали две девчонки лет пятнадцати. Они только что искупались и теперь разлеглись на покрывале и о чем-то весело переговаривались.

И, если Витька, Гоша и Игореха не обратили на девчонок особого внимания, то Олежка внимательно их рассмотрел. Темненькая девчонка была худенькой и несимпатичной, а вот у светленькой девчонки купальник облегал два внушительных бугорка на груди, и вся ее фигурка была привлекательной. Олежка обследовал взглядом всю светленькую девчонку, возвращая взгляд то на ее грудь, то на ее ножки и попку.

Вдруг его кто-то дернул за плечо, и он услышал Гошин голос: «Олежка, ты чего не отвечаешь»?

«Я, — переспросил Олежка, — что-то разморило меня на солнце».

«Вот я и вижу, что ты как вареный, — согласился Гоша, — может, искупаемся опять»?

«Конечно, искупаемся», — сказал Олежка и, быстро вскочив, побежал к воде.

Вслед за ним вскочили с песка Игореха, Витька и будущие первоклассники. Звонкий смех пробежался по водной глади и растворился где-то на середине реки. Ребята визжали и брызгали друг друга водой, ныряли в глубину и выскакивали на мелководье, пытались плыть на перегонки и отдыхали, переворачиваясь на спину. Но волжская вода не хотела их держать на поверхности, и, чтобы не скрыться под водой, им приходилось помогать себе руками и ногами.

Накупавшись, они вновь разлеглись на теплый песок и, глядя на синее небо, попытались мечтать.

«Кем бы ты хотел стать, когда вырастешь»? – спросил Витьку Гоша.

«Я, — переспросил Витька, — наверное, полярником».

«А почему полярником»? – спросил его Олежка.

«Потому, что полярники исследуют неизведанные просторы на самом краю земли, — немного подумав, ответил Витька, — разве плохо быть первооткрывателем»?

«Первооткрывателем, конечно, быть неплохо, — согласился с ним Олежка, — но постоянно находиться в холодных краях мне не хочется. Снег, да лед и мороз несусветный. Нет, это не по мне».

«А какая тогда специальность по тебе»? – спросил Гоша.

«Мне хочется быть летчиком, — сообщил Олежка, — летишь в синем небе, и никого рядом с тобой нет. Только ты и небо. Знаешь, как хочется посмотреть на нашу землю с высоты».

«Мне тоже хочется посмотреть с высоты на землю, — произнес Витька, — вот только в летчики меня не возьмут».

«Это почему же не возьмут»? — вклинился в разговор Славка.

«А потому и не возьмут, что у меня зрение плохое, — сообщил Витька, — а с плохим зрением в авиацию не берут».

«А я бы хотел стать врачом», — воскликнул Игореха.

«Конечно, у тебя мама врач, — сказал Витька, — тебе сам бог велел быть врачом».

«Причем здесь бог, — возмутился Игореха, — просто мне нравится, когда люди благодарят маму после выздоровления».

«Ах, тебе только благодарность нравится»? – спросил Гоша.

«Ты меня неправильно понял, — возмутился Игореха, — я хотел сказать, что эта специальность помогает людям, делает их здоровыми. А ты сам-то кем хотел бы быть»?

«Я еще не думал об этом, — сознался Гоша, — может, военным, а, может, шофером. Вон у Вовки батя разъезжает себе на машине, верно Вовка»?

«Верно, — согласился Вовка, — только, знаешь, как он устает. Приезжает вечером с работы и на боковую».

«Так ведь не только у шоферов тяжелая работа, — произнес Олежка, — вон у Таньки отец на шинном заводе работает слесарем, так тоже после ночной с ног валится».

«И у меня мама тоже очень устает, — сказал Гоша, — посиди-ка весь день за швейной машинкой в артели. Знаешь, сколько рабочих рукавиц мама делает за смену, и не сосчитать».

«Так уж и не сосчитать»? – с недоверием спросил Игореха.

«Сосчитать, конечно, можно, — произнес Гоша, — но, то что много — это точно».

Закончив разговор, ребята еще раз искупались, выжали в кабинке для переодевания свои трусы и, одевшись, потихоньку двинулись вверх на набережную.

Выйдя на набережную, они увидели автобус с иностранными туристами, которые с высоты рассматривали великую русскую реку. Увидев пацанов, один из туристов подошел к ним и знаками показал, что хочет запечатлеть их на своем фотоаппарате. Ребята дружно выстроились в шеренгу, но иностранец отобрал только Вовку и Славку, которых и сфотографировал.

«Видали, — сказал Витька, — выбрал пацанов, у которых одежда с заплатами. Будет теперь всем показывать и говорить, что у нас тоже Гавроши есть».

«Может, он выбрал тех, кто помладше», — предположил Игореха.

«Ничего не помладше, — настоял на своем Витька, — видишь, как у Вовки заплатанные коленки отвисли, а у Славки карманы от камушков лопаются».

«Вижу, — согласился с ним Игореха, — но это еще ничего не значит».

«Значит, еще как значит, — поддержал Витьку Гоша, — иностранец, он и есть иностранец».

«Да, ладно вам, — сказал Олежка, — пора домой идти, а не иностранцев обсуждать».

Сказав это, он повернулся и пошел в сторону дома. Остальные ребята поспешили вслед за ним.

Солнце еще раз внимательно посмотрело им в спины и продолжило свой спуск к горизонту.

Вот и еще один день подошел к концу.

Явление Вики

На следующий день в гости к Гоше пришла нарядная Вика. Она принесла с собой целый пакет сладостей и попросила Гошу познакомить ее со своими друзьями.

Пока Вика сидела на дворовой скамейке, Гоша вызвал из дома Игореху, и тот сходил за Олежкой и Витькой.

При появлении друзей, Гоша представил им Вику, а та, в свою очередь, угостила мальчишек сладостями. Особенно ребят впечатлили конфеты Рококо, они прямо таяли во рту и были такими вкусными, что Вика сразу же понравилась Гошиным друзьям.

Вика, почуяв расположение ребят, предложила им пройтись по волжской набережной, на что мальчишки сразу же согласились. Польщенная Вика шла по набережной в окружении ребят с гордо поднятой головой. Она смотрела на окружающих таким взглядом, будто хотела сказать: «Смотрите и завидуйте. Видите, какие мальчики меня сопровождают». А мальчики и действительно с большим удовольствием шли за Викой, и только Витька скрывал свои чувства за большими очками.

Дойдя до ослепительно белой беседки, они сели на скамейку и стали смотреть на проплывающие мимо пароходы.

«Смотрите, смотрите, — воскликнула Вика, показывая на туристический пароход, — какой он белый и большой».

«А какие у него огромные колеса, — поддержал разговор Гоша, — вон как они лупят по воде своими лопастями».

«Это еще не самый большой пароход, — произнес Витька, — у него всего две палубы».

«Да, — согласилась с ним Вика, — я с папой плавала на трехпалубном пароходе».

«Когда это ты плавала»? — спросил недоверчиво Игореха.

«В июле, после того, как приехала из лагеря, — ответила Вика, — мы с папой прокатились до самой Астрахани и обратно».

«Вот здорово, — воскликнул Гоша, — а ты мне об этом не рассказывала».

«Ну и что, — дернув своим плечиком, ответила Вика, — разве мальчишкам нужно все рассказывать»?

«Может и не нужно, — сказал Витька, — а вообще интересно бы послушать о таком путешествии».

«Ничего интересного в этом нет, — произнесла Вика, — сидишь на палубе, смотришь на берег, мимо проплывают безлюдные берега. Тоска, да и только».

«Но вы же сходили на берег где-нибудь»? – задал очередной вопрос Гоша.

«Конечно, сходили, — ответила Вика, — сходили и бегом за экскурсоводом. Красивей нашего города все равно нигде нет».

«Неужели наш город самый красивый»? — вступил в разговор Олежка.

«Я пока еще не видела города лучше, — воскликнула Вика, — может быть потому, что не было времени рассмотреть другие города, экскурсовод все время торопил».

«Но что-нибудь тебе понравилось»? – спросил Витька.

«Да, мне понравилась Астрахань, — ответила Вика, — потому что там Волга такая широкая и арбузы такие вкусные».

«Да, арбузы там знатные, — подтвердил Олежка, — я недавно с поселковскими ребятами астраханскую баржу с арбузами разгружал».

«Ты разгружал арбузы, — спросила Вика, — ты что, грузчик»?

«Я не грузчик, — ответил Олежка, — просто бабушкин сосед ехал на Волгу, чтобы подзаработать на разгрузке арбузов. Я его так упрашивал, что он взял и меня».

«И долго вы разгружали»? — спросил Гоша.

«Часов шесть, наверное, — ответил Олежка, — мы стояли цепочкой и передавали друг другу арбузы. Меня поставили в самый конец, чтобы я аккуратно укладывал их в кузов грузовика».

«И много ты заработал на разгрузке»? – спросил Витька.

«Целых пять рублей и два арбуза»? — ответил Олежка.

«Здорово, — воскликнул Игореха, — такие деньги получил».

«Зато знаешь, как устал, — произнес Олежка, — у меня после этого три дня руки болели».

«Наверное, вы там и арбузов наелись»? – спросил Гоша.

«Конечно, наелись, — ответил Олежка, — знаете, сколько арбузов разбилось при погрузке. Вот мы их и уминали за обе щеки».

«Повезло же тебе, Олежка, — с завистью сказал Игореха, — и арбузов поел, и денег заработал».

«Подумаешь, — воскликнула Вика, — грузчику позавидовал. У папы на работе их полным-полно».

«Олежка не грузчик», — обиделся за друга Игореха.

«Да, ладно вам, — пробурчал Витька, — посмотрите лучше на Волгу, еще один большой пароход причаливает к пристани».

К пристани действительно причаливал белый пароход с туристами, а с берега им махали руками встречающие и любопытные. Туристический сезон был в полном разгаре, и посмотреть на древний город стремились не только жители нашей страны, но и иностранцы. А где иностранцы, там красивые шмотки и заполненный дефицитами ресторан. И, если дети выпрашивали у иностранцев жвачку, то взрослые выторговывали у них одежду и сигареты.

«Ребята, — предложила Вика, — давайте спустимся к пристани и попробуем достать жвачку».

«Ты что, будешь попрошайничать»? – спросил у нее Гоша.

«При чем здесь попрошайничать, — возмутилась Вика, — улыбнись иностранцу, он сам тебе жвачку даст».

«А что, можно попробовать, — поддержал Вику Витька, — жвачка у них классная».

«Тогда пошли вниз», — сказала Вика и стала спускаться к пристани. Ребята последовали вслед за ней. Гоша постоял несколько секунд в нерешительности, потом тоже решил спуститься вниз.

У пристани уже суетилась толпа жаждущих пообщаться с иностранцами. Шмыгали между взрослыми и несколько пацанов. Завидев Вику с ее спутниками, они как-то напряглись, и в их взглядах можно было прочесть только нескрываемую агрессивность.

Но Вика не обратила на эти взгляды никакого внимания. Она попыталась подойти как можно ближе к трапу, но ее попытка не увенчалась успехом.

Тогда Вика отделилась от толпы и встала в нескольких метрах по направлению предполагаемого движения иностранных туристов. Ребята попробовали расположиться рядом, но она посоветовала им покрутиться возле толпы, оставив возле себя одного Витьку.

И вот туристы появились на трапе. Они оживленно переговаривались, активно жестикулируя при этом своими руками. Многие из них не переставали щелкать классными фотоаппаратами и снимать на видеокамеры.

Из толпы встречающих стали отделяться опытные фарцовщики, предлагая иностранцам варианты сотрудничества в виде обмена или покупки. Олежка и Игореха стали суетиться вокруг иностранцев, а Гоша наблюдал за происходящим со стороны.

Когда иностранцы поравнялись с Викой и Витькой, Вика им мило улыбнулась, а Витька на сносном английском языке попросил у них жвачку. Выглядело это, приблизительно, так: «Мир, дружба, жвачка. Peace, friendship, жвачка».

Сначала на просьбу откликнулся один турист, а вслед за ним по жвачке дали еще два иностранца.

В окружении просящих детей иностранцы двинулись дальше, а Вика со своими новыми приятелями вновь прошла к беседке. В беседке она разжала свой маленький кулачек и показала ребятам три жвачки. Красивая упаковка была такой притягательной, что у мальчишек тут же потекли слюни, и участилось дыхание.

В это время к ним подошли три пацана лет четырнадцати-пятнадцати, которые крутились до этого возле пристани, и потребовали отдать им полученную от иностранцев жвачку.

Вика сначала испугалась мальчишек, но, посмотрев на своих телохранителей, произнесла: «А вам больше ничего не хочется»?

«А ты, девочка, не груби старшим, — сказал один из них, — а то можешь и схлопотать».

И тут Олежка, Гоша и Витька встали между пацанами и Викой. Игореха при этом, что-то замешкался, когда же началась потасовка, он тоже пустил в ход свои кулаки.

Но силы были явно неравными, так как первым ударом был повален на землю Гоша, а у Витьки с носа слетели очки.

Плохо бы им пришлось, если бы не Викин крик, который привлек внимание взрослых. Вика заверещала так сильно, что два здоровых мужчины пришли им на помощь, и пацаны капитулировали, пообещав отомстить объявившимся конкурентам.

Осмотрев поле боя, ребята стали приводить себя в божеский вид. Вика подтерла Гоше окровавленный нос, а Олежка напялил на Витькину переносицу упавшие на землю очки и шутливо проговорил: «Ай да очкарик, ай да Витек. Видали как он размахнулся, — обратился он к друзьям, — даже очки с носа свалились».

«Они не только свалились, — поддержал Игореха шутливый тон, — они так громко стукнулись, что противник растерялся и сбежал».

Витька аккуратно поправил очки и серьезно сказал: «Хорошо, что они упали на траву, а не на асфальт».

«Хорошо то, что хорошо закончилось, — произнес Олежка, осматривая Гошин нос, — можно сказать, что отделались малой кровью».

«Ребята, — напомнила о себе Вика, — а не пора ли нам разделить жвачки»?

«Пора, пора» — хором закричали отошедшие от драки мальчишки.

Вика развернула красивые обертки и поровну разделила три жевательных пластинки.

С каким удовольствием каждый из мальчишек засунул себе в рот полученный долгожданный кусок. Какое блаженство растеклось по их довольным лицам.

Раздав жвачку, Вика еще раз посмотрела на довольных мальчишек, потом аккуратно положила свою долю на высунутый язычок. Через секунду жвачка пропала у нее во рту, но эта секунда впоследствии еще долго снилась впечатлительному Олежке.

Но это потом, а сейчас ребята дружно зашагали к своим дворам. До школы оставалось всего два дня.

Да, до школы оставалось всего два дня, в течение которых необходимо было подготовить все школьные принадлежности и форму. И, если форму родители старались купить детям заранее, то приобретение тетрадок, ручек и другой школьно-письменной мелочевки откладывалось на самые последние дни.

У Витьки с этим никаких проблем не было, так как его мама впрок запасалась всем с начала лета.

Выйдя на следующий день из дома, он посидел немного на дворовой скамейке, потом встал и медленно пошел в сторону набережной. Ноги сами несли его к пристани, возле которой он вчера вместе с Викой общался с иностранцами.

Как и вчера около пристани толпились люди, среди которых Витька увидел вчерашних драчунов.

Заметив пацанов, Витька несколько минут постоял в нерешительности, потом шмыгнул носом и подошел к толпе. Один из пацанов пристально посмотрел на Витьку и, узнав в нем вчерашнего конкурента, показал на него пальцем. Через минуту Витька был окружен вчерашней троицей, и это окружение ничего хорошего ему не предвещало.

«Ты что, опять приперся, — спросил его один из пацанов, — мы же предупреждали, чтобы вы не появлялись здесь».

«А он, наверное, хочет по очкам получить», — заметил другой пацан.

«Это мы можем устроить, — поддержал его первый, протягивая к Витькиным очкам свою руку, — очки классные, даже жалко по ним бить».

И тут Витька услышал знакомый Викин голос: «Эй, мальчики, не распускайте свои грязные ручки».

«А вот и подружка приперлась, — воскликнул третий пацан, — очень даже кстати».

«С девчонками мы не воюем, — произнес первый, — поэтому вали, девочка, отсюда по добру, по здорову».

«А если не отвалю»? – с вызовом спросила Вика.

«А если не отвалишь, — предупредил первый, — получишь коленкой под зад и пару щелбанов для профилактики».

«Ах, как страшно, — улыбнувшись, воскликнула Вика, — особенно под зад».

«Ты, девочка, не шути, — присоединился к разговору второй, — я ведь и в нос могу дать».

Услышав эти слова, Витька подвинулся ближе к Вике, стараясь прикрыть ее своим телом.

«Смотрите, — воскликнул первый, заметив Витькино движение, — наш очкарик пытается расправить свои худосочные плечи».

«Если вы не хотите, чтобы я опять закричала, — предупредила Вика, — во-первых, не оскорбляйте моего друга, а, во-вторых, давайте жить дружно».

С этими словами она вытащила из кармана своей кофты пакетик с конфетами «Белочка» и стала угощать пацанов.

Пацаны сначала переглянулись, потом первый из них взял из Викиных рук конфету. За ним последовали и его дружки.

«Зачем нам ссориться, — произнесла Вика, — вы же видели, как ловко мы с Витькой уговорили иностранцев. Так давайте лучше дружить».

Пацаны еще раз переглянулись, потом первый из них протянул Вике руку и представился: «Стасик».

«Вика», — в свою очередь представилась Вика.

«А это Колька и Женька», — представил он своих дружков.

«Очень приятно, — сказала Вика, протянув ребятам свою руку, — ребята, мы не хотим вам мешать. Вы занимайтесь своим делом, а мы после вас будем пытаться понравиться иностранцам. Идет»?

«Идет», — ответил Стасик и вновь запустил свою руку в пакетик с конфетами.

Так познакомились и нашли контакт враждовавшие до этого стороны.

Отойдя от Вики и Витьки, Колька попытался упрекнуть Стасика в отступлении, но Женька подержал Стасика, сказав, что с крикливой мымрой лучше не конфликтовать.

«Во-первых, она не мымра, — заступился за Вику Стасик, — а, во-вторых, она поможет нам охмурять иностранцев. Давайте посмотрим, как она сегодня со своим очкариком сработает. Если у них опять получится, тогда мы будем работать сообща, а, если нет, то они нам не конкуренты».

С таким серьезным доводом согласились и Колька и Женька.

А у Вики с Витькой сегодня получилось даже лучше, чем вчера. Кроме жвачки, они выклянчили у иностранцев красивый глянцевый журнал и две открытки с видами Лондона.

Одну из открыток Вика вручила Стасику, а другую Витьке. Журнал, не выпуская из рук и медленно перелистывая страницы, она показала всем мальчишкам, пообещав изредка давать его на несколько дней.

Такое сотрудничество пацанам очень понравилось, и с того дня Вика стала душой компании, а если точнее, то авторитетом в непростом деле обольщения иностранцев. Пацаны, сами этого не замечая, попали под ее безоговорочное влияние, периодически подпитываемое Викой всякими вкусностями, принесенными из дома. Разве можно устоять, когда перед носом появляются дорогие конфеты и вкуснейшее печенье, соблазнительные шоколадки и пахучий зефир.

Только родители Стасика могли позволить себе покупать такие кондитерские прелести, остальным же мальчишкам эта вкуснятина могла только присниться.

Новый учебный год и новые увлечения

Итак, начался третий учебный год в жизни Гоши, Олежки, Витьки и Игорехи. В третий класс наши ребята шли с радостным настроением, но уже не с той окрыленностью, которая теребила их детские сердца перед первой встречей со школой и тем неизведанным миром, который скрывался за ее стенами.

Да и шли они теперь разными дорогами, так как Олежка начинал учиться в другой школе, в одном классе с жизнерадостной Викой.

Увидев его в строю, Вика по-дружески подмигнула ему, и Олежка ответил ей вымученной улыбкой. Он все-таки волновался, не зная, как встретит его класс, в котором ему теперь предстояло учиться.

И класс, действительно, встретил его настороженными взглядами мальчишек и недвусмысленными перешептываниями девчонок.

Классный руководитель, Антонина Петровна, усадила Олежку за последнюю парту, представив его всем ученикам.

После первой перемены он с шумом уселся за свою парту и, от неожиданности, с криком вскочил, так как несколько кнопок воткнулись в его расслабленный зад.

Класс разразился веселым смехом, на что резко отреагировала Антонина Петровна, усадив нерадивого ученика.

Весь урок Олежка осматривал затылки одноклассников, пытаясь определить виновника его страданий. Но затылки мальчишек глазели на него одинаковыми прическами, отличавшимися только цветом волос, а девчоночьи затылки или выглядывали из-за тугих кос, или были прикрыты густой шевелюрой. Некоторые девчонки иногда оглядывались на него, для того, чтобы показать язык или тихо хихикнуть, но это Олежку ни капли не расстраивало.

И только звонок вывел Олежку из задумчивого состояния. Он еще минуту посидел за партой, а потом вышел в коридор. В коридоре Вика попыталась разговорить Олежку, но тот упрямо молчал, думая о чем-то своем.

После звонка, подойдя к парте, Олежка сначала посмотрел на скамейку, а потом аккуратно сел, не обнаружив кнопок, но подвох ждал его с другой стороны. Страницы его новой тетрадки были склеены канцелярским клеем, и Олежка никак не мог их разъединить. Почти весь класс наблюдал за тщетными Олежкиными попытками, хихикая и указывая на него пальцем. Олежка разозлился и швырнул тетрадку в лицо сидящего за соседней партой мальчишки.

Антонина Петровна тут же подняла его из-за парты и незамедлительно поставила в угол.

Весь урок он простоял в углу, ощущая на себе противные взгляды одноклассников. Такого стыда Олежке еще никогда не приходилось переносить. Злость его вскипела с новой силой, и на перемене он решил разобраться с кем-нибудь их мальчишек.

Но не меньше Олежки с ним хотел разобраться сосед по парте, в которого он запустил тетрадкой.

Как только Антонина Петровна вышла из класса, сосед накинулся с кулаками на Олежку. В помощь ему пришли еще несколько мальчишек. Олежка удачно подцепил на кулак соседа, потом поддал со всей силы еще одному, и только после этого его сумели завалить на пол подскочившие мальчишки.

В пылу борьбы одному из мальчишек Олежка порвал пионерский галстук, а сам получил удар каблуком в глаз.

Антонина Петровна с трудом смогла унять драчунов, а, узнав о том, что Олежка порвал мальчику пионерский галстук, отвела его к директору. Директор попытался разговорить молчавшего Олежку, но тот не захотел ему что либо объяснять. Его глаз к этому времени изрядно заплыл, и это придало Олежкиному лицу еще большую отрешенность.

Закончив тщетные попытки поговорить с драчуном, директор решил вызвать в школу родителей и обсудить с ними вопрос Олежкиного пребывания в школе. Олежка был отправлен домой и завтра должен был прийти в школу со своей мамой.

Узнав о том, что Олежку хотят исключить из школы, Вика рассказала Антонине Петровне о том, что реально произошло в классе.

Оставив класс после уроков, Антонина Петровна попыталась найти зачинщиков инцидента, но столкнувшись с солидарным молчанием, рассказала ребятам о том, что из-за их недостойного поведения Олег Захарычев будет в ближайшие дни отчислен из школы.

После услышанного класс разделился на три лагеря. Одних эта весть, безусловно, порадовала, другие не скрывали своего равнодушия, а третьи, включая Вику, решили защитить несправедливо обиженного Олежку.

Попросив слово, Вика встала из-за парты и произнесла: «Антонина Петровна, Олежка, то есть, Олег Захарычев ни в чем не виноват. Просто некоторым ученикам он чем-то не понравился, и они решили его проучить. Я бы тоже не вытерпела, если бы мне подложили кнопки и заклеили тетрадку».

«И я бы не выдержал….», «И я бы не выдержал…..» — поддержали ее некоторые ученики.

Успокоив класс, Антонина Петровна произнесла: «Раз так, тогда давайте осудим действительных виновников случившегося. Пусть сознаются те, кто подложил Олегу кнопки и обмазал клеем тетрадь».

В классе опять наступила тишина, ребята искоса посматривали друг на друга, не решаясь назвать виновника.

Вика, попросив разрешение, опять встала и спросила: «Значит, пусть лучше отчислят из школы неповинного ни в чем Олега»?

«Нет, нет», — раздались голоса.

«Тогда, пусть встанет тот, кто совершил недостойное пионера действие» — произнесла Вика.

И большинство взглядов остановилось на Степке Страхове, который сидел на предпоследней парте и которого побаивались многие мальчишки.

Под пристальными взглядами одноклассников Степка встал и сознался в том, что хотел таким образом пошутить над новичком.

На следующий день, в кабинете у директора Степка нехотя извинился перед Олежкой, и инцидент, казалось бы, был исчерпан, но только на первый взгляд.

После уроков Степка со своими дружками встретил Олежку на улице и предупредил: «Послушай, не вздумай наводить в классе свой порядок, иначе будешь иметь дело со мной».

«А что, разве иметь дело с тобой так противно»? — спросил Олежка.

«Не дерзи, — предупредил Степка,- а то прямо сейчас можешь схлопотать».

«Не пугай ты меня, — спокойно сказал Олежка, — и не зли, а то сам получишь».

«Видали, — обратился Степка к дружкам, — он мне еще и угрожает».

Дружки ухмыльнулись и попытались окружить Олежку. Заметив это, Олежка отскочил к стене, прижался к ней спиной и произнес: «Попробуйте сунуться, убаюкаю каждого».

В это время на улице показалась Антонина Петровна, и Степка с дружками поспешил ретироваться.

Проходя мимо разгоряченного Олежки, Антонина Петровна спросила его: «У тебя все в порядке, Олег»?

«Да, Антонина Петровна, — ответил Олежка, — у меня все хорошо».

«Ну, что ж, — произнесла Антонина Петровна, — желаю удачи».

Попрощавшись с Антониной Петровной, Олежка поспешил домой, думая о недавней перепалке со Степкой.

А в другой школе Гоша, Игореха и Витька перед занятиями встретились со своими одноклассниками. За лето они сильно вытянулись и повзрослели, а девчонки еще и похорошели.

Гоше так и хотелось дернуть за косу загорелую и жизнерадостную Галю. Она стояла в окружении девчонок и вся светилась своей открытой улыбкой.

«Да, — подумал Гоша, — Галка стала еще привлекательней».

Подумав так, Гоша направился к Витьке, которого мучила своей трепотней охочая до разговоров Ленка. По выражению Витькиного лица можно было понять, что общение с Ленкой не доставляет ему никакого удовольствия.

«Витька, — подойдя к нему, произнес Гоша, — ты не забыл, что мы договорились с Игорехой».

Витька сначала не понял, о какой договоренности идет речь, но, посмотрев на Гошу, поправил очки и изрек: «Конечно, не забыл, а где, кстати, он»?

Ленка хоть и не отличалась великой сообразительностью, но серьезный тон разговора заставил ее умолкнуть и отойти к девчонкам.

«Привет Витек, здорово Гоша, — услышали они голос Петьки Добрынина, — да вы, никак, выросли»?

«Не все тебе расти, — ответил ему Гоша, — вон какая каланча из тебя получилась».

«Вы, конечно, не поверите, — воскликнул Петька, — но это все от турника. Знаете, сколько раз я могу на нем подтянуться»?

«Откуда же нам знать» — вступил в разговор Витька.

«Так вот, — продолжил Петька, — на турнике я могу подтянуться пятьдесят раз».

«Не может быть», — засомневался Гоша.

«Ну, вот, я так и знал, что не поверите, — обиделся Петька, — жаль, что турника поблизости нет, а то бы я вам доказал».

«Да не переживай ты так, — попытался успокоить его Витька, — вот начнутся занятия по физкультуре, тогда и докажешь».

«И докажу, обязательно докажу, — произнес Петька, — у меня теперь мышцы, как кирпич».

«Да, — потрогав Петькину мышцу, подтвердил Витька, — натуральный кирпич».

Сказав это, он незаметно подмигнул Гоше, а Петька от Витькиных слов еще выше поднял свой веснушечный нос.

Прозвенел звонок, и третьеклассники поспешили в класс.

Галина Владимировна приветствовала учеников, поздравив их с началом нового учебного года, и урок начался. Гошин локоть случайно коснулся Таниного локтя, отчего Таня густо покраснела и отдернула руку. Да, одноклассники действительно повзрослели.

Если раньше мальчишки смотрели на девчонок скользящим взглядом, то теперь взгляды многих из них надолго задерживались на той или иной части девчоночьего тела. А девчонки, чувствуя эти взгляды, или сильно тушевались, или начинали еще больше кокетничать.

К числу тех, кто тушевался при мальчишеском взгляде, относилась Танька, а вот Галка, наоборот, всем своим видом показывала: «Смотрите, какая я хорошенькая». И мальчишки, действительно, засматривались на нее.

Кроме занятий в школе, у ребят появились разные увлечения, и времени на вольное шатание становилось все меньше.

Олег в боксерских перчатках

Олежка, например, записался в секцию бокса.

Однажды, проходя мимо старой церквушки, он обратил внимание на двух парней, которые со спортивными сумками, из которых торчали боксерские перчатки, выходили из здания. Набравшись смелости, Олежка спросил у них о том, что же находится в старой церкви.

Один из парней похлопал Олежку по плечу и произнес: «В этой церкви, пацан, находится секция бокса общества «Спартак».

«И вы в ней занимаетесь»? – с восхищением спросил Олежка.

«Занимаемся, — ответил парень и, посмотрев на друга, уточнил, — уже давно занимаемся».

«Вот здорово, — воскликнул Олежка, — а мне можно будет попробовать»?

Парни переглянулись и, заметив в Олежкиных глазах неподдельный интерес, посоветовали ему прийти через день со спортивной формой, пообещав познакомить его с их опытным тренером.

Придя через день в зал, Олежка увидел большой ринг, на котором боксировала пара боксеров. Остальные парни возле ринга выполняли команды маленького кругленького человечка. Это и был известный в области тренер по боксу Гетман Николай Павлович, которого за глаза боксеры звали «папашей».

Один из парней заметил Олежку и подвел его к Николаю Павловичу: «Николай Павлович, — обратился он к тренеру, — этот парнишка хочет заниматься в нашей секции. Говорит, что давно об этом мечтал».

Николай Павлович сначала внимательно осмотрел Олежку, потом пощупал его мышцы и только после этого произнес: «Значит, давно об этом мечтал? Ну, раз мечтал, тогда быстро переодевайся и на ринг. А ты, Гена, дай ему свои перчатки».

«Хорошо», — сказал Гена и проводил Олежку в раздевалку.

После того как Олежка переоделся, он помог ему надеть боксерские перчатки и вместе с ним вышел в зал.

И, если еще перед церковью Олежку начал бить мандраж, то сейчас его затрясло во сто крат сильнее. На прямых дрожащих ногах он подошел к рингу, возле которого стоял Николай Павлович. Николай Павлович со знанием дела проверил у него перчатки и подтолкнул на ринг.

После этого он дал команду одному из боксеров: «Борис, давай на ринг».

По его команде на ринг выскочил крепыш лет тринадцати, а за ним поднялся и сам Николай Павлович.

Он свел боксеров в центре ринга и спросил Олежку: «А как тебя зовут, будущий чемпион»?

«Меня, — переспросил Олежка, — меня Олежкой зовут».

«Олег, значит, — уточнил Николай Павлович, — сейчас ты пройдешь первое крещение в бою с второразрядником Борисом. А там уж твое дело, будешь заниматься или нет».

И бой между второразрядником Борисом и новичком Олежкой начался. Борис прижал Олежку к канатам и начал лупцевать его красными перчатками по телу и голове. Олежка не успевал уворачиваться, а уж о контратаке он и не думал. Его руки пытались прикрыть загудевшую вдруг голову, но даже через руки Борис сильно доставал Олежку. На третьей минуте Олежка в изнеможении упал, после чего Николай Павлович прекратил бой.

Гена подбежал к лежащему Олежке, посмотрел на его состояние, пытаясь что-то ему сказать. Но Олежка видел только размытые черты своего нового знакомого, а слов его понять никак не мог. Наконец, Гене удалось поставить Олежку на ноги и снять с него перчатки: «Иди в раздевалку и прими душ», — донеслись до Олежки Генины слова.

Олежка машинально выполнил Генину команду и, войдя в раздевалку, встал под прохладную струю душа. Прохладная вода в какой-то степени вернула ему дар реального восприятия, но голова продолжала гудеть, а тело предательски подрагивать.

Переодевшись, он сунул спортивную форму в авоську и вышел из здания церкви с мыслью о том, что никогда не придет больше в это гиблое место.

Утром следующего дня Олежка проснулся от ноющей боли, которая тиранила его побитое тело. Посмотрев в зеркало, он обнаружил под глазом внушительный синяк, и желание идти в школу пропало само собой. Но синяк не прошел и на следующий день, а пропускать уроки дважды было нехорошо. И Олежке с подбитым глазом пришлось появиться в школе.

Степка с дружками был на седьмом небе от счастья, увидев подбитый Олежкин глаз. На Степкином лице было написано такое удовольствие, от которого Олежке стало еще противней. И только Вика с пониманием отнеслась к Олежке. Все перемены она находилась рядом с ним, стараясь своими разговорами хоть как-то отвлечь его от грустных мыслей.

Ехидный взгляд и неприкрытая Степкина радость все воскресенье маячили перед Олежкиными глазами, и тогда он принял окончательное решение вновь пойти в секцию бокса.

На следующую тренировку Олежка шел с высокоподнятой головой, ни капельки не волнуясь и думая только о Вике, которая так мастерски успокаивала его в школе.

Войдя в раздевалку, Олежка поймал на себе несколько мальчишеских взглядов и услышал Генин голос: «А я был уверен, что Олег придет в секцию».

Ребята по очереди подходили к Олежке, точнее к Олегу, хлопали по плечу и поздравляли с первым крещением, а Николай Павлович в начале тренировки представил его всем членам боксерской секции.

После тренировки, идя с ребятами домой, Олег узнал о том, что Николай Павлович каждого вновь пришедшего подвергал серьезному испытанию через ринг, и многие этого испытания не выдерживали. А кто выдерживал, тот становился верным боксу навсегда. Не каждый из них становился чемпионом, но настоящим человеком становилось большинство.

Вот и Олега Николай Павлович попросил на следующее занятие прийти с дневником, а в дневнике у него уже красовалась двойка по рисованию. Увидев двойку, Николай Павлович напомнил Олегу одно из правил – в секции занимаются только те, кто хорошо успевает по учебным дисциплинам. И неважно где учатся члены секции, в школе, училище, техникуме или институте, везде они должны хорошо учиться.

Второе правило предупреждало о том, что занимающийся в секции бокса не имеет права курить и употреблять спиртное.

А третьим очень важным правилом боксерского братства было то, что боксер ни при каких обстоятельствах не должен был первым распускать свои кулаки.

Вот тебе Олег и загогулина. Или занимайся в секции, принося бездвоечный дневник, или катись на все четыре стороны и любуйся своими двойками где-нибудь в другом месте.

Олег, конечно, выбрал первый вариант и стал подолгу засиживаться за учебниками. Занятия в секции заставили Олега пересмотреть его прежние убеждения в том, что ему не дано хорошо учиться. Он стал осознавать тот факт, что многое зависит только от него, и что эта зависимость позволит ему сделать, казалось бы невыполнимое.

Дерзай, Олег, как жить дальше, решать только тебе.

Гоша футболист, Игореха артист, а Витька шахматист

У Гоши все обстояло несколько иначе. Вспомнив о предложении товарища по пионерскому лагерю, он пришел во Дворец пионеров и тут же записался в футбольную секцию. На первой тренировке под руководством молодого тренера, которого звали Всеволодом, мальчишки много бегали с мячом и без мяча, потом занимались распасовкой, потом били по воротам и, в конце концов, провели двухстороннюю игру.

После тренировки Всеволод похвалил Гошу за обводку, которую он продемонстрировал в двухсторонней игре, но порекомендовал больше внимания уделить физической подготовке.

Во-первых, ему необходимо было укреплять мышцы ног, для чего Всеволод посоветовал Гоше каждый день пробегать 2 – 3 километра. Во-вторых, для укрепления мышц рук и пресса, он рекомендовал Гоше достать гантели и гирю.

За неимением денег, Гоша вместо гантелей стал использовать два березовых полена, а вместо гири — старый чугунный утюг.

Что касается бега, то первые дни он с трудом пробегал триста метров до набережной, после чего упрямая лень, с одной стороны, и недоуменные взгляды прохожих, с другой, заставляли Гошу остановиться и потихоньку возвращаться назад.

И продолжалось это недели две, пока к нему не присоединился Игореха. Ему тоже вдруг захотелось пробежаться вместе с Гошей.

Вдвоем они добежали до набережной и, чтобы не показать свою слабость друг перед другом, продолжили бег по оживленной набережной. Добежав до Стрелки, они немного передохнули и бегом отправились в обратный путь. Так был преодолен первый километр, за которым последовали и второй, и третий.

Но через месяц Игорехе перехотелось заниматься бегом, и Гоша стал бегать один, постепенно увеличивая дистанцию.

А Игореха в это время, неожиданно записался в драматический кружок при Дворце пионеров. А, может быть, это было сделано сознательно, так как в тот же кружок начала ходить сидевшая с Гошей Танька, которая очень нравилась Елене Владимировне, Игорехиной маме. Мамину рекомендацию Игореха принял как настоятельное требование, и драмкружок в его лице приобрел активного члена. Посмотрим, надолго ли.

А где же стал пропадать наш очкастый Витек? А Витьку судьба занесла в шахматную секцию, где он и оттачивал свое мастерство. Витькины родители были очень довольны выбором сына и старались ему не мешать. Хотя, разве может настоящая еврейская мама оставить свое дитя без внимания. Ее пристальный взгляд и ласковое воркование постоянно сопровождали Витьку, и Витька старался во всем с мамой соглашаться. «Да, мама. Хорошо, мама. Ты, как всегда, права, мама» — каждый раз говорил он на очередное мамино замечание.

И только избавить Витьку от тяги к иностранным жвачкам и прочим экзотическим вещам не могла даже мама. Они с Викой так увлеклись этим занятием, что стали настоящими профессионалами своего дела, быстро переплюнув в этом направлении Стасика с его дружками. Хотя до настоящих фарцовщиков им было еще далеко.

И только закончившаяся речная навигация приостановила их международную деятельность. С середины октября им оставалось с нетерпением ждать весеннего потепления, когда Волга вновь сбросит свой ледяной панцирь и предоставит гордое течение в распоряжение туристических судов, которые доставят в их родной город любопытных иностранцев.

И, если Витька во всю занялся шахматами, то Вику папа устроил в балетную студию, которую она стала посещать с конца октября. Занятия в студии ей не очень нравились, но последующие выступления перед благодарной аудиторией ей были по душе, тем более, что выступать приходилось в таких красивых и разнообразных нарядах. А еще Вике нравилось то, что переодевались они с мальчишками в одной раздевалке, и ей было приятно ловить на себе мальчишеские взгляды. Правда, кокетничая, она постоянно заявляла мальчишкам: «Ну, хватит на меня таращиться».

Об этом же первое время заявляли и другие девчонки балетной студии, но постепенно мальчишеский интерес к ним значительно уменьшился, так как все постоянное начинает приедаться.

Даже в танцах, обнимая друг друга за талию, они перестали испытывать легкое волнение, посещавшее их детские тела раньше.

А Галка, став членом Совета дружины, с головой окунулась в пионерскую работу, постоянно участвуя в различных слетах и заседаниях. То на Совете дружины обсуждается поведение какого-нибудь нерадивого пионера, то кому-то взбрело в голову провести районный слет пионерских дружин, то пришло время готовиться к одному из знаменательных событий. А событий знаменательных в жизни пионерской организации было предостаточно.

В общем, пионерская жизнь захватила Галку в свой энергичный водоворот и уже не хотела ее выпускать, да она и сама не стремилась вырваться из него.

И только Ленка, которая сидела за партой вместе с Витькой, никак не могла определиться со своими пристрастиями. Выделяя час на выполнение домашнего задания, она все оставшееся время проводила во дворе, то прыгая с девчонками через веревку, то играя на скамейке в сломанный телефон или фантики, а то, просто, сплетничая с кем-нибудь из девчонок. А так как времени на домашнее задание выделялось ей слишком мало, то в классе она продолжала списывать у Витьки все, что только было можно списать. То есть, Ленкиному легкомыслию не было конца, и она по этому поводу нисколько не огорчалась. А тройка была ее любимой оценкой, которую она всеми правдами и неправдами старалась получить.

Новая годовщина революции

Страна праздновала 38 годовщину Великой октябрьской социалистической революции, и большая часть горожан, влившись в праздничные колонны, вновь прошла с криками «Ура» и «Да здравствует ….» мимо высокой трибуны, на которой разместились руководители города и примкнувшие к ним городские знаменитости.

После демонстрации мальчишки собрались в Гошином дворе для того, чтобы поговорить о жизни и угостить друг друга чем-нибудь вкусненьким. В основном это были пирожки и дешевые конфеты, которые в народе назывались ландрином. Правда, Игореха притащил из дома два бутерброда со шпротами. Ох, и вкусными были эти маленькие золотистые рыбки. Вкусными были и пирожки, которых в каждой семье готовился не один десяток. Сидя на скамейке заднего двора, мальчишки с удовольствием уплетали принесенные пирожки и рассказывали друг другу забавные истории, произошедшие с ними.

Олег, естественно, поведал ребятам о том, как, придя первый раз в секцию, был побит второразрядником. Он, конечно, не рассказал о том, что после этого не хотел идти на тренировку.

Наоборот, постучав себя в грудь, он сказал: «Они думали, что я не приду больше в спортивный зал. Не на того напали. Я им еще покажу, на что способен Олег Захарычев».

Посмотрев на расхрабрившегося Олега, Гоша произнес: «Конечно, ты им еще покажешь. Вот только сначала покажи, а потом уж и в грудь настукивай».

«А он и покажет, — поддержал Олега Игореха, — можете не сомневаться. Он и курить бросил, чтобы в секцию ходить».

«Да ты, что, — удивился Витька, — неужели совсем не куришь»?

«Совсем не курю, — подтвердил Олег, — правда, тяжело было расставаться с сигаретой».

«Ну, ты молодец, — воскликнул Гоша, — неужели у вас в секции так строго»?

«У нас в секции очень строго, — сообщил Олег, — только без дисциплины чемпионами не становятся».

«Это кто ж тебе такое сказал»? — с усмешкой спросил Витька.

«А ты не смейся, — обиделся Олег, — я, например, согласен с нашим тренером».

«Так, значит, это ваш тренер такое говорит»? – спросил Гоша.

«Не только тренер, — сказал Олег, — но и те боксеры, которые уже добились в боксе хороших результатов. В нашей секции занимаются чемпионы и призеры спартакиад и областных соревнований, есть даже три мастера спорта».

«Вот, здорово, — воскликнул Игореха, — а ты когда будешь участвовать в соревнованиях»?

«В начале января начнутся городские соревнования, — сообщил Олег, — и Николай Павлович сказал, что я в них тоже буду участвовать».

«Ребята, мы должны обязательно пойти на соревнования», — произнес Витька.

«Конечно, — согласился с ним Гоша и, обратившись к Олегу, спросил, — ты не будешь против, если мы придем на соревнования»?

«Ребята, я сам хотел попросить вас об этом, — признался Олег, — думаю, что ваше присутствие мне очень поможет».

«Олег, мы обязательно придем», — пообещал ему Витька.

Поблагодарив ребят за поддержку, Олег, в свою очередь, спросил: «Витька, расскажи-ка лучше о своих успехах в шахматной секции».

«Какие у меня успехи, — ответил Витька, — чтобы хоть как-то научиться играть, нужно изучить столько дебютных вариантов, что голова кругом идет. В зимние каникулы у нас тоже пройдут соревнования, но участвовать в них я не собираюсь».

«А почему, — спросил Гоша, — неужели тебе не интересно знать свой уровень подготовки»?

«Вот поэтому я и не хочу участвовать в соревнованиях, потому что знаю свой уровень», — ответил Витька.

«Витька, ты не прав, — произнес Олег, — только участвуя в соревнованиях можно проверить себя».

Его поддержал Игореха: «Без соревнований не быть тебе чемпионом, Витька».

«А я чемпионом и не хочу быть, — ответил Витька, — мне просто интересен сам процесс игры».

«Нет, Витька, — сказал Гоша, — в любом деле должна быть соревновательность, ты же не хочешь быть плохим учеником»?

«Конечно, не хочу, — твердо сказал Витька, — но одно дело учеба, и совсем другое шахматы».

«Ничего не другое, — не согласился с ним Гоша, — если ты всерьез занялся шахматами, то тебе нужно играть».

Слушая умную перепалку, Игореха только хлопал своими ресницами и даже не пытался вклиниться со своим мнением, а Олег вновь поддержал Гошу.

«Ну, хорошо, — сдался Витька, — так и быть, я буду участвовать в турнире».

«Ну вот, совсем другое дело» — воскликнул Гоша.

«Только ко мне на турнир приходить не обязательно, — сказал Витька, — а то я буду волноваться».

На том и порешили.

Из Игорехи что-нибудь интересное выудить было сложно. Пробубнив что-то о роли Тимура, которая ему не досталась, он сообщил лишь о том, что хочет уйти из драмкружка, но мама уговаривает его там остаться.

«Неужели ты хочешь уйти из-за того, что тебе не досталась роль Тимура»? — спросил его Витька.

«И из-за этого тоже, — произнес Игореха, а потом добавил, передразнивая кого-то, — бери, роль Фигуры, ты очень на него похож. А чем это я на него похож, спрашивается»?

«Да, — хитро прищурившись, поддержал его Олег, — на Фигуру ты явно не похож. Я даже представить тебя не могу в «Тимуре и его команде».

«В команде Тимура его, конечно, не представишь, — согласился с ним Гоша, — но Фигура-то и не был в его команде, он, по-моему, с Мишкой Квакиным водился».

«Конечно, с Мишкой Квакиным, — поддержал его Витька, — ох, и насолили они Тимуру».

«Если так, то Игореха – вылитый Фигура, — подмигнув Гоше, произнес Олег, — уж кто-кто, а Игореха мастер на всякие штучки».

«Да уж, — опять согласился с ним Гоша, — помнишь, как он к окошку бабы Насти стукалку приделал»?

«Ясное дело, помню, — подтвердил Олег, — баба Настя после этого всю ночь не спала, все выглядывала из своего окошка».

«Она не только выглядывала, — уточнил Витька, — выходя на улицу, она молилась и охала. А потом ругала какого-то супостата».

«Так, ты, Игореха, еще и супостат»? — воскликнул Олег.

«Сами вы супостаты, — обиделся Игореха, — а кто помогал мне стукалку ставить»?

«Ну, я помогал, — согласился Олег, — но стукалка-то была твоя».

«Моя-то, моя, — признался Игореха, — только поставить стукалку Бабе Насте предложил ты».

«Да, хватит вам, — попытался остановить спорщиков Гоша, — все мы такое делали, — и, обратившись к Игорехе, — зря ты, Игореха, из драмкружка хочешь уходить».

«Да, я еще только думаю, — признался Игореха, — но, если мне будут предлагать только отрицательные роли, то я уйду».

«Не всем же играть положительных героев, — сказал Витька, — кому-то надо и отрицательные роли играть».

«Вот ты и играй», — съязвил Игореха.

«Вот и сыграю за шахматной доской», — резко ответил ему Витька.

Чтобы разрядить обстановку, Олег предложил: «А не пойти ли нам к Вике»?

«Правильно, давайте заглянем к ней во двор, — поддержал его Витька, — а то мы с ней давненько не виделись».

И они пошли в сторону Викиного двора, встречая по дороге веселых и подвыпивших горожан. Одни шли, распевая революционные песни, другие просто улыбались прохожим, а третьи, пошатываясь, грозили кому-то кулаками. Осенний ветер гонял по улице остатки праздничных украшений, а под ногами шуршали брошенные впопыхах флажки и обрывки плакатов с призывами и здравицами в честь партии и правительства. Из окон на улицу вырывались застольные песни, а из некоторых дворов раздавались звуки баяна или гармошки. Люди веселились от души и затихали только при виде милицейской машины, которую в народе называли «Черным вороном». Такие машины просто так во дворы не заезжали. Но, если раньше такая машина могла приехать за любым из жильцов, то теперь приезжала за пьяными драчуном или преступником. Правда, под горячую руку мусоров попадались и добропорядочные горожане. При виде «Черного ворона», у Гоши всплывали воспоминания, непроизвольно сжимались кулаки, и начинало сводить скулы.

В Викином дворе кто-то выставил на подоконник видавший виды патефон, из которого со скрипом вырывалось: «Бэсамэ, бэсамэ мучо…», и подвыпившие взрослые танцевали в обнимку подобие аргентинского танго. Любопытная ребятня вертелась возле танцующих, периодически выкрикивая или «тили, тили тесто….», или «танцуй, танцуй, сколько хочешь …», а раскрасневшиеся бабули сидели на скамейке и, лузгая семечки, перебирали косточки обитателям двора. Вот, кто-то из подвыпивших вытащил одну из бабуль на середину двора и начал кружить ее под звуки кадрили. Запыхавшаяся бабулька еще больше покраснела и незлобиво заворчала на подвыпившего партнера.

У подъезда ребята увидели нарядную Вику, которая, попрощавшись с подружками, пошла им навстречу.

Ноги сами понесли их на набережную, потому что именно там в это время проходили праздничные гулянья, играл духовой оркестр, и люди или танцевали под звуки вальса, или чинно прогуливались вдоль речного берега.

Народу было так много, будто весь город вышел на набережную. Демонстрация с участием горожан продолжалась, только вместо праздничной трибуны с представителями власти была набережная великой русской реки Волги, к берегу которой пришли люди, чтобы вдохнуть свежего воздуха речной благодати и смешать его со своим праздничным настроением. А Волга спокойно несла мимо людей свои воды и подмигивала им огоньками пароходов, пароходиков и катеров. Из речного ресторана, расположенного на одной из пристаней, пробивались звуки игривой музыки, но их заглушала мелодия духового оркестра, который сверкал по-праздничному медью труб и тормошил горожан своей игрой. В праздничной толпе промышляли карманники, которых выпустили по амнистии из мест не столь отдаленных. Для них праздники превращались в трудовые будни и они, не покладая рук, выворачивали карманы замешкавшихся горожан. Вот и сейчас, неподалеку от ребят раздался истошный голос напомаженной женщины: «Держите вора», и праздничная толпа пришла в движение. Кто-то кого-то толкнул, и понеслось: «Ах, ты, паразит …», «Да, я тебя …». И замахали кулаками подвыпившие мужики, и завизжали истошно захмелевшие бабы. Какой же праздник без драки, какое веселье без мордобоя. Но невдалеке раздалась трель милицейского свистка, и драчуны рассыпались в разные стороны, вряд ли запомнив друг друга.

Отец вернулся

Наши мальчишки вместе с Викой тоже заторопились домой, так как родители их, конечно, заждались. Сначала они проводили Вику, а потом быстро разбежались по домам.

Олега дома ждал сюрприз в виде вернувшегося из тюрьмы отца. Он сидел в центре накрытого стола вместе с каким-то хмурым мужиком. Взволнованная мама суетилась возле растопленной печки и неуклюже вытирала фартуком выступивший на лице пот.

«Явился, — нахмурив брови, произнес отец, — видно не рад, что я вернулся»?

«Здравствуй папа, — поздоровался с отцом Олег, — здравствуйте», — обратился он к хмурому мужику.

Мужик что-то промычал в ответ, а отец, кивнув в сторону Олега, обратился к приятелю: «Сын мой, видишь какой орел»?

«Орел, — тягуче прохрипел мужик, посмотрев осоловелыми глазами на Олега, — давай за орла», — предложил он, подняв наполненный наполовину стакан.

«За орла», — поддержал приятеля отец Олега и залпом опрокинул в рот содержимое своего стакана.

Олег хотел пройти за печку, но отец остановил его: «Садись сынок, поговори с батей, ведь давно не виделись».

«Мить, — раздался тихий голос матери, — пусть мальчик поест».

«Пусть пожрет, — согласился с ней отец, — а, может, ты и выпьешь? – спросил он Олега.

«Мить», — хотела возразить мать, но отец резко оборвал ее: «Молчи, давай что-нибудь на стол, а то жрать хочется».

Мать заторопилась вынуть из печки тушеную картошку, а Олег, воспользовавшись паузой, шмыгнул за занавеску, которая отделяла комнату от закутка с полатями возле печки. Забравшись на полати, он спокойно вздохнул и скинул с себя потрепанный свитер.

«Авдотья, — услышал он голос отца, — долго ли копошиться будешь, мать твою»?

«Сейчас, Митя, сейчас, — заискивающе пролепетала Авдотья, — вот только в тарелку выложу».

Она поставила на стол полную тарелку пышущей жаром картошки и, вернувшись к печке, тарелку поменьше протянула Олегу.

Олег втянул в нос вкусный запах картошки, и голова его пошла кругом. Приятный запах тушеной картошки щекотал его ноздри, и рука с ложкой сама потянулась к ней. Обжигая рот, он стал глотать плохо прожеванные куски и запивать их душистым чаем из большой кружки, которую передала ему мама.

А за столом раздавались пьяные голоса отца и его хмурого приятеля.

«Давай еще по одной, Митрий», — предложил мужик.

«Давай, Колян, кореш ты мой», — поддержал его отец.

Они стукнулись своими стаканами, выпили, и отец протяжно завопил: «По диким степям Забайкалья …..»

Колян, прожевав кусок картошки, стал подпевать отцу своим хриплым голосом: «….рыбацкую лодку берет, унылую песню заводит …».

Закончив петь, отец вспомнил про сына и позвал его: «Олежка, ну-ка быстро к отцу».

Олег слез с полатей и вышел к столу.

«Расскажи-ка, сын, как ты учишься»? – заплетающимся языком спросил отец.

«Хорошо учусь», — ответил Олег.

Мать хотела что-то сказать, но отец жестом руки остановил ее и вновь спросил Олега: «А выпить хочешь»?

«Нет, папа, я не пью», — ответил Олег.

«А, если я заставлю»? — угрожающе произнес отец.

«Мить …», — попыталась вмешаться мать.

«Молчи, Авдотья, — пробурчал отец, — а то, неровен час, попадешь под горячую руку».

В это время с улицы в комнату вбежала старшая сестра Олега Наталья.

«Здравствуйте, — весело произнесла она и, увидев отца, — папка приехал».

Она подошла к отцу и поцеловала его в небритую щеку.

«Натка, — обрадовался отец, — красавица моя», — и, обратившись к приятелю: «Колян, посмотри какая невеста».

Мужик посмотрел пьяными глазами на Наталью и изрек: «Хороша, девка».

Услышав пьяную похвалу отцовского приятеля, Наталья покраснела и попыталась юркнуть за занавеску, но Колян схватил ее за руку и попробовал остановить: «Куда ж ты торопишься, посиди с нами».

Выдернув руку, Наталья посмотрела на отца и спокойно сказала: «Папа, вы уж сами посидите, а я завтра с тобой посижу».

Спокойный Натальин голос урезонил отца, и он позволил детям уйти за занавеску.

Вслед за ними прошла за занавеску и Авдотья.

«Наташа, — сказала она, — может быть, ты сегодня заночуешь у соседей, а то на всех места не хватит? Я с Олежкой лягу на полатях, а мужики пусть на кровати поспят».

Прижавшись к озабоченной матери, Наталья сказала: «Да не волнуйся ты, мама, я у соседей переночую, только можно я чего-нибудь перекушу»?

Поев тушеной картошки, довольная Наталья ушла ночевать к соседям. Ей нравилось ночевать у них, так как, лежа на кровати со своей подругой Машкой, они допоздна о чем-то шептались и засыпали только под утро.

Вот и сегодня, выключив за перегородкой свет, они с головой накрылись одеялом, и Машка начала задавать Наталье каверзные вопросы: «Натка, а с кем это ты сегодня так долго стояла за поленницей»?

«С Никитой, с кем же еще», — ответила Наталья, — нацеловалась с ним от души. Мало ему моей груди, так он все порывался забраться в другое место».

«Это, в какое же другое место он хотел к тебе забраться»? – прикинувшись валенком, спросила Машка.

«А в то самое, — поддержав ее тон, ответила Наталья, — рука у него горяченная, прямо в дрожь меня бросило».

«И долго ты в этой самой дрожи находилась»? – опять спросила Машка.

«Уж и не помню, — призналась Наталья, — только опомнилась я, когда он мне свой язык в рот запустил. Обнаглел совсем».

«Прямо так и запустил»? — переспросила Машка.

«Запустил, да и давай там им крутить, — призналась Наталья, — приятно, конечно, но так неожиданно».

«Приятно, говоришь, — переспросила Машка, — а что ты тогда чувствовала»?

«Ты знаешь, по телу такая приятная слабость разлилась, — призналась Наталья, — что ноги стали подкашиваться, голова запрокинулась, а губы так и искали его язычок».

«Ты же говорила, что опомнилась, когда он тебе язык-то запустил»? – усомнившись, спросила Машка.

«Я-то, конечно, опомнилась, — прошептала Наталья, — только я опомнилась не от язычка, а оттого, что дед Василий пришел в сарай, чтобы свиней покормить».

«Значит, тебе деда Вася помешал, — спросила Машка, — это его бабушка послала в сарай».

После того, как Машкины родители уехали за длинным рублем за полярный круг, жила пятнадцатилетняя Машка у деда Васи и бабушки Ольги.

Вот ее дедушка и помешал Наталье с Никитой.

«Он и помешал, — согласилась Наталья, — кормит свиней, да все приговаривает: «Ах, вы мои поросятушки, пятачки вы, мои ненаглядные. Мешают вам всякие своими охами, да ахами».

«Это он всегда так, — подтвердила Машка, — он с ними, как с людьми разговаривает».

«Вот от этих разговоров мы и сбежали», — сообщила Наталья.

«А если бы не дедушка, — прошептала любопытная Машка, — чтобы тогда случилось»?

«Я, прямо и не знаю, — призналась Наталья, — так хорошо мне еще никогда не было».

«Так он тебя всегда так ласкает»? – спросила Машка.

«Всегда, — подтвердила Наталья, — вот только туда раньше не лазил. Грудь ласкал, а туда ни-ни».

«Смелым, видать, стал, — сделала заключение Машка, — ты ему особо-то не позволяй, а то мужики ведь такие».

«Какие, такие»? – спросила Наталья.

«А вот такие, — прошептала Машка, — сначала натискаются, а потом и бросают».

«Откуда ты знаешь»? — вновь спросила Наталья.

«А мне бабушка сказывала, — тихонько сказала Машка, — мужики, мол, набалуются, а потом и бросают».

«Не все же мужики бросают женщин», — прошептала Наталья.

«Не все, но многие, — ответила Машка, — так что будь с Никитой поосторожней».

«Поосторожней. Тебе легко говорить, — произнесла Наталья, — тебя бы так кто-нибудь поцеловал».

«Подумаешь, меня тоже целовали, — призналась Машка, — и не один раз».

«Это кто же тебя целовал? – спросила Наталья, — уж не Женька, ли»?

«Женька, ну и что» — прошептала Машка.

«Так он же сопляк совсем, — произнесла Наталья, — ему еще и пятнадцати-то нет».

«Ну и что, — обиделась Машка, — он тоже хорошо целуется».

«Целуется, а больше ничего не делает»? – с ехидцей спросила Наталья.

«Конечно, ничего, — призналась Машка, — я ему быстро по рукам-то настучу».

«Что, он даже грудь твою не щупал»? – вновь спросила Наталья.

«Грудь-то трогал, — опять призналась Машка, — только уж больно робко».

«А мою грудь Никита даже целовал, — сообщила Наталья, — и сосок покусывал».

«Ну, ты даешь, Натка, — удивилась подруга, — и сосок покусывал»?

«Да, и сосок покусывал, — подтвердила Наталья, — только ты не проболтайся, а то вякнешь кому-нибудь».

«Не бойся, не вякну, — пообещала Машка, — давай спать, а то от этих разговоров живот жечь начинает».

Она подвернула Наталье свой упругий зад и засопела в обе дырки. Наталья еще несколько минут полежала с открытыми глазами, потом медленно прикрыла длинные ресницы и увидела сон, в котором к ней вновь пришел Никита. Он жадно ласкал ее грудь, осыпал тело жаркими поцелуями и опускал руку все ниже и ниже по животу. Обессиленная Наталья повернулась на правый бок и, обняв Машку, провалилась в приятное сновидение.

Утром подружек разбудила баба Оля, пригласив их к столу. Выйдя из-за перегородки, девчонки брызнули на лица из умывальника, закрепленного в углу комнаты, и уселись за стол. На столе стояла большая сковорода с омлетом, который баба Оля готовила из яиц от собственных куриц. Омлет у бабы Оли всегда получался пышным и вкусным. Подружки наперегонки слопали свои порции и, запив омлет чаем, вновь прошли за перегородку. Там они немножко пошушукались, и Наталья ушла к себе домой.

Дома ее ждала невеселая картина. Отец храпел на кровати, уткнувшись носом в стенку, а отцовский приятель свалился ночью с кровати и спал на полу, раскинув свои ноги, расписанные наколками.

Мама, стараясь не шуметь, хлопотала у растопленной печи, готовя незамысловатый завтрак. На столе стояла недопитая бутылка водки и отмытая пепельница из обыкновенного стекла.

Наталья подошла к маме, обняла ее, но от предложения позавтракать отказалась, сообщив, что поела у соседей. Пройдя за занавеску, она переоделась и, предупредив маму, вышла на улицу.

Олег уже гулял во дворе, дожидаясь своих друзей, которые еще нежились в своих кроватях.

На то и второй день праздника, чтобы отдохнуть от первого, насыщенного событиями и впечатлениями.

Через минуту – другую вышла Машка, и подруги пошли гулять по просыпающемуся городу, чтобы вечером вновь встретиться со своими парнями. Ах, молодость, молодость, как ты прекрасна и беззаботна. А уж так ли ты беззаботна, как это кажется со стороны?

Радж Капур и другие

Что касается мальчишек, то они договорились во второй день праздника пойти на популярный индийский фильм «Бродяга» с Радж Капуром в главной роли. Фильм уже полгода шел в кинотеатрах города, но желающих его посмотреть становилось все больше и больше. В народе широко обсуждался этот фильм и его главные герои Радж и Рита, а песня «Awara hoon» — «Бродяга я» пелась во всех уголках Советского Союза.

Напевали ее и Витька с Гошей, не понимая значения слов, но улавливая какую-то притягательную силу.

Кроме того, у блатных появилась мода носить длинные черные пальто со светлыми шарфами и хромовыми сапогами. Покуривая дорогие папиросы, они прогуливались по набережной в окружении напомаженных и фартовых девиц.

Витька этот фильм смотрел уже три раза, Гоша два и оба раза бесплатно, попав в кинотеатр «Летний» через дырку в заборе. Хотя, один из просмотров был не совсем бесплатным, так как, пролезая в узкую щель, Гоша потерял калошу, которая незаметно свалилась с его ботинка. После сеанса он выслушал от мамы длинную поучительную лекцию и какое-то время ходил по лужам в ботинках без калош.

Олег и Игореха вообще не смотрели данный фильм, поэтому на Витькино предложение о походе в кинотеатр они тут же откликнулись. Гоша немного посомневался, но, в конце концов, тоже решил не отбиваться от компании. Убедило его Игорехино предложение пройти в зал по трем билетам, сэкономив, тем самым, деньги и полакомиться мороженым.

Они так и сделали. Простояв более часа в длинной очереди, они все же достали три билета и, пользуясь тем, что до сеанса оставалось целых сорок минут, купили по порции эскимо. Надкусив верхнюю часть, они стали потихоньку слизывать с палочки прохладную молочно-сливочную благодать. Конечно, можно было съесть мороженое за три-четыре откуса, но тогда минуты блаженства сократились бы до каких-то секунд. Имея деньги, они бы откусывали мороженое большими кусками, но так как денег было в обрез, минуты блаженства ими растягивались методом неспешного слизывания оттаивающей вкусноты.

Наконец, мороженое было съедено, облизанные палочки оказались в урне или рядом с ней. Правда, Игореха еще несколько секунд пытался выдавить из палочки оставшиеся частички шоколадной глазури, и только Витькино ворчание заставило его отказаться от этой затеи.

Он в последний раз посмотрел на палочку и с сожалением выбросил ее себе под ноги.

План прохода в кинотеатр был разработан по всем правилам военного искусства. Первым выпало идти шустрому Гоше. Пройдя билетершу, он, шмыгнув влево, должен был скрыться в туалете. На вопрос билетерши: «А где твой билет»? он обязан был показать на Олега, который с билетами шел последним. Вслед за Гошей должен был идти нерасторопный Игореха с вопросом: «Тетенька, а где здесь буфет»? и за ним очкастый Витька, вид которого не вызывал ни у кого никаких подозрений.

Но их стратегический план был нарушен действиями бдительной билетерши. Когда Гоша показал на Олега, а Олег вытянул руку с билетами вверх, билетерша ухватила Гошу за локоть и не пропуская остальных, проверила билеты. Убедившись, что билетов только три, она пропустила Игореху, Витьку и Олега, а упиравшегося Гошу вытолкнула за дверь. Так друзья оказались по разные стороны предполагаемого удовольствия. Никакие уговоры не смогли разжалобить видавшую виды билетершу, а возмущение подпирающей толпы заставило мальчишек отказаться от варианта уговора.

Расстроенный Гоша несколько минут постоял в нерешительности, но, заметив в очереди на вход широкоплечего дядю, пристроился за ним. Пока билетерша проверяла билет у широкоплечего гражданина, Гоша прошмыгнул за его спиной в кинотеатр. Друзья с нескрываемой радостью встретили Гошино появление и поспешили в зал.

Зал был заполнен до отказа, а по стоявшим вдоль стенки зрителям можно было понять, что безбилетником в этом зале был не один Гоша.

Наконец, свет погасили, и начался киножурнал, рассказывающий о прелестях социалистического образа жизни и об успехах на трудовых фронтах нашей необъятной Родины.

Зрители же ждали фильма и к новостям на просторах страны отнеслись без особого внимания.

А когда начался фильм, зал затих и с волненьем стал переживать за судьбу главного героя. По мановению волшебной палочки пооткрывались зрительские рты, и главный герой вошел в сознание каждого из присутствующих. Тишина прерывалась только скрипом старых кресел, звуками шмыгающих носов сердобольных женщин, да детской реакцией на несправедливость, которая выливалась на зрителей с киноэкрана.

Наши мальчишки, затаив дыхание, смотрели на экран и с нескрываемым сопереживанием старались помочь главному герою, крепко сцепив свои вспотевшие кулаки.

После окончания фильма взрослые зрители еще несколько минут не покидали зал, а детвора заторопилась выйти на свежий воздух.

На свежем воздухе началось детальное обсуждение фильма. Мальчишки с азартом вспоминали понравившиеся им кадры и гневно осуждали поведение тех, кто мешал главному герою найти свое счастье. В этом они были очень даже солидарны друг с другом. Расхождения заключались только в способах борьбы с противниками Раджи. Если Игореха предлагал крайнюю меру противоборства, то Витька отстаивал позицию убедительного воздействия.

Из уст ребят только и слышалось: «А помнишь….», «А как он его ….», «Да я бы его ….» и т.д. и т.п.

В общем, содержание фильма так захватило ребят, что они на время забыли о реальной действительности, которая их окружала. А действительность готовила им новые испытания и проверки на прочность.

И одно из испытаний подстерегало их уже через час после сеанса.

Проходя на свою улицу через один из дворов, возле голубятни ребята увидели выброшенные кем-то шесть бутылок из-под вина и пива. Совсем недавно кто-то из взрослых поправлял здесь свое здоровье после вчерашнего праздничного застолья.

«Это же целое состояние», — сказал Игореха, наклонившись над бутылками.

Передавая бутылки своим друзьям, он предложил: «Сейчас мы сдадим эти бутылки и накупим мороженого».

Но не успел Игореха произнести эту радующую сознание фразу, как из-за голубятни появились три великовозрастных пацана. Один из них, не вынимая изо рта замусоленной папиросы, произнес: «Кому это вдруг наша хрустальная посуда понадобилась»?

Игореха, посмотрев на своих друзей, задал появившимся пацанам свой вопрос: «А кто это сказал, что хрусталь ваш»?

«Скажите, пожалуйста, моего слова этому шпеньделю, оказывается, не хватает» — воскликнул пацан с папиросой, подтолкнув локтем одного из приятелей.

«А ему, гы-гы, не словом, а кулаком надо объяснить» — предложил приятель.

«Кулаком, говоришь, — переспросил пацан с папиросой, — а мне кажется, они понятливые, обойдемся и без кулака. Верно»? — спросил он Игореху.

«Не верно, — поправив очки, ответил за Игореху Витька, — мы первыми нашли эти бутылки, значит они наши».

Выдохнув в Витькино лицо значительную порцию дыма, пацан прорычал: «А это что еще за очкастое привидение? Я разве тебя спрашивал, очкарик»?

Витька не выдержал такого обхождения и стукнул обидчика по замусоленной папиросе.

Обидчик взвыл и, вытащив из-за пазухи нож, пошел на ребят. Увидев лезвие ножа, ребята на секунду застыли в нерешительности, бутылки вывалились из их ослабевших рук. Первым пришел в себя Олег, он крикнул: «Валим отсюда», и ребята бросились со всех ног из проходного двора.

И только в Гошином дворе, сев на скамейку, они смогли отдышаться и посмотреть друг другу в глаза.

«Мороженого мы так и не поели», — с сожалением произнес Гоша.

«Какое мороженое, — воскликнул Игореха, — я лично не хочу накручивать свои кишки на чей-то нож».

«И я не хочу, — согласился с ним Витька, — вот только, пырнул бы он нас этим ножом»?

«А ты еще сомневаешься? – задал вопрос Олег – я думаю, что у этого козла хватило бы ума порезать всех нас».

«Всех нас, вряд ли – усомнился Гоша, — а вот Витьке бы точно досталось».

«Витьке, да, — согласился с ним Олег, — видали, как Витька по соплям этому козлу дал»?

«Молодец, Витька, — похвалил Витьку Гоша, — ты здорово ему врезал».

«А чего он дымом на меня пыхнул, — произнес Витька, — я терпеть дым не могу. У нас и папа всегда в коридоре курит».

«Все равно молодец, — сказал Игореха, — как ты им там сказал: «Это наши бутылки». Молоток».

«Да, ладно тебе, — смутился Витька, — лучше скажите, почему мы отдали им такое богатство»?

«А потому и отдали, что увидели нож», — ответил Олег.

«То есть, мы просто струсили», — заключил Гоша.

«Не просто струсили, — не согласился с ним Игореха, — я, например, не ожидал такого поворота событий. Я ведь в первый раз увидел в руках человека финку».

«И я в первый раз, — произнес Витька, — слышать, слышал, а увидел впервые».

«Я тоже впервые увидел такую злую рожу, да еще и с финкой, — признался Гоша, — от неожиданности у меня даже в глазах помутилось».

«Но бежал то ты лихо, даже с помутившимися глазами», — подколол его Олег.

«На то тебе и тренировки, — сказал Витька, — видишь, а ты не хотел тренироваться», — обратился он к Гоше.

«Это я раньше не хотел, — произнес Гоша, — теперь я бегаю каждый день».

«Оно и видно, — съехидничал Игореха, — бежал, только пятки сверкали».

«Да, сдался вам мой бег, — возмутился Гоша, — будто сами пешком со двора уходили».

«Да им просто завидно, что ты бегаешь быстрее их», — вновь поддержал Гошу Витька.

«Ничего не завидно», — воскликнул Игореха. Он хотел еще что-то сказать, но его перебил Олег: «Хватит вам о беге. Сбежали мы все вместе, но могли ли поступить иначе»?

«Могли, — сказал Гоша, — думаю, что нужно было отбиваться бутылками».

«Бутылками против ножа»? – переспросил Витька.

«Да, бутылками против ножа», — подтвердил Гоша.

«Нет, с бутылками против ножа не попрешь», — усомнился Игореха.

«Можно было попробовать, — произнес Олег, — но он бы нас порезал».

«Риск, конечно, был, — расправив плечи, сказал Гоша, — но это лучше, чем бегство от противника».

«Но бежали мы не из-за трусости, — попытался оправдать бегство Витька, — мы просто растерялись».

«Вот именно, растерялись», — поддержал его Игореха.

Этот вариант устроил всех и, еще немного поговорив, ребята разбрелись по домам.

От приятного до противного один шаг

Разбрелись все, кроме Игорехи. Вот уже несколько вечеров подряд Игореха простаивал на заднем дворе, заглядывая в Машкино окно. А там было на что посмотреть.

Перед сном Машка раздевалась до гола и внимательно рассматривала в зеркало свое меняющееся тело.

Вот и сегодня, стоя у зеркала, она сначала сняла платье, затем простенький лифчик и, расправив плечи, стала ощупывать свою внушительную грудь. Помассировав соски, она убедилась в их набухании. Соски, действительно, набухли и увеличились в размерах. Для того, чтобы это набухание лучше рассмотреть, Машка встала к зеркалу боком и, улыбнувшись, наклонилась вперед. Потом опять выпрямилась и скинула с себя розовые панталоны.

Игореха приблизился к стеклу, дыхание его участилось, а возбуждение передалось вниз. Он еще не знал, что это возбуждение называется эрекцией, но уже ощущал его замечательную приятность.

Машка вновь повернулась лицом к зеркалу, и ее взгляд скользнул вниз, туда, где скрывалось что-то загадочное под нежным пушком кучерявых волос. Она провела ладонью несколько раз по волосатому треугольнику, потом погладила свой округлый животик, потом снова груди и, выключив свет, растворилась в кромешной темноте.

Приятная картинка, так возбудившая Игореху, прервалась на самом интересном месте. Игореха еще несколько минут постоял возле Машкиного окна, но видение так больше и не появилось. Глубоко вздохнув, Игореха отлип от окошка и побрел к себе домой.

Проходя мимо Олежкиного крыльца, Игореха услышал ахи и охи, раздававшиеся из темноты. Это неугомонная Наталья старалась поймать своим ртом Никитин язык.

А Олежка в это время спокойно похрапывал на своих полатях, и виделся ему чудный сон, в котором разодетая Анька вела его за руку по центральной улице поселка, и все пацаны с завистью смотрели в их сторону, а некоторые из них тянули руки с вафельными стаканчиками и эскимо.

Но попробовать эскимо Олежке так и не пришлось.

Проводивший Коляна отец вернулся домой. Ввалившись в комнату, он громко выругался, споткнувшись в темноте о табуретку: «Мать вашу за ногу, расставят тут незнамо чего. Авдотья, сволочная баба, почему не встречаешь хозяина»?

«Мить, не кричи, — попробовала успокоить пьяного мужа Авдотья, — Олежка спит».

«А не хрен ему спать, — заорал Митрий, — кто в доме хозяин»?

«Ты, Митя, кто же еще», — тихо сказала Авдотья.

«А раз я, так давай на стол, — потребовал Митрий, — сегодня праздник, или что»?

Включив свет, Авдотья встала с кровати, вынула из печки уже остывшие щи, достала из буфета початую бутылку портвейну и стакан: «Уж, ночь на дворе, какой праздник», — попробовала отговорить она мужа, но Митрий только еще больше распалился: «Не нуди, баба, без тебя тошно».

Налив себе полный стакан, он залпом опрокинул его, потом хлебнул щей прямо из горшка и, стукнув кулаком по столу, завопил: «Авдотья, мать твою, почему хозяина не привечаешь, почему зверем на меня смотришь».

«Мить, не кричи, — в очередной раз попробовала успокоить мужа Авдотья, — ложись лучше спать».

«Спать, — взревел Митрий, — я из тюрьмы вернулся не сны смотреть. А ну, быстро в кровать».

Стараясь не перечить мужу, Адотья быстро проследовала к кровати. Митрий долил в стакан остатки портвейна, залпом выпил и, скинув брюки, завалился на кровать.

Олежка слышал, как отец грубо сорвал с матери ночную рубашку и видавшая виды кровать своим скрипом не смогла заглушить его похабные возгласы и сдержанное оханье мамы. Через несколько минут в комнате раздался громкий храп человека, получившего в данный момент от жизни все, что можно было получить.

Измученная Авдотья встала с кровати и, подойдя к окну, присела на табурет. Слезы хлынули из ее глаз, и она еле сдерживала рыдание, которое стремилось вырваться из ее помятой грубыми руками груди. Олежка хотел спрыгнуть с полатей, но в комнату тихо вошла простившаяся с Никитой Наталья. Услышав всхлипывания, она шагнула на звук и, обняв маму, прижалась к ее мокрой щеке своей прохладной щекой: «Мамочка, дорогая, не плачь, пожалуйста, не плачь, все будет хорошо».

И тут Авдотья расслабилась, и ее рыдания вырвались из груди. Наталья еще крепче обняла мать и всплакнула вместе с ней. Громкость храпа от этого нисколько не уменьшилась.

Ох уж эта женская доля. Доля, которая ради детей, заставляет женщину, скрепя сердце, терпеть унижения и безропотно выслушивать оскорбления бессердечных, хамоватых мужланов, превращающих их жизнь в сплошное испытание.

Разве для этого появляется женщина на свет. Разве того заслуживает ее очаровательное естество, ее трепетная душа, ее материнское начало.

Конечно, не так красиво думал о материнском начале Олежка, лежа на полатях и слушая женский плач, но этот плач вошел в его сознание и разбередил его душу. Всю ночь он ворочался на полатях, не сомкнув больше глаз.

С больной головой Олег пришел на следующий день в школу. Его смурное настроение не осталось незамеченным. На перемене Антонина Петровна подошла к нему и участливо спросила: «Олег, что-нибудь случилось»?

«Да нет, Антонина Петровна, — пробубнил он, — у меня все хорошо, вот только голова что-то болит».

Антонина Петровна дотронулась своей рукой до его теплого лба и произнесла: «Температуры нет, но, если ты себя плохо чувствуешь, то лучше иди домой».

Олег с благодарностью посмотрел на Антонину Петровну и, попрощавшись, вышел на улицу.

Петька Добрынин собственной персоной

«Какая добрая женщина, — подумал он, — не то, что Черница». Вспомнив про Черницу, он решил пройти мимо школы, в которой раньше учился.

«Где вы там, Витька, Гоша и Игореха, — подумал он, глядя на школьные окна, — наверное, изучаете свой английский язык. А я английский буду изучать только со следующего года».

«Олег», — услышал он чей-то голос.

Обернувшись, он увидел Петьку Добрынина, который только что выскочил из школы.

Подойдя к Олегу, Петька сказал: «Вот, решил сачкануть, а то чувствую, что по английскому меня могут спросить. А ты тоже сачкуешь»?

«Нет, я не сачкую, — ответил Олег, — меня учительница отпустила».

«Так уж и отпустила, — не поверил Петька, — где это такие добрые училки завелись»?

«Где-где, у нас в школе», — сказал Олег.

«Везет же вам, — позавидовал Петька, — а у нас Роберта еще злей стала».

«А отчего злей-то»? – спросил Олег.

«А от того и злей, что ее никто не любит» — ответил Петька, — слушай, пойдем лучше на Волгу, а то здесь я маячить не хочу».

Они пошли к Волге, продолжая обсуждать вредную Роберту Давыдовну.

«Так говоришь, что ее никто не любит»? – продолжил разговор Олег.

«Конечно, никто, — подтвердил Петька, — недавно на уроке ей подсунули сломанный стул, так она так растянулось, что пол зашатался».

«Ну и что»? – спросил Олег.

«А и то, — ответил Петька, — весь урок группа простояла, слушая вопли Роберты».

«Я вас всех накажу, — сгримасничал Петька, передразнивая Роберту, — вы у меня замучаетесь пересдавать. Я покажу вам, где раки зимуют».

«Петька, а при чем здесь раки»? – спросил Олег.

«А я откуда знаю, — произнес Петька, — наверное, раки плохо зимуют, вот она и хочет нас этим попугать».

«Да, — облегченно вздохнул Олег, — хорошо, что меня выперли из вашей школы».

«Тебе повезло, — согласился с ним Петька, — английского нет, Роберты нет, да еще и училка хорошая».

«Не расстраивайся, Петька, — подбодрил Петьку Олег, — расскажи-ка лучше, как живешь, можешь».

Второй раз Петьку об этом не нужно было просить. Глаза его загорелись, и он произнес: «А знаешь, сколько раз я могу подтянуться на турнике»?

«Пятьдесят», — ответил Олег.

«А откуда ты знаешь»? – вновь спросил Петька.

«Мне Гоша с Витькой рассказывали», — сообщил Олег.

«Ну вот, уже всем растрепали», — расстроился Петька, — я им по-дружески, а они всем разнесли».

«Ну и что, — произнес Олег, — разве плохо, что все теперь знают о твоей силе».

«Это, конечно, не плохо, — серьезно сказал Петька, — только я сам люблю о себе рассказывать».

«Ну, так расскажи еще что-нибудь», — подбодрил Петьку Олег.

«А ты знаешь, что Галка влюбилась в меня, — разоткровенничался Петька, — я, говорит, без тебя жить не могу».

«Так и сказала»? – переспросил Олег.

«Так и сказала, — подтвердил Петька, — взяла меня за руку и, глядя в глаза, призналась».

«А ты что»? – спросил Олег.

«Что я, — переспросил Петька, — а я ей и говорю: «Если любишь, тогда поцелуй».

«А она что»? – с интересом спросил Олег.

«Она сначала засмущалась, — сообщил Петька, — а потом, как поцелует. У меня даже дыхание перехватило».

«А не врешь»? – усомнился Олег.

«Обижаешь, — с гордостью сказал Петька, — я ее тоже, как прижму».

Раздухарившись, он закатил глаза и сжал на груди свои руки.

В таком положении он застыл, и Олегу пришлось подтолкнуть Петьку, чтобы вывести его из состояния приятного возбуждения.

«Везет же тебе, Петька, — произнес он, — из школы не выгоняют, девчонки любят. Может ты и действительно потомок Добрыни Никитича»?

«А ты еще в этом сомневаешься, — воскликнул Петька, — да я не только подтягиваться могу».

«А дрова колоть можешь»? – вдруг спросил Олег.

«Дрова? – переспросил Петька, — да я еще в школу не ходил, а дрова колол наравне с отцом».

«Молоток ты, Петька, — похвалил его Олег, — раз уж ты такой мастер, то помоги в воскресенье Гоше, а то у него брата в армию забрали. Распилить-то он дрова распилил, а колоть некому. Я тоже обещал помочь».

«Легко, — согласился Петька, — я колоть дрова люблю».

«Тогда ждем тебя с Гошей в воскресенье на заднем дворе, — предложил Олег, — а теперь пока, а то еще уроки надо делать».

Колоть дрова, не словами брызгать

В воскресное утро Гоша, Витька, Игореха и Олег собрались возле Гошиного сарая, рядом с которым лежала большая куча распиленных дров.

Олег рассказал ребятам о том, что Петька тоже обещал прийти к сараю, так как, с его слов, поколоть дрова для него – одно удовольствие. На что Игореха изрек: «Нашел, кого слушать. Он и про турник тогда хвастанул, а как дело дошло до подтягивания, так он на восьмом разе повис, как кишка».

«Действительно повис»? – переспросил Олег.

«Повис, — ответил за Игореху Витька, — висит, кряхтит, да еще и пердит».

Вспомнив о том, как Петька висел на турнике, ребята посмеялись над Петькой, а Игореха сказал:

«Он, наверное, и колоть-то умеет так же, как подтягиваться».

«Тогда, вряд ли он сегодня придет», — предположил Олег.

«Ждать его мы, конечно, не будем, давайте начинать», — сказал Гоша и вытащил из сарая колун и пару топоров.

Олегу, как самому сильному, достался колун, которым он начал колоть самые большие и сучковатые чурбаны. Гоша с Игорехой разобрали топоры, а Витька должен был аккуратно раскладывать колотые дрова в поленницу.

Работа слаженно закипела, так как с малых лет ребята помогали взрослым заготавливать на зиму дрова. Только Витька никогда не держал в руках топора, потому что дрова в их сарай привозились уже в виде колотых поленьев.

Как говаривал его отец: «По блату можно сделать все и даже в лучшем виде». А он знал в блате толк.

К обеду больше половины дров было поколото и перенесено в сарай. Ребята изрядно подустали, махая топорами и колуном, но бросать тяжелую работу пока не собирались.

Вытирая со лба пот, Гоша посмотрел на оставшиеся чурбаны и сказал: «Наверное, часа через три мы закончим это грязное дело».

«Во-первых, это дело не грязное, — услышал он за спиной мамин голос, — а, во-вторых, стол накрыт и я приглашаю вас на обед».

Ребята посмотрели на Надежду Павловну, потом переглянулись и дружно зашагали за ней.

По такому случаю, Надежда Павловна приготовила свежие щи со свининой, тушеную капусту с мясом и компот.

Ребята молча проглотили по тарелке щей, а за капустой их языки развязались, и они стали вспоминать фрагменты своей сегодняшней работы. Из-за стола раздавались радостные восклицания, серьезные рекомендации и веселый смех.

Надежда Павловна, сидя за перегородкой, слушала детские высказывания с налетом ранней взрослости и улыбалась мысли, которая посетила ее седеющую голову: «Как быстро они взрослеют».

Выпив компот, ребята аккуратно сложили в карманы орешки из-под урюка и, поблагодарив Надежду Павловну, вышли из-за стола.

«К ужину жду вас за этим же столом», — сообщила она друзьям.

Прежде чем идти к сараю, они сели на дворовую скамейку и с помощью камня стали разбивать ореховую скорлупу. За скорлупой скрывались вкусные ядрышки, которые так любили мальчишки.

За этим занятием их застал Петька. Подойдя к ребятам, он сказал: «Проспал я сегодня, а так хотелось вам помочь».

«Не переживай, — ответил ему Олег, — мы оставили тебе твою долю».

«Что оставили»? – переспросил Петька.

«Твою долю дров», — сообщил Игореха.

Петькино лицо перекосила гримаса удивления, но он собрался с силой и произнес: «Ну, тогда я готов».

Ребята прошли к Гошиному сараю и вручили Петьке тяжелый колун.

Взяв колун, Петька долго вертел его в руках, потом поставил чурбан и аккуратно опустил на него непослушный колун.

Чурбан упал на бок, показав Петьке свою березовую кору. С Петькой все стало ясно.

Олег взял из Петькиных рук колун со словами: «Давай, а то ногу себе оттяпаешь, помогай лучше складывать дрова в поленницу».

Ребята разобрали топоры, и работа закипела с новой силой. Петька, немного подумав, подключился к этой работе.

Ужинать они пришли уже впятером. На столе стояли три бутылки лимонада, поднос с пирогами, ваза с печеньем и тарелка с тянучками. Тянучки Надежда Павловна делала по специальному рецепту из топленого молока и сахарного песка, добавляя в тягучую массу грецкие орехи. Для Гоши тянучки были самым вкусным лакомством, которое, к сожалению, готовилось только по большим праздникам.

Наполнив стаканы лимонадом, ребята по-взрослому чокнулись, немного отпили и набросились на еще теплые пироги. Потом был чай с тянучками и подтаявшее сливочное мороженое, которое Надежда Павловна достала из прохладного коридора.

Правда, мороженого было только четыре порции, но ребята по-дружески поделились с Петькой этим приятным лакомством.

За столом, уминая за обе щеки все приготовленное Надеждой Павловной, Петька опроверг поговорку о том, что хорошего работника за столом видать.

После ужина ребята опять вышли во двор, чтобы отдохнуть там от тяжелой работы.

Но отдохнуть им так и не пришлось, потому что девчонки уговорили их сыграть с ними в «казаки-разбойники». И началось …

Так за играми и учебой ребята не заметили, как проскочил еще один год. 1956 год они встретили по схеме года 1955-го, вот только на дворовые елки приглашать ребят стали все реже. Реже не потому, что взрослым расхотелось собирать малышей, а потому, что у самих ребят стали появляться новые интересы. Отличался этот год тем, что к Гошиной соседке, тетке Агрипине в гости приехала ее дочь с мужем. А муж у Агрипиновой дочери был настоящим военным летчиком. Даже в отпуске Григорий ходил только в военной форме. На его фуражке красовалась авиационная кокарда, а хромовые сапоги всегда блестели, как вороний загривок. С одной стороны военного кителя висели классный и парашютный значки. На классном значке значилась цифра 1, а на парашютном значке сверкало число 24. Из рассказа Григория мальчишки узнали о том, что он является летчиком первого класса, и что на его счету уже двадцать четыре прыжка с парашютом. На другой стороне кителя у Григория висели колодки от врученных ему медалей и орденов. Все пацаны засматривались на военную форму Григория, и как только тот выходил во двор, они сбегались к нему, задавая различные вопросы. Бегал за летчиком и Гоша. Ему нравилось наблюдать за поведением Григория. Выходя на крыльцо, Григорий доставал из кармана красивую пачку папирос «Казбек», вынимал из нее одну из папирос и, стукнув ей по пачке, отправлял ее в рот. Потом, элегантным движением руки он доставал из кармана кителя зажигалку в виде патрона и аккуратно прикуривал папиросу. Пачка «Казбеку», как и движения Григория гипнотически воздействовали на мальчишек. Рты у большинства из них широко раскрывались, и, пока Григорий курил папиросу, так и оставались открытыми. Григорий, конечно, чувствовал особое внимание к своей персоне и от этого еще больше важничал. А когда девчонки начинали засматриваться на симпатичного летчика, на крыльцо выходила женушка и под любым предлогом затаскивала его в дом. Глядя на Григория, наши мальчишки наскребли мелочи на пачку папирос «Север» и за сарайками попробовали также красиво их покурить, но вот что из этого вышло. Проделав в пачке значительную дырку, Гоша достал из нее четыре папиросы и три из них отдал своим друзьям. Игорь, подражая Григорию, стал активно разминать в руке свою папироску и доразминался до того, что бумага треснула, и табак из папироски посыпался на землю. «Эх, ты, раззява, — воскликнул Олег, — смотри, как надо». Сказав это, он поднес папироску к своему рту и, как следует, в нее дунул. Именно так делал со своей папиросой Григорий, прежде, чем прикурить, но Олегово дуновение было таким смачным, что табак выскочил из папиросной гильзы. Раздался дружный ребячий хохот, а Игорь, едва сдерживая смех, заорал: «Вот из нас кто раззява. Видали, как он фартово стреляет табаком, прямо артиллерист».

Олег хотел дать Игорю затрещину, но Гоша протянул ему другую папироску. Взяв новую папироску, Олег уже осторожнее в нее дунул и взглядом победителя посмотрел на своих друзей.

Посмотрел он и на Витю, который, вместо того, чтобы подготовить папироску к прикуриванию, очень тщательно ее нюхал.

«Чего это ты там нюхаешь», — спросил Олег.

«А то и нюхаю, что этот табак мне совсем не нравится, — ответил Витя, — когда мы с родителями отдыхали в Батуми, мне хозяин дома, дядя Ираклий давал понюхать табак для трубки. Назывался этот табак «Герцеговина Флор». Он еще говорил, что такой табак курил товарищ Сталин. Вот это, я вам скажу, табачок. От его аромата, аж, дух захватывало. А это, я вам скажу, не табак, а дерьмо собачье».

Мальчишеские руки с папиросками так и застыли в воздухе.

«Это как это дерьмо, — возмутился Игорь, — выходит, что все наши дворовые мужики дерьмо курят»?

«Выходит, что так, — спокойно ответил Витя, — на дорогие папиросы, которые курит летчик Григорий у них просто денег нет. Видали, какая пачка у Григория».

«Да, — согласился с Витей Гоша, — у Григория пачка что надо. Открыл крышку, а под ней ровненькими рядками лежат классные папиросы».

«Да, ладно вам, классные, не классные, — рассердился Игорь, — вечно ты, Витька, все испохабишь. Раз решили попробовать, так будем пробовать». Он чиркнул о коробок спичкой и первым попробовал прикурить. Ему пришлось сделать несколько неумелых затяжек, прежде чем папироска разгорелась, и едкий дым стал щекотать его носоглотку. От этого щекотания он закашлялся, глаза его заслезились и как-то неестественно заблестели. Прокашлявшись, он по-взрослому прохрипел: «Ну и ядрен табачок, аж, до задницы пробрало».

Сказав это, он еще раз затянулся, и голова его пошла кругом. Если бы не Олег, Игорь, навряд ли бы удержался на ногах.

«Ты это чего, — подхватив Игоря, воскликнул Олег, — у тебя все в порядке»?

«У меня-то. Конечно, в порядке, — глуповато улыбнувшись, ответил Игорь, — вот это кайф, голова идет кругом, как после карусели».

Гоше с Олегом тоже захотелось почувствовать этот кайф, и они тут же прикурили свои папироски. Витя же, проявив не то упрямство, не то стойкость, категорично не захотел поганить свой рот какой-то отравой.

И если Игорь докурил свою папироску до конца, то Олег с Гошей, прочувствовав после второй затяжки головокружение, затоптали в землю свои окурки. С этого дня Игорь стал покуривать постоянно, Олег, вспомнив наказ тренера, о папиросах даже и не думал , а Гоша с Витей до поры, до времени сами не захотели продолжать эксперименты с табаком.

Вот только запала с той поры в Гошино сознание мысль об авиации, которая нет-нет, да и постукивала в его еще неокрепшую душу, напоминая о красивой военной форме и о быстрокрылом самолете, который выписывал в голубом небе замысловатые пируэты. Но, если настоящую форму он видел на летчике, то военного самолета ему видеть не приходилось. Конечно, самолет-то он видел, но только кукурузник, который в праздничные дни пролетал над городом, разбрасывая разноцветные листовки, и с которого прямо на Волгу прыгали парашютисты местного аэроклуба ДОСААФ.

А еще, в этом году ребятам пришлось колоть дрова не только для Гоши, но и для Олега, так как его отец подолгу пропадал где-то со своими дружками, и до домашних дел его руки не доходили.

Олег участвовал уже в нескольких городских соревнованиях, и мастерство его росло от турнира к турниру. Он физически еще больше окреп и перешел в другую весовую категорию. Окончив школу, его сестра Наталья уехала покорять Москву. В институт она с первого раза не поступила, но осталась в столице. «Какой смысл ехать домой, — подумала она, — постоянно видеть пьяного отца, да материнские слезы. Нет уж, лучше я останусь в столице».

Так она и сделала. Устроившись работать на какую-то фабрику, она, чтобы понапрасну не расстраивать мать, отписала ей об удачном поступлении в институт.

Гоша успешно занимался футболом, а в летние каникулы совмещал приятные обязанности горниста с игрой в футбольной команде пионерского лагеря. Но в этом году Вика в лагере так и не появилась. Вместо лагеря она, как и Витька, стала ездить с отцом на юг.

Витька продолжал заниматься в шахматной секции, а летом, по традиции, съездил с родителями на южное побережье Крыма и опять угостил ребят южными фруктами. В этот раз ребятам понравился фундук, потому что видели они эти орехи в первый раз.

В этом году Витьку и Вику, по-прежнему, связывал интерес к иностранцам. Теперь общение с иностранцами приносило им не только дешевую жвачку, но и некоторые сувениры, которые с каждым разом становились все нужней и востребованней. На этих-то сувенирах они и засыпались.

В милиции их долго стыдили, говорили о том, что пионер не должен приставать к иностранцам, что жвачку за границей жуют только потому, чтобы заглушить голод и т.д. и т.п. А потом об этом сообщили в школы, где учились Витя и Вика, и там их разбирали на пионерских собраниях. Вывод был один — если еще раз такое повторится, то из пионеров они вылетят, как миленькие. Витя от такого предупреждения ничуть не расстроился, так как членство в пионерской организации считал навязанной обязаловкой, но об этом вслух не говорил. Когда в очередной раз Галя подошла к нему с пионерским наставлением, он не стал ерепениться и пообещал ей быть примерным членом отряда. Кстати, о Гале и ее отце. В отличие от многих членов партии, ее отец с энтузиазмом встретил известие о культе личности великого вождя всех времен и народов, так как на собственной шкуре испытал его мертвую хватку. Родители отца были репрессированы и, как враги народа, сосланы в сибирские лагеря, а самого его спасло то, что фашисты напали на Советский Союз. На фронте он вытащил из-под огня комиссара и прошел вместе с ним до самого окончания войны. После войны, став секретарем обкома партии, комиссар пригласил работать Галиного отца в местный облисполком. В конце 1956 года они частенько засиживались за бутылкой коньячку, до хрипоты споря по поводу хрущевского правления.

Игореха летом опять посетил деревню и привез оттуда много вяленой рыбы и варенья из лесных ягод. Приехав из деревни, он щедро угостил своих друзей вяленой рыбой, а вот варенье ребята попробовали только в октябре, когда Игорехина мама уехала на недельку в Дом отдыха. По ее отъезду сначала Сергей устроил пир для своих друзей, а потом Игореха пригласил приятелей и угостил их по полной программе. Кроме малинового и земляничного варенья, на столе были пирожки из ближайшей пирожковой.

В начале ноября страна отмечала очередную годовщину Октябрьской революции, и в этот праздник у Игорехи объявился отец.

Игореха увидел отца

Да, у Игорехи, нежданно-негаданно, объявился отец, которого он никогда не видел.

Придя из школы, он увидел незнакомого упитанного человека в двубортном костюме и при галстуке.

Тот сидел за столом напротив мамы и о чем-то с ней разговаривал. Увидев Игоря, мама представила ему незнакомого мужчину: «Игорек, это твой папа».

Игореха исподлобья посмотрел на незнакомца и прошел к себе за занавеску.

«Игорек, — позвала его Елена Владимировна, — выйди, пожалуйста, поговори со своим папой».

«Не о чем мне с ним говорить», — пробурчал Игореха, садясь на свой диван.

Елена Владимировна зашла за занавеску и шепотом убедила сына выйти к столу.

За столом завязалась нудная беседа между пропадавшим где-то отцом и никогда не видевшим его сыном, иногда корректируемая репликами настоящей матери и бывшей жены.

«Как учишься, сын»? — спросил Игореху отец.

«По всякому», — ответил насупившийся сын.

«Что значит «по всякому»? — опять спросил отец.

На этот вопрос Игореха решил не отвечать.

«Игорек, поговори с папой», — вклинилась в разговор Елена Владимировна.

Игореха посмотрел на маму извиняющимся взглядом, но промолчал.

Мужчина вынул из кармана большую шоколадку и придвинул ее к Игорехе.

Игореха на шоколадку даже не посмотрел.

«Что же ты, сынок, не хочешь поговорить со своим отцом»? – ласковым голосом задал очередной вопрос отец.

«Вы мне не отец, — сердито сказал Игореха, — и разговаривать с вами я не хочу».

«Игорек, — вновь вмешалась в разговор Елена Владимировна, — это, действительно, твой папа».

«А где же он раньше был»? – спросил Игореха.

«Раньше он приехать не мог, — ответила Елена Владимировна, — а сегодня он специально приехал, чтобы увидеться с тобой».

«Мама, — воскликнул Игореха, — можно я пойду делать уроки»?

«Игорек, завтра же воскресенье, — произнесла Елена Владимировна, — вот завтра и сделаешь».

«Завтра мне будет некогда», — упрямо заявил Игореха.

Всем видом Игореха старался показать свою неприязнь к незнакомому мужчине, и тот понял, что разговора с сыном сегодня не получится.

«Лена, — произнес мужчина, — оставь мальчика в покое, пусть занимается. В следующий раз, может быть, удастся поговорить».

Услышав эти слова, Игореха облегченно вздохнул и скрылся за занавеской.

«Давай не будем ему мешать», — обратился мужчина к Елене Владимировне.

Сказав это, мужчина вышел из комнаты. Елена Владимировна проследовала вслед за ним.

Оставшись один, Игореха подошел к окну и задумался. В его голове роились разные мысли, но главной из них была та, которая упрекала Игореху за неприветливость и упрямство.

«Может быть, стоило поговорить с отцом, — прошепелявил внутренний голос, — ведь он специально приехал к тебе».

«Нет, не стоило — категорично ответил ему Игореха, — сколько лет он где-то пропадал, а теперь явился, не запылился».

«Значит, не мог раньше приехать», — предположил внутренний голос.

«Не мог, — возмутился Игореха, — а, может, не хотел»?

«Не будь таким категоричным», — настаивал внутренний голос.

И тут Игореха серьезно задумался: «А, может быть, я, действительно, слишком категоричен»?

Чтобы развеять свои сомнения, он решил посоветоваться с друзьями.

Когда Игореха рассказал друзьям о появлении отца, мнения у ребят разделились.

Гоша упрекнул Игореху за то, что он так неприветливо встретил отца, Олег был на стороне Игорехи, а Витька пустился в философские рассуждения.

«Игореха, — начал он, — я понимаю твою реакцию, но ты не должен забывать, что это твой родной отец. А, значит, его кровь течет в твоих жилах, и ты не имеешь права вот так взять и отказаться от него».

«Да я и не отказываюсь, — попытался возразить Игореха, — я, просто, не хочу с ним разговаривать».

«А зря, — перебил его Витька, — если он приехал к вам, значит, думает о вас и, может быть, права твоя мама, когда говорит, что ему некогда было навестить тебя раньше».

«Ну, не знаю, — произнес Игореха, — целых десять лет он нас не навещал, а тут здрасте-мордасте».

«Ничего удивительного в этом нет, — воскликнул Витька, — может быть, все эти годы он выполнял важное государственное задание». В этой фразе чувствовалась не только Витькина начитанность, но и его увлеченность детективной и приключенческой литературой.

Услышав о важном государственном задании, мальчишки ненадолго задумались, а потом Олег спросил: «Игореха, а как он выглядит, во что одет»?

«Он то, — переспросил Игореха, — холеный такой, в дорогом костюме и при галстуке. А еще на вешалке я шляпу видел».

«Ну, вот, — оживился Витька, — весь его вид говорит о том, что человек занимает ответственный пост, значит, моя догадка подтверждается».

«Ничего не подтверждается, — возразил ему Гоша, — к моей старшей сестре тоже один моднецкий приходил, а потом бандитом оказался».

«Типун тебе на язык, — воскликнул Витька, — то ухажер, а то отец родной. Нет, ребята, чувствует мое сердце, что непростой у тебя отец. Наверное, какая-нибудь важная птица».

«Может быть, Витька прав, — поддержал Витьку Олег, — тебе, Игореха, нужно бы с ним поговорить».

«Конечно, надо поговорить, — высказал свое мнение Гоша, — сначала поговори, а потом уж и решай, стоит ли с ним дело иметь».

«Ладно, — согласился с друзьями Игореха, — так и быть, поговорю я с … батей».

На другой день отец вновь навестил Игореху. Только теперь в комнате, кроме Елены Владимировны и Игорехи, присутствовал и Сергей.

Елена Владимировна накрыла на стол, и за рюмочкой водки и стаканчиком лимонада беседа полилась совсем по-другому.

«Какие вы уже взрослые, — воскликнул Эдуард Николаевич, выпив рюмочку водки, и, обратившись к Елене Владимировне, — Сергей на тебя похож, а Игорек – вылитый я».

Услышав эти слова, Игореха опустил глаза и покраснел, как красна девица. От вчерашней агрессивности не осталось и следа.

«Мама рассказывала, что учитесь вы хорошо, — продолжил разговор Эдуард Николаевич, и, обратившись к Сергею, — Сергей, ты уже надумал, куда пойдешь после школы».

«Есть некоторые мысли, — вступил в разговор Сергей, — хочу в следующем году поступить в медицинский».

«Значит, по маминым стопам хочешь пойти», — произнес Эдуард Николаевич.

«По маминым, — подтвердил Сергей, — только я хочу быть хирургом, а не терапевтом».

«Молодец, — похвалил его Эдуард Николаевич, — хирурги нашей стране очень даже нужны».

«А вы кем работаете»? — вступил в разговор Игореха. Ему не терпелось скорее узнать о важной деятельности вдруг появившегося отца.

Эдуард Николаевич снисходительно посмотрел на своего младшего сына и важно произнес: «Я, Игорек, занимаю один очень ответственный пост и живу в Москве».

«Так и есть, — подумал Игореха, — Витька был прав», а в слух произнес: «Наверное, за границей часто бываете»?

«Не без этого, — ответил Эдуард Николаевич, — по заграницам тоже приходится ездить».

«Ваш папа уже во многих странах побывал», — вступила в разговор Елена Владимировна.

Услышав эту информацию, Игореха оживился и уже внимательней посмотрел на ездящего по заграницам отца. Он хотел задать отцу следующий вопрос, но его опередил Сергей: «А в Венгрии вы были»?

Вопрос Сергея заставил Эдуарда Николаевича нахмуриться, так как в Венгрии в этом году произошли события, о которых вспоминать ему не очень-то и хотелось.

Переборов себя, он произнес: «И в Венгрии мне довелось побывать, только было это в военном 45 году. Тогда мы освобождали Венгрию от фашистов».

«Вот это да, — подумал Игореха, — мой отец еще и Венгрию освобождал».

Эдуард Николаевич поймал на себе восхищенный взгляд Игорька и воскликнул: «Да, Игорек, твой папа всю войну прошел от Москвы до Будапешта», и, обратившись к Елене Владимировне: «Лена, а ты что, не рассказывала разве обо мне»?

«Игорьку не рассказывала, а Сергей и так знал», — смутившись, ответила Елена Владимировна.

«Надо же, — подумал Игореха, — Сергей об этом знал, а мне даже слова не сказал». Он укоризненно посмотрел на Сергея и, если бы не присутствие взрослых, получил бы от него щелбана.

Выпив очередную рюмочку водки, Эдуард Николаевич стал собираться, чтобы ночным поездом уехать в Москву.

Прощаясь с отцом за воротами двора, Игореха сказал: «До свидания, папа. Приезжай к нам по-чаще».

Эдуард Николаевич похлопал его по плечу и, поцеловав, обещал приезжать по мере возможности.

Простившись с Игорехой, Эдуард Николаевич вместе с Еленой Владимировной пошли на набережную, чтобы пройтись на прощанье по берегу великой русской рекой.

Игореха еще долго стоял возле ворот, провожая взглядом отца, который, взяв маму под ручку, о чем-то оживленно ей говорил.

«Да, — подумал Игореха, — а я его не хотел даже слушать».

Он вернулся во двор и рассказал ребятам все, что узнал о своем отце.

«Я же тебе говорил, — с гордостью сказал Витька, — слушай, Игореха, когда тебе умные люди советуют».

Год окончания начальных классов

Встреча Нового 1957 года не отличалась чем-то особенным. Как и год назад, ребята участвовали в школьных новогодних мероприятиях, плясали вокруг красавицы-елки во Дворце пионеров, приглашались на елки друг к другу.

Больше всех запомнилась елка у Вики. Во-первых, она была большой и пушистой, во-вторых, на ней было много различных шаров и гирлянд и, в-третьих, ее освещали настоящие лампочки.

Даже Дед Мороз со Снегурочкой показались ребятам самыми настоящими.

Голубое легкое платье очень шло к Викиным голубым глазам, и мальчишки чаще поглядывали на нее, чем на других девчонок. Танцевали дети под настоящую радиолу и угощались за праздничным столом настоящими деликатесами. Многие из них впервые увидели бутерброды с черной и красной икрой, белую и красную рыбу, а еще самый настоящий ананас, который красовался в большой вазе в окружении других фруктов.

А какие у Вики были подарки. В упаковке в виде небольшого сундучка ребята обнаружили множество дорогих конфет, большую шоколадку, грецкие орехи, три мандарина и румяное яблоко. Из карамели была только «Раковая шейка».

На этом празднике жизни Гоша совсем по-другому посмотрел на Вику. Более того, в окружении своих друзей он стал часто думать о ней. Из-за нее он даже записался в балетную студию и стал ходить на занятия постоянно.

На первом занятии он постарался находиться как можно ближе к Вике, но она то и дело куда-то от него убегала. И не куда-то, а к тому самому Стасику, который со своими дружками пытался в позапрошлом году отнять у них выпрошенную у иностранцев жвачку. Оказывается, Стасик тоже ходил в балетную студию.

Стоя у балетного станка и машинально выполняя ту или иную позицию, Гоша искал взглядом Вику и каждый раз любовался ей. Ему так хотелось танцевать с ней в паре, но выступать приходилось чаще всего в кордебалете.

Из-за занятий в балетной студии Гоша стал пропускать футбольные тренировки, а то и игры, вызывая недовольство у тренера. Но ничего поделать с собой он не мог, Викин образ сопровождал его повсюду, даже во сне.

После занятий в балетной студии они втроем возвращались домой, но, к сожалению, Гошин дом был ближе к Дворцу пионеров. Почему, к сожалению? Да потому, что возле Гошиного дома Вика говорила ему: «До свидания» и в сопровождении Стасика уходила в темноту. Гоша порывался пойти вслед за ними, но какая-то нелепая гордость останавливала его уже на первом шагу.

Кроме первой любви, на Гошу, совершенно неожиданно, нахлынула волна новых ощущений.

Уезжая к своим родственникам на какое-то торжество, родители Вовки Гришина оставили его на попечение Гошиной мамы.

Вечером Надежда Павловна покормила их ужином и сообщила о том, что спать они будут вместе на Гошиной кровати.

Мальчишки, конечно, обрадовались и после того, как Надежда Павловна выключила свет, еще долго шушукались под общим одеялом. Наконец, утомленные разговором, они благополучно уснули, и Гоше приснился сон, в котором он вновь увидел танцующую Вику. Танцуя, она улыбалась Гоше, приглашая его к себе, и Гоша пошел на ее зов. Он обнял улыбающуюся Вику и всем телом почувствовал ее жаркое дыхание.

Вовка в это время проснулся оттого, что в его попу стало упираться что-то твердое. Он тронул это что-то, и ему понравилось ощущать биение, которое передавалось его руке. Вовка сильнее сжал Гошин торчок, потом аккуратно двинул в сторону сжатым кулаком. Гоша, не открывая глаз, вдруг задвигал своим задом, и Вовка чуть не выпустил торчок из руки. Через несколько мгновений из торчка брызнула струя, и Гоша сначала замычал, а потом открыл свои глаза. Вовкина рука еще держала его увядающий торчок, а округлившиеся глаза смотрели, не мигая, на Гошу.

Движением тела Гоша освободил свой торчок, повернулся на другой бок, посоветовав Вовке снова заснуть. И, если Гоша моментально засопел, то Вовка еще долго ворочался, ощущая влажность на своем теле и вновь переживая случившееся с ним.

Утром ребята проснулись и даже словом не обмолвились о случившемся. Зато вечером, когда Гошина мама крепко уснула, они, не сговариваясь, повернулись друг к другу, и Гоша положил свою руку на Вовкину талию.

Вовка придвинулся ближе к Гоше и засунул свою руку в Гошины трусы. Гошин торчок только этого и ждал.

С этого дня это стало их маленькой тайной, к которой они периодически возвращались, чтобы сделать друг другу приятное.

А у Олега, после некоторого затишья, отец вновь разбушевался. Придя поздно вечером домой, он сначала обматерил жену, а когда попытался ее ударить, Олег встал на мамину защиту.

«Не смей бить маму», — воскликнул он.

«Ах ты, сучонок, — заорал отец и двинулся на сына, — я покажу тебе, как на родного отца орать».

И тут Авдотья в первый раз распрямила свою сгорбленную спину, схватила ухват и прикрыла собой своего сына.

Отец не ожидал от Авдотьи такой смелости, он даже, малость, протрезвел.

«Ты, на меня ухватом, — опомнившись, заорал он, — да я тебя ….», но, увидев решительный вид Авдотьи, как-то сразу сник.

Сделав еще одну безуспешную попытку усмирить Авдотью, отец в последний раз выругался и, хлопнув дверью, вышел на улицу.

Через несколько дней к ним зашел участковый милиционер и сообщил о том, что их отца вновь посадили за какое-то ограбление.

Погоревала об отце только Наталья, так как уставшая от него Авдотья уже выплакала в свое время глаза.

Но у Олега случились и радостные события. На первенстве города по боксу среди школьников он в своей весовой категории занял третье место и открыл счет официальным победам.

В апреле его, наконец-то, приняли в пионеры, и теперь он, как и большинство четвероклассников, ходил в красном галстуке и с пионерским значком на груди.

Вот и сегодня, придя в секцию, он, не раздеваясь, прошел в зал, чтобы показать Николаю Павловичу свой новенький галстук.

«Здравствуйте, Николай Павлович», — поздоровался он с тренером.

Тренер без внимания посмотрел на Олега и, поздоровавшись, отвернулся. Потом, до него что-то дошло, и он снова посмотрел на Олега: «Да тебя никак в пионеры приняли»? – спросил он.

«Приняли, Николай Павлович», — ответил Олег.

«Ну, тогда дуй в раздевалку и бей сегодня грушу по-пионерски», — подтолкнул его Николай Павлович.

Обрадованный Олег прошел в раздевалку и, быстро переодевшись, вернулся в зал.

Перед строем Николай Павлович поздравил Олега с приемом в пионерскую организацию, и тренировка началась. Боксеры готовились к очередным соревнованиям, в которых предстояло участвовать и Олегу.

«Теперь я должен тренироваться, как следует», — думал ставший пионером Олег, самозабвенно колотя боксерскую грушу. Все-таки красный галстук его ко многому обязывал.

Вот Витьку красный галстук ни к чему не обязывал. Носил он его потому, что так было положено, потому, что школьное большинство его тоже носило.

В активисты он не лез, а активность других его просто раздражала. Даже Галка, к которой он раньше относился с некоторой симпатией, разонравилась ему после того, как предложила возглавить пионерское звено.

«Какое, на фиг, звено, — подумал Витька, — захотелось поиграть в пионеры, так и играйте, на здоровье, только меня-то в эти игры не тащите».

В слух же он сказал Галке: «Знаешь что, не дорос я еще до пионерского руководителя. Сознание мое еще не готово».

На что Галка ему ответила: «Витя, ты не прав. Во-первых, учишься ты хорошо, другим помогаешь. Во-вторых, в классе тебя уважают. А то, что ты не очень активен, так это от безответственности. А вот будешь ответственным, тогда и активность придет».

«Ишь, как заговорила, — подумал Витька, — ответственный, безответственный. Да, наплевать мне на вашу ответственность, принудиловка все это».

Но в слух он произнес: «Галя, я, действительно, не созрел до руководителя. Вот ты можешь руководить, а я не могу, потому что очень рассеян, а еще забывчив».

«Ничего, — воскликнула Галя, — на первых порах я тебе помогу, а потом привыкнешь».

«Как можно к этому привыкнуть? – возмутился Витька, — вот тебе нравится руководить»?

«Конечно, нравится, — ответила Галя, — если бы не нравилось, то я бы и не стала руководить».

«Вот-вот, — поймал на слове Галю Витька, — если бы не нравилось, то ты бы не руководила. А меня хочешь заставить делать то, что мне не нравиться».

«Да не хочу я тебя заставлять, — обиделась Галя, — мне показалось, что ты просто стесняешься руководить».

«Ничего я не стесняюсь, — пробубнил Витька, — просто, не готов я руководить».

«Вот пристала», — подумал он.

«Ну, раз не готов, так не готов, — с сожалением произнесла Галя, — может быть, потом захочешь».

«Может быть, потом», — согласился Витька, а про себя подумал: «Пошли вы все со своей пионерией. Будь готов, будь готов. Не готов я, не готов».

Ему, действительно, не нравилась эта обязаловка с постоянными построениями и никому не нужными собраниями. Особенно Витька не любил собрания, на которых разбиралось поведение членов пионерской организации. И вообще он как-то изменился.

В последнее время даже встречи с друзьями Витька стал нередко пропускать. Кроме увлечения шахматами, у него появилась тяга к поэзии, о которой он никому не рассказывал. Он уже по нескольку раз перечитал Сергея Есенина и Осипа Мандельштама, Велимира Хлебникова и Николая Гумилева. Правда, до всех поэтов Серебряного века он еще не добрался, потому что возникли трудности с доставанием сборников стихов, но вероятность этого была велика.

Более того, он сам стал понемногу писать стихи, но читать их никому не решался. А получалось вроде бы неплохо, например, про Времена года:

Живут в ладу четыре живописца,
Деля на всех один обширный холст,
И у мольберта, подчиняясь списку,
Поочередно занимают пост.
Тугой косой рисует вдохновенно
Истоки жизни юная весна.
Журчат ручьи по вскрытым вешним венам,
И журавли курлычут с полотна.
Стоят деревья в брачном одеянье,
Вплетают корни в локоны травы.
Во всей природе робкое желанье
Манит заветной гаванью любви.
Под пенье птиц уводят незаметно
В просторы лета радуги-мосты.
Смывает ночь волною предрассветной,
И дарит утро яркие цветы.
Вокруг места, знакомые до боли,
Волнует запах скошенной травы.
Зеленый лес обнял ржаное поле,
А рядом лен небесной синевы.
Таят деревья кольца годовые,
Но разве скроешь осени следы.
И раздают земные кладовые
Людским трудом взращенные плоды.
Осенний дождь смывает краски лета,
Его сменяет тихий листопад.
И кто-то вновь уходит от ответа,
А кто-то счастье ищет наугад.
На небе солнце радует нечасто,
И росяница утром холодна,
И первый снег грунтует в одночасье
Цветной простор земного полотна.
Припал мороз холодными губами
К свинцовой глади сельского пруда.
Сверкает детство новыми коньками,
И звонкий смех несется в никуда.
И ветер прав, весна не за горами,
Опять придет владыка вешних вод,
Опять земля расщедрится дарами.
Но это будет в следующий год.

Вот какие интересные стихи выходили из-под Витькиного пера, которое он все чаще стал окунать в чернильницу, чтобы написать очередное стихотворение.

Он и раньше-то был замкнутым малым, а с увлечением поэзией стал еще задумчивей и рассеянней.

Эта рассеянность чуть не довела его до очередного пионерского собрания, на котором предстояло осудить Витькино пристрастие к поэтам, не включенным в школьную программу.

Ох уж эта Ленка. На перемене своей внушительной попой она случайно задела Витькин портфель, из которого вывалился сборник Мандельштама. Подняв сборник, Ленка показала его Гале, и та, нахмурив брови, пошла искать Витьку.

В коридоре она показала Витьке сборник стихов с вопросом: «Витя, что это такое»?

Витька, поправив на носу очки, попытался взять в руки сборник, но Галя не дала ему этого сделать.

«Я тебя спрашиваю, что это такое»? – вновь спросила она.

«Это, — переспросил Витька, — это Осип Мандельштам, известный поэт Серебряного века».

«Витя, — сердито произнесла Галя, — я буду вынуждена вызвать тебя на заседание Совета дружины».

Витька немного смутился, но потом взял себя в руки и произнес: «Вызывай, только отдай мою книжку».

Галя отдала Витьке книжку, и в это время прозвенел звонок.

Вечером, за ужином Галя рассказала о случившемся своему отцу. Упомянула она и о том, что на ближайшем заседании Совета дружины поставит вопрос об осуждении Витиного поведения.

Отец внимательно посмотрел на Галю и, погладив ее по голове, сказал: «Доченька, мы в свое время стольких людей безвинно осудили, что не стоит сейчас осуждать человека только за то, что ему нравится Мандельштам. Может, ты сначала почитаешь его стихи, а потом сделаешь какие-то выводы»?

Галя очень любила своего отца, и его мнение для нее было всегда очень важным.

На следующий день она подошла к Витьке и, извинившись, попросила у него сборник стихов.

Витька с удивлением посмотрел на Галю, но стихи обещал принести.

«Что это с ней случилось, — отходя от Гали, подумал Витька, — только вчера она хотела вызвать меня на Совет дружины, а сегодня изъявила желание прочитать Мандельштама. Чудеса, да и только».

В течение дня он несколько раз внимательно смотрел на Галю, пытаясь понять, что заставило ее изменить свое прежнее решение. На следующий день, вместо стихов Мандельштама, он принес Галке сборник стихов Анны Ахматовой. В воскресенье Галя открыла сборник Ахматовой, чтобы прочитать в нем несколько стихотворений, но стихи ее так захватили, что она совсем забыла про ужин. Папе с трудом удалось оторвать ее от сборника.

За ужином Галя с восторгом стала рассказывать папе о стихах, которые ей так понравились.

«Папа, — воскликнула она, — послушай, как это здорово:

Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо.
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки, —
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.

«Правда же, здорово, папа»? – переспросила Галя отца.

Папа, как обычно, погладил Галю по голове и произнес: «Вот видишь, доченька, а ты хотела кого-то вызывать на Совет дружины».

«Папа, — находясь под впечатлением ахматовских слов, воскликнула Галя, — я была не права и впредь постараюсь не делать поспешных выводов».

Дворовые кумушки

А на дворе майское солнце подсушило освобожденную от снега землю, тополя и липы украсились молодой зеленью. В дворовых палисадниках дружно зацвели яблони и вишни, и даже цветение черемухи не привело к похолоданию. В воробьиное чирикание теперь вплеталось пенье перелетных птиц, от которого у людей улучшалось настроение, и они чаще улыбались друг другу.

В Гошином дворе оживились старушки. Горбатенькая баба Рая, в гости к которой ходили дети, чтобы послушать нескончаемое количество сказок, кормила возле сараюшки своих любимых курочек. Она бросала им зернышки, приговаривая: «Не спешите, не спешите, всем хватит. Это тебе, Хохлатка, а это тебе Пеструшка. А ты, Петя, не наглей, пусть курочки полакомятся».

Жила баба Рая в маленькой светелке метров на восемь под самой крышей двухэтажного дома. Этот дом был когда-то пристроен к большому четырехэтажному дому. Вот на стыке двух домов, под самой крышей и находилось бабы Раино жилище. В комнату ее вела крутая узкая лестница, по которой она, выходя их дому, спускалась и поднималась по несколько раз в день. По этой скрипучей лестнице нередко шли в гости к бабе Рае мальчишки и девчонки Гошиного двора.

Начиная с печки, все в бабы Раиной комнате было миниатюрным. К печке примкнул деревянный топчан, на котором баба Рая спала. Возле небольшого окошка приютился маленький деревянный стол с двумя табуретками, а к стене прилипла застекленная полка с необходимым набором посуды. Пол комнатушки был устелен домоткаными половиками, которые баба Рая то и дело вытряхивала. Напротив окна, на стене были развешаны фотографии в картонных рамках. На них были изображены бабы Раины родственники. В середине композиции висела фотография, на которой отец с большими усами и толстой цепочкой на животе сидел в кресле, а рядом стояла симпатичная мама, которая была одета в красивое длинное платье. Опершись на отцовское плечо, она смотрела куда-то вдаль и чему-то грустно улыбалась. Вокруг этого снимка разместились фотографии бабы Раиных братьев и сестер, а их у нее было больше дюжины. Четверо из них умерли в возрасте от двух до пяти лет еще до войны, трое погибли на фронтах Великой Отечественной войны, а остальные разлетелись из родительского гнезда в разные города и веси. С родственниками баба Рая не виделась с довоенного времени. По возрасту она вышла на пенсию и теперь жила в светелке со своей любимой кошкой. Кроме кошки, у нее был с десяток курей, которых она держала в маленькой сараюшке на заднем дворе. Свежими яйцами баба Рая частенько делилась с соседями. Детвора, которая ее навещала, редко уходила от бабы Раи без гостинцев.

Рассказывали, будто баба Рая в возрасте пяти лет упала с печки, и с той поры у нее за спиной вырос горб, из-за которого личная жизнь у нее не удалась. Нерастраченную материнскую любовь она перенесла на дворовых ребятишек, и детвора тянулась к ней. Она тянулась к ней еще и потому, что в своих семьях некоторые из ребят недополучали человеческого внимания и теплоты.

И, если баба Рая была доброй горбуньей, то тетя Капа, которая жила в подвале соседнего дома была горбуньей злой. Ее образ часто приходил в беспокойные ребячьи сны, когда им снилась баба Яга. Обиженная на свою судьбу, баба Капа открыто не любила детей. Она не любила и взрослых, особенно тех, кто жил радостно, имея свою долю счастья. Она нередко выбегала из подвала, чтобы в очередной раз покричать на резвящихся детей, и дети ее очень боялись. Эта боязнь, как правило, перерастала в нелюбовь и даже в ненависть.

Но не подумайте, что в Гошином дворе жили только горбатенькие старушки. Старушек во дворе было много, и отличались они друг от друга, как внешним видом, так и характером.

Например, уже упоминавшаяся Машкина бабушка, была кругленькой пампушкой с аккуратно причесанными волосами под цветастой косынкой. Ее живые глаза, почти всегда, излучали порции доброго настроения и слезились только в тех случаях, когда ее кто-нибудь обижал, а обижали ее, в основном, пьяные мужики, которых баба Оля терпеть не могла. Завидев пьяного, она укоряла его за беспробудное пьянство и за потрепанный вид, а тот отвечал ей, используя трехэтажное словоблудие или нецензурную лексику, как говаривал участковый.

В отличие от нее, тетка Варя, предводительница местных старушек, была женщиной худой и очень грозной. С пьяными мужиками она разговаривала на одном языке, и ни один пьяница не мог ее переговорить. А, если дело доходило до рукоприкладства, то тетя Варя использовала все, что попадало ей под руку. А под руку тете Варе попадали и поленья, и металлические прутья, и даже резиновые шланги. Не один пьяный убегал от нее поверженным с поля перебранки. Нередко за своих пьяных мужей начинали заступаться жены, но, поддержанная старушками, тетка Варя все равно выходила победительницей. И, если местные пьяницы знали крутой нрав «тощей Варьки», то залетным пьяницам попадало по незнанию по первое число, а залетных через проходной двор шастало немало.

Может быть, от крутого Варькиного нрава уходил в дальние плавания ее законный муж Никодим. Перед войной Никодим служил боцманом на эсминце, и жили они в далеком Владивостоке. После войны перетащила Варька Никодима на берега Волги, но расстаться с морем его не смог уговорить никто, только теперь Никодим ходил в плавание на гражданском судне.

Долгое отсутствие Никодима накладывало большой отпечаток на Варькино настроение, конечно, не улучшая его. В отсутствие Никодима некоторые мужички предпринимали попытки флиртовать с ней, но, выслушав пару ласковых или получив оплеуху, от своей идеи как-то сразу отказывались. Нет, своего Никодима она не променяла бы и на московского богача. Когда Никодим возвращался из плавания, привозя домой чемодан подарков, целую неделю счастливая парочка не показывалась во дворе. Но через неделю Никодим запивал и просил Варвару не мешать ему, как он выражался, отдыхать по-человечески. На пьяного Никодима Варвара никогда не повышала свой голос, она понимала, что в дальних плаваниях он, действительно, очень устал.

А он на самом деле уставал. Уставал от постоянной качки и непогод, от своего коллектива и флотских макарон, от дисциплины и отсутствия женщин.

За неделю до отъезда в порт базирования своего корабля, Никодим резко переставал пить и выводил свою жену в люди. Эту неделю они ходили в местный театр, кино, парк культуры и отдыха и ресторан. Крепко ухватившись за Никодимов локоть, нарядная Варвара шла по улице с гордо поднятой головой, всем своим видом показывая важность момента и то, как самозабвенно она любит красивого здоровяка, идущего рядом с ней. Поход в ресторан превращался в прощальный ужин, после которого Никодим снова пропадал в море на несколько месяцев.

Из смуглой красавицы, Варвара опять превращалась в склочную пожилую женщину, которая раздражалась по любому пустяку.

Утихомирить Варвару могла только ее лучшая товарка, баба Лиза, у которой язычок был поострее Варькиного. Когда она повышала свой голос в переднем дворе, на заднем дворе куры начинали беспокойно махать крыльями и истошно кукарекать, а свиньи принимались безостановочно хрюкать.

Баба Лиза жила вдвоем со своим стариком Тимофеем, и так же, как баба Оля, держала в сарайке хрюшек и курей. Дети у нее были уже взрослыми и давно разлетелись из родного гнезда. Дед Тимофей весь день пропадал в дворовой беседке, забивая «козла». Не подумайте, что дед Тимофей был живодером, просто так называлась игра в домино, в которую играли дворовые старички.

А баба Лиза, покормив деда Тимофея и свою живность, важно усаживалась на дворовой скамейке и заводила с товарками суръезный, как она выражалась, разговор. При этом они доставали из карманов жареные семечки и начинала со смаком их уплетать, сплевывая очистки прямо под ноги. По окончании задушевной беседы, кто-нибудь из товарок выносил голик-веник и тщательно заметал весь мусор в приготовленный совок.

Ни один человек не мог пройти мимо бабок, и каждый прохожий обсуждался ими по полной программе. При обсуждении, которое называлось «промыванием костей», особо промывались молодые пары, потому что вариантов их будущих отношений высказывалось бабками превеликое множество от «нацелуются и разбегутся», до «в подоле принесет и наплачется».

Вот как, приблизительно, начинались задушевные беседы бабуль. Рассевшись на скамейке и приготовив семечки, они с интересом смотрели на дворовые ворота и, не увидев никого из входящих, начинали разговор ни о чем. Баба Лиза, скрестив на своей внушительной груди натруженные руки, взглянув на небо, высказывала предположение: «Кажись, будет дождик».

«Не должно», — возражала ей одна из подруг.

«А может и прыснет», — соглашалась с бабой Лизой другая.

«Если примется, так хорошо, а то давненько не было» — подхватывала третья.

И тут начинались фантазии на тему дождя. У кого-то кошка поджимала хвост, значит к дождю.

У другой подруги просыпалась ломота в костях, а это первый признак приближения дождя.

Такие фантазии могло прервать только появление во дворе нового действующего лица. Тогда глаза подружек зажигались и своими взглядами бабушки начинали сопровождать появившегося во дворе. Причем делалось это при неестественном молчании, а стрекотать старушки начинали только после полного исчезновения пришельца с их поля зрения.

В один из майских дней пришло во двор не совсем высокое, но и не низкое начальство в количестве трех мужчин и одной женщины. Начальство внимательно осмотрело передний двор и, не обращая внимания на сидящих старушек, прошло мимо них на двор задний. Там мужички прошлись возле деревянных сараев, о чем-то переговариваясь. Иногда, старший из них говорил что-то женщине, и та спешно записывала его указания во внушительный журнал. Внимательно осмотрев все сараи, начальство вновь прошло мимо старушек и скрылось за дворовыми воротами.

Тут же, на дворовой скамейке развернулась оживленная дискуссия.

«Ой, чует мое сердце, — начала баба Лиза, — не к добру они приходили».

«Не к добру», — согласилась с ней та, что звалась Агрипиной.

«А по мне, так пусть шастают, — откликнулась горбатенькая баба Капа, — на то оно и начальство».

«Начальство начальству рознь, — произнесла баба Оля, — есть такие начальники, так чтобы их век не видеть».

«Да уж, — поддержала ее баба Лиза, — взять хотя бы нашего домоуправа. Сам с горшок, а поучать мастак».

«И не говори, — поддержала бабу Лизу Агрипина, — давеча подошел к дворнику и говорит: «Мети, Ваня, чистота – залог порядка».

«Ишь, какой порядочный, — с усмешкой произнесла баба Лиза, — ни одной юбки не пропустит, так и жрет глазюками-то».

«Ой, жрет, — прошепелявила баба Капа, — он и меня вчерась ущипнул».

«За что тебя щипать-то, — хихикнула баба Лиза, — разве что за горбатку твою».

«А и за горбатку, — обиделась баба Капа, — не все тебе титьками-то охмурять».

«А что, — расправила плечи баба Лиза, — титьками меня бог не обидел».

«Да, хватит вам, бабы, — взмолилась баба Оля, — нашли, о чем лясы точить. Меня больше волнует сегодняшний приход начальства».

«Интересно, зачем они по двору шастали»? – спросила Агрипина.

«А затем и шастали, что не нравится им наша живность», — высказала догадку баба Лиза.

«Домоуправ давеча тоже на это намекнул, — сказала баба Капа, — дождетесь, говорит, прихлопнут скоро ваше свинство».

«Неужели посмеют, — с горечью произнесла баба Оля, — чем это им наши свиньи помешали»?

«А тем и помешали, — повысила голос баба Лиза, — что сами не держат и другим не дают».

«Господи, — перекрестилась баба Оля, — не дай им грех на душу взять».

«Вот глупая, — воскликнула Агрипина, — они же безбожники, а, значит, и без души».

«Как же это, — заохала баба Оля, — ведь люди же они».

«Люди-то они, люди, — подала свой голос баба Капа, — да только души-то у них все равно нет».

«Верно, Капка, — поддержала ее баба Лиза, — пропили они душу-то, а то и прогуляли».

Почувствовав поддержку, баба Капа совсем разошлась: «Засели там, в Москве-то, плюют на нас, да и думают, что бы еще отобрать у народа».

После этих слов бабки, как по команде, посмотрели по сторонам и перекрестились. Посидев молча еще несколько минут, они засобирались домой, так и не закончив этот сурьезный разговор.

А им на смену вышли школьники, которые, закончив делать уроки, высыпали во двор. Девчонки прыгали через веревку или играли в классики, мальчишки гоняли на заднем дворе резиновый мяч. Кто-то играл в ножички, а кто-то в чижика, в двенадцать палочек, или в «казаки-разбойники». У всех были свои предпочтения и закадычные друзья. И им не было никакого дела до вопросов, которые только что обсуждали взрослые. Солнце еще не зашло за горизонт, а назавтра оно обещало выйти вновь, и от этого детворе было весело и комфортно. Детский смех вырывался вверх и летел из двора на улицу древнерусского города, возвещая о том, что жизнь продолжается и она прекрасна.

Прощай, май, здравствуй, лето.

В мае Гоша окончательно перестал ходить в балетную студию, и дело даже не в том, что Вику провожал домой Стасик, просто с таянием снега пришла пора серьезных занятий футболом на открытом воздухе. Тренировок стало больше, и проходили они, в основном, на волжском пляже. А когда в течение двух-трех часов набегаешься по песку, на девчонок смотреть совсем не хочется. Уставал Гоша очень сильно, но без тренировок футбольные турниры не выигрываются, как говорил их молодой тренер. Летом таких турниров намечалось несколько, в том числе, с выездом в другие города.

С тренировки Гоша шел с высоко поднятой головой, неся в руке сумку с футбольной формой. Бутсы же он никогда в сумку не укладывал, а нес их висящими через плечо, чтобы все видели. Вот идет будущий выдающийся футболист Гоша Смирнов, смотрите, пока он недалеко.

Так же открыто носил боксерские перчатки Олег. Тренировки ему очень нравились, а соревнований он ждал с особым волнением. В одно из воскресений Олег пригласил своих друзей на финал городской спартакиады школьников, куда он пробился, победив своих соперников в предварительных боях.

Соревнования проходили в спортивном зале общества «Трудовые резервы», добраться до которого было не так уж и просто. Но, несмотря на дальний путь, ребята согласились приехать на турнир, и хотя до начала боев оставалось около часа, в зале уже собралось много болельщиков.

Среди них Игореха заметил и того парня, который угрожал им ножом в начале ноября. Показав на него своим друзьям, он сказал: «Вон тот парень, что напугал нас тогда своим ножом».

Гоша и Витька одновременно оглянулись в ту сторону, куда указывал Игореха. Недалеко от ринга стоял тот самый парень и весело общался с каким-то пацаном.

«Ну, что будем делать, — спросил Гоша, — смываться или останемся смотреть»?

«А чего это мы должны смываться, — заерепенился Игореха, — мы что, теперь все время будем бегать»?

«Действительно, — поддержал его Витька, — хватит, набегались уже».

«Ну, тогда будем смотреть, — подвел итог Гоша, — занимаем места поближе к рингу».

Они сели на второй ряд недалеко от центра и стали ждать появления боксеров.

Сначала к рингу вышли судьи и устроители соревнований, потом вокруг ринга были выстроены боксеры, и один из организаторов турнира выступил с приветственной речью.

Увидев своих друзей, Олег помахал им рукой в красной перчатке и проследовал в раздевалку.

Его бой был третьим, так что времени на разогрев было достаточно.

Первых два боя мальчишки смотрели невнимательно, но когда на ринг вышел Олег, они оживились и стали махать ему, пытаясь поддержать его боевой дух.

Олег, выскочив на ринг, поприветствовал своих друзей и в последний раз размялся, стоя в красном углу.

Рефери пригласил боксеров на середину ринга, и бой начался. В начале боя соперник прижал Олега к канатам и стал наносить ему удары в голову и корпус, пытаясь в первом раунде завершить бой. Но Олег мастерски защищался и под конец раунда перешел в нападение. Удар гонга остановил его атакующий апперкот.

Второй раунд начался атаками Олега, и уже его соперник стал частенько отходить к канатам. Мальчишки, сжав кулаки, вскакивали со своих мест, криками поддерживая своего друга. Эти крики привлекли внимание парня, который угрожал когда-то им ножом. Он узнал конкурентов по бутылкам и о чем-то пошептался со своим дружком.

А бой продолжался, шел уже третий раунд, и Олег не прекращал атаковать. Соперник был прижат к канатам и даже не делал попытки контратаковать. Прозвучал финальный гонг, и рефери, после подсчета очков, поднял руку Олега, в знак его победы над соперником.

Мальчишки запрыгали от радости, крича приветствия в честь победителя: «Олег, чемпион, Олег, чемпион».

Олег спрыгнул с ринга и скрылся в раздевалке. Ребята продолжали обсуждать закончившийся бой, движениями тела и рук повторяя действия Олега: «Он ему как даст ….», «А тот сжался в углу ….», «А удар по печени ….» и т.п. Эмоции полностью завладели ребятами, и они не замечали злобных взглядов парня и его дружка.

На ринг вышла новая пара боксеров, и мальчишки вновь, затаив дыхание, стали наблюдать за единоборством. Через двадцать минут к ним присоединился вышедший из раздевалки Олег, и они вчетвером стали болеть за других боксеров.

После завершения турнира ребята вышли из зала и уже собирались пойти в сторону трамвайной остановки, но путь им преградил парень со своими дружками. Одним из его дружков был побитый Олегом боксер.

«Ну что, бутылочники, — начал парень, — много ли насобирали без нас»?

Ребята переглянулись, и Олег произнес: «Не знаю, как тебя зовут, но наши бутылки, дело не твое».

«Ты, козел, вообще молчи, — пригрозил парень, — у нас к тебе счет особый».

«А за козла можно и ответить», — сказал Олег, передавая спортивную сумку Витьке.

«Олег, — услышал он голос Гены, — у тебя все нормально»?

Это Гена со своими друзьями вышел из зала и, увидев окруженного Олега, решил прийти ему на помощь.

«Да никак, это Квасило высветился, — подойдя к ребятам, воскликнул Гена, — тебе все неймется»? – спросил он у парня.

Парень как-то сразу сник, промямлил что-то и, резко повернувшись, пошел прочь. Его дружки последовали за ним.

Гена, похлопав Олега по плечу, еще раз поздравил его с победой, и ребята дружно направились к трамвайной остановке.

«Гена, — продолжил разговор Олег, — а откуда ты знаешь этого парня»?

«Квасило-то, — переспросил Гена, — так он же год назад еще занимался в нашей секции».

«Как, он тоже ходил в секцию»? – переспросил Олег.

«Да, — подтвердил Гена, — из него мог бы получиться неплохой боксер».

«А что же помешало ему стать боксером»? – вступил в разговор Игореха.

«А то и помешало, что Квасило так и не смог отказаться от сигарет, — ответил Гена, — а у нас с этим строго, верно, Олег»?

«Верно, — подтвердил Олег, — мне тоже пришлось бросить курить. А почему у него такая кликуха»?

«А потому, что фамилия пацана — Квасов, — ответил Гена, — вот и прозвали его так».

Сев в трамвай, мальчишки продолжили разговор, и Витька рассказал Гене и его приятелям о том, как осенью Квасило напугал их ножом.

Выслушав Витькин рассказ, Гена произнес: «Значит, Квасило таскает с собой нож? Не доведет его это до добра, надо будет с ним поговорить».

Попрощавшись с Геной и его приятелями, мальчишки спрыгнули с трамвайной подножки и пошли в сторону своих домов.

«А знаете что, — предложил Игореха, — сегодня я получил от мамы полтора рубля на киношку, может, заглянем в пирожковую и отметим победу нашего друга»?

Мальчишки переглянулись и, не говоря ни слова, повернули в сторону пирожковой.

Игореха, на правах хозяина, взял по одному пирожку с мясом, по одному с повидлом и по стакану кофе. Гуляй, братва, мы чемпионы.

Как и с мороженым, с пирожками ребята тоже не торопились. Они помаленьку откусывали от теплого пирожка и делали маленький глоток горячего кофе. Потом опять небольшой откус и глоточек кофе.

Ах, какие вкусные пирожки были в пирожковой, а уж о кофе и говорить не приходится. Сладковатый кофейный аромат приятно щекотал ребячьи ноздри, а горячий кофе, растекаясь по телу, согревал его своим теплом.

Улыбаясь друг другу, они, не спеша, смаковали кофе с пирожками, перекидываясь иногда отдельными фразами. Ну, Игореха, ну, дружище. Такой праздник устроил своим друзьям.

После пирожковой, раздобревшие мальчишки дошли до Гошиного двора и минут тридцать просидели на дворовой скамейке, вспоминая сегодняшний день и неожиданную встречу с Квасило.

А что, они сегодня были молодцом. Олег стал победителем турнира по боксу, а его друзья не побоялись вооруженного Квасилы.

Через неделю закончился очередной учебный год, и начались летние каникулы. А лето готовило для многих горожан серьезные неприятности и неожиданности.

Кому помешали куры?

Как и предсказывали дворовые бабульки, еще в конце мая все жители города были оповещены о том, что никакой живности в городской черте держать нельзя, с рекомендацией от нее быстрее избавиться. И если раньше державшие домашнюю живность горожане еще надеялись на то, что это всего только домыслы или брехня злых языков, то теперь они начали понимать всю серьезность предупреждения. В городских дворах стали все чаще раздаваться предсмертные визжания обезумевших поросят и беспорядочное кудахтанье растревоженных кур.

Вот и в Гошином дворе, как не противились новому постановлению расстроенные старики, первыми под нож пустили свиней и хряков.

Этому был рад только Игнат, которого за глаза звали Живодером. А звали его так потому, что он был мастером по разделке всякой домашней живности от кур до свиней и барашков. Причем, за свою работу Игнат брал чаще всего не деньги, а кусок свежего мяса на прокорм и стакан водки на обмыв свершенного кровопролития. Чего-чего, а разделывать животных Игнат умел, и, самое главное, любил. Многие его недолюбливали за это, но терпели в силу его профессиональной пригодности. В начале июня Игнатов нож не лежал без дела, много свиней полегло от него в городских дворах. Пригласили Игната и во двор, где жил Гоша. Помятый Игнатов вид говорил о том, что трудно ему пришлось в последние дни, много стаканов он пропустил через себя, обмывая последствия своей работы.

Заплаканная баба Оля и расстроенный дед Вася провели Игната к своему сараю. Детвора, напуганная внешним видом Игната, сначала опешила, потом тихонько прошла на задний двор. Спрятавшись за поленницей дров, мальчишки и девчонки стали наблюдать за тем, что же происходит возле сарая.

А возле сарая Игнат достал из видавшей виды хозяйственной сумки здоровенный нож, повязал на животе засаленный фартук и зашел вместе с дедом Васей в сарай. Из сарая раздался свинячий визг, Игнатова матерщина и шум борьбы. Через несколько минут все стихло, и из сарая вышел улыбающийся Игнат. Опечаленная баба Оля протянула ему наполненный до краев стакан водки и соленый огурец. Игнат перекрестился, в три глотка выпил содержимое стакана и захрустел соленым огурцом.

«Нонче легко со свиньями работать, — произнес он, — оне ишо силушки не набрали. Вот по осени с ними намучишьси, как ожирятся, так хоть кричи».

Дохрумкав огурец, Игнат вернулся в сарай и вместе с дедом Васей выволок свиную тушу на свет. Подвесив тушу на крюк, он сначала с помощью паяльной лампы опалил ее, а потом приступил к разделке. Дед Вася, как мог, помогал ему в этом, постоянно вздыхая и вытирая набегавшую слезу. Не все мальчишки и девчонки смогли спокойно смотреть на то, как Игнат орудует своим ножом. Многие из них прикрыли глаза руками или вовсе отвернулись от неприятной картины. Но таких картин им предстояло увидеть еще не одну, так как свиней в своих сараях держали семей восемь или десять.

Свиная эпопея закончилась сравнительно быстро, а вот с курами жители не хотели расставаться совсем. «Уж чем это куры-то помешали нашим властям, — думали про себя держатели кур и откладывали их истребление до поры, до времени, — а, может еще все обойдется».

Но начальство считало совсем по-другому. «Раз вы не хотите по добру, по здорову избавляться от кур, — подумало оно, — так мы сами это сделаем с превеликим удовольствием».

И пошли по дворам куриные убийцы с официальными бумагами, которые разрешали им истреблять кур в любом количестве.

Пришли такие исполнители и в Гошин двор. Один из них вылавливал в сарае кур, а другой, приготовив чурбан, оттяпывал топором куриные головы. Куриное кудахтанье перекрывало бабий вой и мужские проклятия в адрес «треклятых безбожников», поднявших топоры на безвинных кур – кормилиц многих старушек и стариков.

Когда очередь дошла до бабы Раиного сарая, Гоша со своими друзьями попытались уговорить мужиков, но те показали казенную бумагу со словами: «Мы, люди подневольные, нам приказано, мы должны выполнять».

Отодвинув в сторону мальчишек, мужики вошли в бабы Раин сарай, всполошив ее кур. Баба Рая стояла, прислонившись к забору, и тихо плакала, вытирая слезы кончиком косынки. По каждой убиенной курице она крестилась и что-то шептала себе под нос. Горб ее стал еще тяжелей, и она совсем скрючилась от горя и от бессилия. Бедная баба Рая, за что тебе такие мученья, ведь ты не сделала за свою жизнь ничего плохого. Баба Рая, милая наша сказительница, прости нас за то, что мы не смогли защитить твоих кур от безжалостной руки с топором.

Ребятам на всю жизнь запомнился момент, когда обезглавленный петух вырвался из рук мужика и, пролетев несколько метров, рухнул на землю. Обезумевшими от страха глазами они смотрели тогда за полетом обезглавленной птицы и не заметили, как баба Рая тихо покинула задний двор.

Через три дня после случившегося, баба Рая умерла в своей светелке, положив рядом с собой хранимый ею образок в маленьком окладе. Она ушла в мир иной так же тихо, как некрикливо прожила всю свою нелегкую жизнь. Казалось, весь город пришел проститься с горбатенькой старушкой. Слезы текли и текли из глаз взрослых и детей, в душе проклинавших тех, кто додумался до такого безумия.

Много слез тогда было пролито на российской земле, много матюгов было высказано за стаканом водки, но что случилось, то случилось. Жизнь продолжалась, и детвора радовалась ей, потому что впереди у нее было еще много счастливых жизнеутверждающих дней.

Дети разных народов

На майские праздники из Москвы на свою малую родину приехала Наталья. Войдя в комнату, она бросилась на шею Авдотьи и несколько минут тискала ее в своих объятьях: «Мамочка, моя дорогая мамочка. Как я по тебе соскучилась». Растроганная Авдотья не смогла сдержать слез радости: «Доченька, ты, наконец-то, приехала. Вот Олежка-то обрадуется». Освободившись от Натальиных объятий, она внимательно осмотрела дочь и произнесла: «Какая же ты у меня стала взрослая, да ладная. Вот только помады на губах не слишком ли много»?

«Мамочка, в Москве все девушки так красятся, — ответила Наталья, доставая из чемодана красивую шаль, — а это, мама, тебе».

Авдотья осторожно потрогала рукой протянутую ей шаль, потом посмотрела на Наталью и спросила: «Поди, дорогущая»?

«Мамочка, не все ли равно, — воскликнула Наталья, — прими ее от всего сердца».

Авдотья приняла шаль из Натальиных рук, еще раз вопросительно посмотрела на дочь, потом аккуратно накинула шаль на плечи: «Господи, красотища-то какая».

«Вот теперь и носи на здоровье», — сказала Наталья и озорно чмокнула ее в нос.

В ответ Авдотья обняла Наталью и искренне ее поблагодарила.

Пришедший с демонстрации Олег получил в подарок от сестренки красивый свитер, который тут же захотел одеть и показать друзьям.

Оставшись вдвоем, мать с дочерью попили чайку, посекретничали, и Наталья заторопилась к своей подруге Машке. Целый вечер Наталья расписывала во всех красках столичную жизнь и дорасписывалась до того, что Машка тоже засобиралась в Москву. Но попасть в Москву в этот раз Машке не удалось, так как в ближайшее время там должно было пройти грандиозное событие — Международный фестиваль молодежи и студентов. В связи с этим мероприятием въезд в столицу нашей Родины был ограничен, и Наталья уехала в Москву без подруги.

Ох уж этот фестиваль. С одной стороны, он приоткрыл фрамугу нашей молодежи в совершенно другой мир, и молодежь от души порезвилась на этом фестивале, но, с другой стороны, сколько нашедших друг друга молодых не смогли связать в дальнейшем свои судьбы. Вот и Наталья познакомилась на фестивале с темноволосым мексиканцем по имени Антонио, да так влюбилась в него, что потеряла на время свою голову. Да и как не потеряешь, если несло от мексиканца сплошной экзотикой, если обхаживал он Наталью по-южноамерикански страстно и по-джентельменски красиво. От его жгучих взглядов и страстных поцелуев бросало Наталью то в жар, то в холод. А как красиво он говорил, хоть и на непонятном ей языке. В общем, сдалась Наталья Антонио на третий день их знакомства. Сдалась прямо на парковой скамейке, потревожив листву своим ликующим возбуждением, которого у нее еще никогда не было. Вот вам и экзотика.

А потом было не менее страстное расставание с обещанием новых встреч и обязательной переписки, с надеждой на то, что в самое ближайшее время Наталья посетит Мексику и встретится там с любимым Антонио. А как же иначе, ведь мы, наконец-то открылись миру, и мир с превеликим удовольствием приветствовал нас.

Но фестиваль прошел, и занавес закрылся. Далекая Мексика скрылась за пеленой политических неурядиц и никому не нужных запретов. В том числе и запретов на межнациональную любовь.

Лето красное не только для отдыха

Этим летом Гоше не удалось поехать в пионерский лагерь горнистом, так как известный футбольный клуб, участвовавший в играх класса Б, объявил в июне набор в свою футбольную секцию. В течение нескольких дней, юные кандидаты должны были пройти серьезные испытания на городском стадионе. В эти испытания входили: бег на длинные дистанции, в чем Гоша преуспевал; бег со сменой темпа, что было значительно труднее; искусство обводки соперников, коими являлись деревянные стойки, установленные на поле; точность удара по воротам и паса с любой дистанции; жонглирование мячом, игра головой и корпусом. Весь июнь городские мальчишки показывали компетентному жюри свое футбольное мастерство. Итоги отбора были объявлены только в середине июля, и Гоша увидел свою фамилию в числе отобранных счастливчиков. В ту пору началась эпоха высокорослых игроков, и он оказался ниже всех принятых в секцию. Как сказал новый тренер, взяли его только потому, что ободка, умение пасовать и бить по воротам у него были отменными. А эта похвала дорогого стоит.

Настал период серьезных тренировок и товарищеских игр с выездом в районные центры.

Олег этим летом тоже активно готовился к областному турниру боксеров, который планировался на октябрь. Он даже не поехал в рабочий поселок, где жили его бабушка и симпатичная Анька.

Когда Анька узнала от Олеговой бабушки, что он не приедет на каникулы, то очень расстроилась.

Об этом расстройстве бабушка незамедлительно отписала Авдотье, а та сообщила об этом своему сыну. Олег сделал вид, что это известие никак не взволновало его, но, выйдя на улицу, вспомнил Аньку и загрустил.

Из этого состояния Олега вывела загорелая Машка, возвращавшаяся с речного пляжа.

Увидев загрустившего Олега, она присела рядом с ним и участливо спросила: «Олег, что это ты тут грустишь, погода отличная, а ты во дворе расселся»?

Олег посмотрел на Машку и сделал попытку улыбнуться, но лицо его только перекосилось. Эта гримаса так рассмешила Машку, что Олег, взглянув на нее, тоже засмеялся.

Вдоволь насмеявшись, Машка пригласила Олега в гости: «Олег, пойдем ко мне, я тебе угощу чем-нибудь вкусненьким».

Дед Вася и баба Оля уехали на два дня в садоводство, оставив Машку присматривать за комнатой, и она, по праву хозяйки, накрыла на стол и угостила Олега чаем с вишневым вареньем.

Поначалу Олег брал варенья на кончик ложки, но, войдя во вкус, разошелся и стал заглатывать варенье по две чайных ложки, запивая их маленьким глоточком чая. Машка в это время копошилась за перегородкой, и варенье мало интересовало ее в данный момент.

Минуты через три она вышла из-за перегородки в одном купальнике и, встав в позу модели, произнесла: «Олег, посмотри, какой купальник мне прислали родители».

Олег посмотрел на Машку, и его рука с полной ложкой варенья повисла в воздухе на полпути ко рту. Рот в это время так и остался открытым. То ли Олег забыл его закрыть, то ли сам рот никак не хотел закрываться.

«Закрой рот-то, — озорно произнесла Машка, — или тебе купальник так понравился»?

Олег еще некоторое время просидел с открытым ртом, потом собрался с мыслями и произнес: «Ну, ты, Машка, даешь».

«Я еще, Олег, ничего не даю, — хихикнула Машка, — так нравится тебе купальник или нет»?

«Конечно, нравится», — воскликнул Олег.

«А ты потрогай, какой материал», — посоветовала Машка, подойдя к Олегу вплотную.

Запах загорелого Машкиного тела шибанул Олегу в ноздри, отчего голова его пошла кругом.

Невольно он отшатнулся назад, потом опомнился и протянул свою руку в сторону Машки. Заметив его замешательство, Машка сама прильнула передком к Олеговой руке. Смущенный Олег отдернул свою руку и покраснел, как маков цвет.

«Ну что же ты? — спросила Машка, и, не услышав ответа, наклонилась к Олегу и произнесла, — тогда здесь потрогай».

Глазам Олега открылся глубокий вырез, который уже не скрывал внушительных Машкиных грудей. Ах, какой приятный запах излучали Машкины груди. А какие они были белые в отличие от загорелого ее тела.

Машка аккуратно взяла голову Олега и прижала ее к своей белоснежной груди. Олег предательски задрожал, прикрыл от смущения глаза и как-то сразу обвис. Машка еще раз ткнула Олежкин нос в свою грудь и, не ощутив ответного движения, выпустила вспотевшую голову Олега.

«Ладно, так и быть, не буду тебя смущать», — с сожалением произнесла Машка. Ехидно хихикнув, она резко повернулась и, вихляя бедрами, скрылась за ширмой.

Олег посмотрел ей вслед и, забыв про варенье, поспешил к выходу.

Убежав на задний двор, он уселся на березовое бревно и, переведя дух, задумался. Перед его глазами вновь возникли Машкины упругие груди. Они опаляли его своим жаром, а их биение он до сих пор ощущал своей дурацкой головой.

«Что это я так труханул, — подумал Олег, — испугался какой-то Машки».

«Почему труханул, — через мгновение подумал он, — просто это было так неожиданно. Если бы я знал …..»

«А что бы от этого знания изменилось»? – спросил его внутренний голос.

«А то бы и изменилось, — со злостью выпалил Олег, — я бы ….. В общем, я бы потрогал ее купальник».

«Такой слабак, как ты? — опять съехидничал внутренний голос, — да ты никогда не дотронешься до Машки».

«Дотронусь, — упрямо возразил внутреннему голосу Олег, — вот пойду и дотронусь».

«А вот попробуй-ка, — усмехнулся внутренний голос и, заметив его замешательство, съязвил, — да ты, действительно, слабачек».

«Ничего я не слабачек, — в сердцах сказал Олег, — вот сейчас встану и пойду».

Он, действительно, встал с бревна и направился к Машкиному крыльцу. Решительно постучав в дверь, Олег вдохнул полной грудью воздух, а когда дверь открылась, и на пороге показалась загорелая Машка, смутился и тихо произнес: «Маша, я забыл сказать тебе спасибо за чай с вареньем».

«Ну, так скажи», — улыбнувшись, предложила Машка.

«Спасибо тебе за чай и варенье», — сказал Олег и, повернувшись, быстрым шагом направился к себе домой.

Спиной он ощущал насмешливый Машкин взгляд, но повернуться уже не решился.

А Машка и не думала смеяться, Машка улыбалась тому, что Олег, прежде чем вернуться, думал о ней и, наверное, жалел о несостоявшемся. И от этого у нее еще выше поднялись груди, а внизу живота как-то необычно зажгло.

Олег же, придя домой, забрался на полати и загрустил. Ничего, Олег, у тебя все еще впереди.

А Игорь в деревне

А в это время Игореха ехал со своей мамой в деревню. Впрочем, в этом возрасте неудобно называть мальчика Игорехой, лучше будем звать его Игорем. Пригородный поезд медленно тащился по железнодорожным путям, останавливаясь на каждом полустанке. Его пронзительный гудок то и дело отвлекал Игоря от интересной книги, которую он выпросил на каникулы у Витьки. Книга была про войну, в ней рассказывалось о нашем разведчике, который, рискуя жизнью, действовал в логове врага. И вот, на самом интересном месте машинист врубал свой противный гудок, отрывая Игоря от чтения. Действие в книге застывало на несколько минут, и эти минуты Игорь тратил на то, чтобы мысленно отругать шумливого машиниста. «Мой разведчик поквитался бы с тобой, попадись ты ему на пути, — думал Игорь, — еще не такие составы подрывал он в тылу у противника». Но машинист не слышал Игоревых страшилок, поэтому через пятнадцать — двадцать минут продолжал будоражить окрестности своим гудком. И вот очередной гудок заставил маму Игоря посмотреть в окно и начать собираться к выходу. Она дернула за плечо зачитавшегося Игоря, предупредив его о скором прибытии. Игорь дочитал страницу до конца и, закрыв книгу, положил ее в вещевой мешок, в котором были собраны его вещи. И вот он, полустанок с числом 64, от которого до деревни, где отдыхал Игорь с мамой, было четыре с половиной километра. К деревне вела чуть заметная лесная тропинка, которую без проблем могли отыскать только старожилы. Нырнув в ельник, Игорь с мамой пошли в сторону деревни, слушая веселое пенье птиц и вдыхая полной грудью лесное благоухание. Идя по лесу, Игорь снова переосмысливал прочитанное в поезде. Ему казалось, что из-за хоровода молодых осин сейчас выскочит разведчик с автоматом и поведет его в партизанский отряд. А там настоящий командир вручит ему именное оружие и даст ответственное задание по подрыву вражеского эшелона.

Но из-за осин выскочил только серый заяц. Выскочил, увидел людей и, высоко подпрыгнув, скрылся в кустах. Игорь не сразу понял, что перед ним был настоящий лесной заяц, а когда до него это дошло, он прокричал: «Мама, я только что видел настоящего зайца». Елена Владимировна остановилась, посмотрела вокруг и спросила: «А тебе, сынок, это не показалось»?

«Нет, мама, — ответил ей Игорь, — вот из-за этих осин он выпрыгнул, а потом подскочил и опять скрылся».

«Вот видишь, как хорошо, — поддержала его Елена Владимировна, — живого зайца не каждому удается увидеть». С этого момента Игорь, идя по лесу, стал внимательно смотреть по сторонам, вдруг еще кто-нибудь выскочит из кустов. Но так до самой деревни никто из кустов и не выскочил. А в деревне их с распростертыми объятиями встретила хозяйка дома, Пелагея Петровна. Пока гости приводили себя в порядок, она накрыла на стол и пригласила их отужинать. На накрытом столе дымилась в чугунке отварная картошка, стояли тарелки с солеными огурцами, помидорами и грибами. Притулился возле чугунка и горшочек с топленым маслом. Разве такой вкуснятины в городе попробуешь? Проголодавшиеся гости набросились на горячую картошку с топленым маслом, да с огурчиком, да с помидорчиком. Соленых грибов Игорь не любил, но Елена Владимировна с удовольствием поедала их, нахваливая запасливую хозяйку. Съев картошку, гости, вместе с хозяйкой принялись за чай. Не за простой чай, а с чебрецом, да мятой. А варенье у бабы Пелагеи было такое вкусное, что Игорь попросил еще одну чашку чая. Вот так ужин на деревне. Был бы живот повместительней, так век бы не выходил из-за стола.

Наевшись, взрослые вышли на свежий воздух и присели на завалинку, а Игорь побежал к своему деревенскому другу Ваське, который жил через две избы от бабы Пелагеи.

Васька ему сильно обрадовался и сообщил о том, что в три часа утра он с дружками собирается пойти на рыбалку.

«Так это же здорово, — воскликнул Игорь, — я тоже с вами пойду».

Договорившись с приятелем, Игорь вернулся к избе бабы Пелагеи и, испросив разрешения, улегся на сеновале спать. Ну, что ж, утро вечера мудренее.

Утром его разбудил Васька. Он забрался к нему на сеновал и долго тряс спящего Игоря, пока тот не открыл глаза. Игорь сначала ничего не мог понять, но, увидев Ваську, быстро вскочил и вместе с ним съехал с сеновала. На улице их поджидали заспанные Алешка и Тимоха. Поздоровавшись с Игорем, мальчишки закинули на плечи удочки и заспешили к пруду, так как карась их там уже заждался. Рассвет только начинал смахивать с кустов и деревьев лохмотья темноты, но птицы еще не проснулись, и было слышно стрекотание кузнечиков, да кваканье неугомонных лягушек. «Это к клеву», — заявил заядлый рыболов Васька. А если Васька сказал, значит, так тому и быть.

Червяки насажены, поплавки налажены, сиди, да посматривай. А вот тебе и первая поклевка. А за ней и первый карась, которого поймал Васька.

За ним обрыбились Алешка с Тимохой, и только у Игоря все ограничивалось только поклевками.

Но вот и он подсек небольшого карасика и, сняв его с крючка, бросил в Васькино ведро. Васька осуждающе посмотрел на Игоря и, выловив карасика из ведра, выбросил его обратно в пруд.

«Такую мелюзгу мы не берем, — по-взрослому сказал он, — вот вырастет, тогда и поймаем». Игорь сначала обиделся, но, заметив поклевку, уставился на поплавок. Поплавок еще разок дернулся и резко пошел в сторону. Игорь машинально подсек, и его удилище выгнулось от напряжения. Значит, на крючке сидел кто-то внушительный. Игорь стал осторожно подтаскивать рыбину к берегу, и на поверхности пруда появилась рыбья голова. Увидев голову, мальчишки ахнули и стали помогать Игорю советами, а Васька приготовил самодельный подсачник. И вот рыбина уже в подсачнике. Ничего себе, экземплярчик, таких карасей Игорь сроду не видывал.

Васька вынул карася из подсачника, внимательно на него посмотрел и предположил: «Грамм на шестьсот потянет, не меньше».

Алешка похлопал Игоря по плечу и произнес: «Ну, ты молоток, такого зверя вытащил».

Игорь немного смутился, но Васькин голос заставил его вновь собраться с мыслями.

«Хватит вам трепаться, — произнес он, — смотри, Алешка, у тебя тоже клюет».

Мальчишки бросились к своим удочкам, надеясь на то, что такой же карась зацепится и за их крючок. Но попадались караси грамм на сто, сто пятьдесят. Такие караси тоже повышали ребячье настроение, но мысль о большом карасе не выходила из их голов.

Всходящее солнышко начало теребить верхушки деревьев, окружавших с той стороны пруд и, пробивая листву, полезло нагло в ребячьи глаза. Клев стал не таким активным, а потом и вовсе прекратился.

Посидев еще немного на берегу, ребята свернули свои удочки и направились к деревенским избам. Улов сегодня был неплохим, а карась, которого поймал Игорь, вообще оказался редким экземпляром. Как сказал Васька, такие караси попадаются раз в неделю, а то и реже.

Итого, Игорь поймал одного большого карася, который, как оказалось, весил пятьсот шестьдесят грамм, и трех карасей грамм по сто пятьдесят. Увидев карасей, баба Пелагея замахала руками, заохала, заахала, а потом обещала потушить их к обеду в сметане.

Обед выдался на славу. На первое кислые щи со сметаной, которые так любил Игорь, на второе пойманные им караси в сметане и на третье компот из яблок, но уже без сметаны. После такого обеда не грех и поваляться часик, другой где-нибудь в тенечке. А так как на обед был приглашен и Васька, то вдвоем они разместились под сенью старой березы возле завалинки.

Васька был на год старше Игоря, поэтому перешел в этом году уже в шестой класс. Именно о школе они и начали свой разговор.

«Ну, как ты в этом году закончил, — спросил у Игоря Васька, — много ли трешек в дневнике».

Игорь сначала хотел прихвастнуть, но потом решил рассказать все начистоту: «Одну тройку по родной речи схлопотал».

«А у меня целых три тройки. По немецкому, русскому и истории, — признался Васька, — не люблю я этот немецкий».

«А чем он тебе не нравится», — спросил его Игорь.

«А тем и не нравится, что фашистский, — сердито сказал Васька, — хайль, Гитлер, да и только».

«Знаешь, Васька, немецкий язык нужно обязательно знать, — посоветовал Игорь, — а вдруг опять понадобится».

«Нет уж, нет уж, мне он не понадобится», — решительно заявил Васька.

«А вдруг опять война, — воскликнул Игорь, — со знанием языка знаешь, что можно наделать»?

Васька внимательно посмотрел на Игоря и спросил: «И что же»?

«А то же, — передразнил его Игорь, — со знанием языка наши разведчики в войну знаешь что делали»?

«Ну, знаю», — неуверенно произнес Васька.

«Ничего ты не знаешь, — твердо сказал Игорь, — они входили к немцам в доверие и выуживали у них тайны. Если бы не разведчики, трудно было бы нашим войскам. А ты язык учить не хочешь».

Васька на минуту задумался, а потом произнес: «А ведь верно. А я, наоборот, вражеский язык учить не хотел».

«Нет, Васька, вражеский язык надо знать, — воскликнул Игорь, — потом легче будет с врагом разговаривать».

Еще немного поговорив, ребята побежали на речку Облепиху, которая огибала деревню, протекая с востока на запад. Рядом с песчаной отмелью был бочажок, в котором купались деревенские жители. Туда то они и прибежали.

Так как Облепиха вытекала из каких-то болот, то вода в ней была коричневатой, но все равно приятной и чистой. О чистоте воды говорило присутствие в реке раков, которых в больших количествах ловили деревенские пацаны.

Быстро раздевшись, мальчишки добежали до воды и, не задумываясь, нырнули в бочажок. Прохладная вода обожгла разнеженное за зиму тело Игоря, и он, как пробка, выскочил из нее. Васька же задержался в воде и попробовал плыть против течения, оставаясь, при этом, на одном месте.

Игорю стало очень завидно, и он, пересилив себя, вновь нырнул в бочажок. К ним присоединились другие деревенские мальчишки и девчонки. И не только деревенские. Вместе с ними купалась Тимохина двоюродная сестра Настя, приехавшая на каникулы из районного городка.

Девчоночий визг и мальчишеский смех разносились по реке, заставляя настораживаться местных уток и гусей, которые плескались поодаль, общаясь на понятных только им языках.

На другом берегу, метрах в десяти от берега тянулось к солнцу еще не заколосившееся ржаное поле. Все его стебельки стремились вверх, и легкий ветерок, пробегая по ним, не мог помешать этому стремлению. А за полем был лес, в котором бродили медведи-овсяники, обходя ощетинившихся иглами ежей. Кроме медведей и ежей, жили в этом лесу зайцы и лисы, кабаны и лоси, а птиц и не пересчитать.

За этот лес и стало постепенно прятаться уставшее за день солнце. По красному закату можно было понять, что завтра оно снова порадует жителей деревни своим присутствием.

Полюбовавшись на закат, деревенская ребятня разошлась по избам, чтобы утром встретиться на речке вновь.

Васька с Игорем, Тимоха и Настя решили пройтись за околицу, где деревенская молодежь плясала под аккомпанемент видавшей виды гармошки.

Гулянье было в самом разгаре, кадриль сменялась танго, танго плясовой, а плясовая снова танго.

Один раз Игорь осмелился и пригласил Настю на танго. Глядя на взрослых, прижать ее к себе он все же не решился, и танцевали они, взявшись за руки, не прикасаясь друг к другу.

Во время танца слов для разговора Игорь так и не нашел, а Настя была не готова начинать общение.

Не дожидаясь окончания танцев, наша четверка решила разойтись по домам. Вернувшись на сеновал, Игорь тут же уснул и приснился ему страшенный карась, который раскрыл свою огромную пасть, готовясь проглотить его вместе с друзьями. И только резкое пробуждение спасло Игоря от страшного карася. Открыв глаза, он пошарил возле себя в поисках друзей, но, убедившись в том, что никого рядом нет, снова провалился в сон.

Утром его разбудило куриное кудахтанье. Он вышел из сарая и, брызнув на лицо из рукомойника, осмотрел двор. Баба Пелагея была уже на ногах. Выводя за калитку свою Буренку, она приговаривала: «Иди, милая, погуляй с подружками». А за воротами Буренку поджидал деревенский пастух, Алешкин дед Никита. Перебросив свой кнут через плечо, дед Никита обходил по утрянке деревню, собирая коров, чтобы вывести их на луга. Идя за коровами, он незлобиво поругивал их. «Куда поперлась, Акулина», — крикнул он, заметив, как одна из коров свернула в сторону двух берез. «А ты, Чернуха, что упрямисси», — подтолкнул он остановившуюся корову. Коровы слушались строгого пастуха и чинно вышагивали по деревенской улице в направлении околицы. В конце деревни они сделали попытку уйти в сторону овсяного поля, но дед Никита их матернул и направил на травянистый холм. Деда Никиту коровы понимали с полуслова. Да и как не поймешь, если слова были краткими, но емкими.

Проводив взглядом коров, баба Пелагея вернулась во двор и, увидев проснувшегося Игоря, предложила ему парного молочка. Игорь с удовольствием выпил кружку еще теплого молока и, поблагодарив бабу Пелагею, вышел за калитку. Сегодня мальчишки договорились сходить на речку, но не к бочажку. Километрах в трех от деревни, возле самого леса в речке были места, где под корягами водились раки. Именно туда и решили сходить сегодня наши приятели. Вместе с ними за раками напросилась и Настя.

Придя на место, мальчишки разделись и вошли в реку, а Настя осталась на берегу. Глубина в этом месте была меньше метра. Васька держал в руках маленькую сетку-раколовку, с помощью которой он и собирался ловить раков. Загонять в сетку раков вызвался Алешка. Вороша ногами под корягами и под берегом, он гнал раков в направлении Васькиной сетки, а тот периодически поднимал ее вверх. Метрах в десяти от них Тимоха и Игорь принялись ловить раков руками. Они опускали головы в воду, открывали глаза, пытаясь найти задремавшего рака. Заметив рака, Тимоха или Игорь старались быстрым движением руки накрыть его.

Пойманных раков они выбрасывали на берег, где Настя собирала их в ведро.

Холодная вода остужала их тела, они стучали зубами, но минут пятнадцать все-таки выдержали.

За это время Васька, используя раколовку, поймал шесть раков, а Тимоха с Игорем и того меньше.

Выскочив на берег и посчитав добычу, они решили погреться и через некоторое время повторить свой заход. Так они сделали пять заходов, наловив при этом полведра раков. Уставшие, но довольные они присели на берегу и стали восторженно обсуждать процедуру ловли. Настя в это время выложила раков из ведра и разложила их на четыре равных кучки. Не разложенными остались три рака, которых щедрые раколовы подарили Насте. Потом, что-то прикинув, Васька сложил раков в ведро и произнес: «Давайте сварим их вместе». Так они и сделали. Набрав в лесу хворосту, они разожгли костер и поставили ведро с раками на огонь. Оказывается, кроме ведра и раколовки, предусмотрительный Васька взял с собой спички и соль. Пока ребята разводили костер, Алешка сходил в лес и притащил оттуда свежей крапивы. Бросив крапиву в закипевшую воду, он многозначительно посмотрел на приятелей, а на вопрос Игоря о том, для чего нужна крапива, Алешка со знанием дела произнес: «Крапива, приятель, кладется в ведро для того, чтобы раки получились равномерно красными и вкусными». Потом, выпятив вперед свою худосочную грудь, он важно добавил: «Вам, городским этого не понять». Выслушав эту тираду, приятели дружно рассмеялись, а Игорь встал и повторил Алешкины движения вместе со словами. Приятели рассмеялись еще громче.

Раки оказались, действительно, вкусными, вот только кончик языка у Игоря, после активного их поедания, с непривычки заболел.

Оказалось, что Настя пробовала раков первый раз в жизни, и они ей очень понравились. Правда о том, что они ей понравились, она могла бы и не говорить. Это мальчишки давно уже поняли, наблюдая за тем, как быстро Настя поедала раков.

В полдень баба Пелагея не смогла соблазнить Игоря даже тушеной картошкой. Отказавшись от обеда, Игорь вновь убежал на улицу, чтобы встретиться с друзьями и пойти с ними на речку.

А на ночь они собирались уйти в ночное, но о ночном в этой книге уже было рассказано. Будем надеяться на то, что волки этой ночью ребят не побеспокоят.

Как обычно, были этим летом и походы за земляникой и малиной. Один раз, во время сбора малины на них вышел медведь-овсяник, но, увидев мальчишек, повернул назад. Наверное, на этот момент он был сыт и доволен жизнью. А еще, ребята ходили за грибами, и баба Пелагея успела насушить и насолить для них много грибов. В общем, из деревни Елена Владимировна и Игорь вернулись с грибами, вареньями и вяленой рыбой.

Любители юга и иностранцев

Еще до начала каникул Витька и Вика приступили к своему промыслу. Туристы возобновили посещение древнерусского города, и шмоточно-жевательный азарт у ребят вновь проснулся. Только теперь непосредственным общением с иностранцами стали заниматься Витька, Вика и кудрявый Женька, а за сбыт выпрошенного и обмененного отвечали Стасик, теперь уже Стас, и Колька. Вырученные средства ребята делили почти поровну, потому что о точной сумме выручки знал только Стас. Витька полученные деньги тратил, в основном, на книги. Не забывал он, конечно, и о мороженом, а также конфетах и кино.

Вика основную часть денег укладывала в копилку, которая была выполнена в виде свиньи. Входя в свою комнату, она так и приговаривала: «А эти денежки моей маленькой хрюшке».

Стас, Колька и Женька некоторые шмотки оставляли себе, появляясь в них на набережной или бульваре, ведь им было уже по шестнадцать. И, если Стасу с Женькой предстояло в следующем году закончить десятый класс, то Колька нигде не работал и не учился. После того, как его оставили на второй год в седьмом классе, он ушел из школы и даже не делал попыток вернуться к обучению. Его мама давно махнула на него рукой, так как, работая на заводе в три смены, не могла за ним уследить.

У Стаса все было по-другому, он жил в интеллигентной семье. Его папа был известным в городе архитектором и мог обеспечить семью всем необходимым. Кроме жены, которая нигде не работала, в шикарной квартире проживала няня, она же кухарка, приехавшая из какой-то деревни.

В доме у архитектора очень часто собирались представители местной интеллигенции: писатели, художники, артисты и прочие, примкнувшие к ним. В общем, жил Стас, как сыр в масле, но материнской любви он не чувствовал, а нянькину любовь воспринимал, как что-то обязательное, само собой разумеющееся.

У Женьки отец работал в милиции, начальником районного ГАИ, а мать заведующей детским садом. Мама Женьку очень любила и всегда защищала, а часто и скрывала от отца некоторые моменты его юношеского лихачества, и Женька этим обстоятельством ловко пользовался.

Стасу очень нравился процесс реализации шмоток. Каждый раз, сбывая какой-нибудь свитер или брюки, кроме денег, он получал значительную дозу удовлетворения. Да и сбывать шмотки он мог без особого труда, так как интеллигентные детки сами стремились получить у него что-нибудь иностранное, с биркой «made in оттуда».

Кольке со сбытом было сложней, поэтому он довольствовался ролью «мальчика на побегушках» у своего удачливого компаньона, коим являлся Стас.

На некоторое время из этой коммерческой цепочки выпали, сначала Витька, который уехал с родителями отдыхать в Сухуми, потом Вика, посетившая с отцом Анапу, затем Женька, уезжавший с родителями к родственникам на Байкал. И только Стас с Колькой никуда летом не уезжали. Стас не захотел поехать со своими родителями в Крым и остался с няней в городе, а Кольке просто некуда было ехать.

Вместе со шмотками иностранцы привозили с собой виниловые пластинки с известными джазовыми исполнителями, такими как Луи Армстронг, и рок-звездами, типа Элвиса Пресли.

В отсутствие родителей Стас собирал у себя интеллигентных деточек и, они от души вытанцовывали под аккомпанемент западных звезд, останавливаясь только для того, чтобы глотнуть чуть-чуть полусладкого шампанского. И, если Женька иногда приходил на такие тусовки, то Колька на них никогда не приглашался, а Витька с Викой не посещали их в силу своего малого возраста.

Одна из таких тусовок была омрачена разборкой с дружинниками. Выпив шампанского и побесившись под звуки джаза, приятели вышли на волжскую набережную и, забывшись, завопили какой-то западный шлягер, вызвав негативную реакцию окружающих. Оказавшиеся рядом дружинники отвели нарушителей спокойствия в милицию. Так Стас и его приятели в первый раз оказались в КПЗ, но отделались они тогда легким испугом, так как Женькин отец содействовал их быстрому освобождению.

А Витька в это время, развалившись на берегу Черного моря, уминал очередную грушу, которой угостила его черноглазая Нани, младшая дочь хозяина дома, в котором остановились Витькины родители и сам Витька. Хозяина дома звали Георгием. Кроме простого имени имел Георгий, как показалось Витьке, очень странную фамилию – Гвичия. Жил Георгий Гвичия в большом деревянном доме вместе с двумя дочерьми. Как говорил сам Георгий, жена от него сбежала два года тому назад с каким-то молодым лубовником. Именно так выговаривал Георгий слово «любовник». Этот лубовник остановился у них в качестве отдыхающего, а через неделю смылся из Сухуми вместе с Георгиевой женой и немалой суммой денег. Зла на жену Георгий не таил, но вспоминал ее все реже. Да и времени на воспоминания у Георгия не оставалось, так как хозяйство у него было немалым: фруктовый сад с яблонями, грушами, гранатами, мандаринами и грецким орехом, большой виноградник, тянущийся лозой к щедрому солнцу, различная живность в виде коровы, нескольких барашков, кур и индюков, а также забавный пес по кличке Тарзан. С виду пес был очень грозным и страшным, но стоило с ним познакомиться, как он начинал выказывать человеку все свое расположение. Для этого он в полной мере задействовал свой вихляющий хвост и шершавый язык, с помощью которого стремился лизнуть понравившегося ему человека. Особенно псу нравились дети, и Витькино лицо вылизывалось Тарзаном самым тщательным образом. Выходя из комнаты во двор, Витька снимал свои очки, чтобы они не мешали Тарзану делать свое слюнявое дело. После такого лобызания Витьку тщательно отмывала его мама. Если бы не проворные дочери, которые помогали своему отцу во всем, трудно бы пришлось Георгию со своим хозяйством. Единственное, что Георгий не доверял дочерям, так это свежевание барашков, которое он искусно делал сам. В этом Витька смог убедиться на второй день своего пребывания в Сухуми. В этот день за завтраком Витькин отец упросил Георгия, и тот забил к ужину одного из барашков. По этому случаю, кроме Витькиных родителей, за стол была приглашена молодая пара из Ленинграда, которая тремя днями раньше поселилась у Георгия. Такого вкусного шашлыка Витька еще никогда не пробовал. Он уплетал шашлык за обе щеки, запивая его время от времени компотом из алычи.

В тот вечер старшая дочь Медея только успевала бегать в погреб и приносить оттуда очередной кувшин красного вина, а младшая Нани то и дело подносила к столу новые порции только что сорванной зелени. За столом звучали русские «Подмосковные вечера» и грузинская «Сулико». В следующий раз им вместе удалось собраться только в день отъезда молодых ленинградцев, которые по этому случаю организовали отвальную. Но в этот раз барашек был куплен на рынке.

Через неделю прощальный ужин организовали Витькины родители. Нани и Витька обещали писать друг другу хотя бы раз в месяц. До свидания Сухуми, всего хорошего тебе, гостеприимный Георгий, и твоим кареглазым дочерям.

Первый раз в пятый класс

В конце лета волжский город вновь озвучили детские голоса. В городских дворах стали собираться загоревшие и отдохнувшие дети, а их родители начали бегать по магазинам в поисках школьно-письменных принадлежностей и школьной формы. Новый учебный год в виде свежевыкрашенных школ ждал своего начала. Наши друзья смогли встретиться вместе только двадцать девятого августа, когда повзрослевший Гоша вернулся с очередного футбольного турнира.

За лето очень вытянулся Олег, чуть меньше Игорь и только Витя подрос незначительно. Несмотря на то, что он подрос незначительно, с сегодняшнего дня будем называть его Виктором. Пройдя на волжскую набережную, ребята спустились к самой воде и там стали поочередно рассказывать о своих летних похождениях. Игорь поведал о своей поездке в деревню, не забыв рассказать о пойманном карасе и увиденном в лесу медведе. Когда он закончил свой рассказ, Олег спросил: «А где же караси, которых ты нам обещал»?

«Карасей я принесу в следующий раз, — пообещал Игорь, — кроме того, я постараюсь угостить вас вареньем, которое мы с мамой привезли из деревни».

«Что значит «постараюсь», — шутя, возмутился Виктор, — не постараюсь, а обязательно угощу».

«Да, уж, — поддержал его Гоша, — без варенья лучше не показывайся».

«Хорошо, — согласился Игорь, — я с мамой уже обсуждал этот вопрос, и она согласилась пригласить вас на чай».

«Вот это другое дело, — воскликнул Олег, — тогда мы с тобой очень даже дружим».

«А без варенья не дружили бы»? – спросил Игорь.

«Без варенья дружили бы, но не очень», — улыбнувшись, ответил Гоша.

«Хорошо, что хоть дружили бы» — поддержав шутку, произнес Игорь. «А теперь перед вами выступит профессор Виктор, большой любитель южных красот», — подражая конферансье, объявил Олег. Игорь и Гоша дружно захлопали в ладоши и закричали: «Слушаем вас, многоуважаемый профессор».

«Ну что ж, — поддержав шутливый тон, начал Виктор, — для меня большая честь выступить перед столь уважаемой аудиторией. Но я не буду многословным, так как о прелестях южных широт рассказывал вам уже не раз. Подробнее остановлюсь лишь на том, что из привезенных мною южных даров до сего момента сохранились только изюм и грецкие орехи. Да, еще не испортились белорусские яблоки, которыми мы затарились на обратном пути. Так что завтра жду вас у себя во дворе». «Но завтра с утра мы же должны быть в школе», — напомнил Гоша.

«Вот после школы и пройдемся до моего дома», — предложил Виктор.

С этим предложением согласились все присутствующие.

«Ну, Олег, теперь твоя очередь рассказать о лете», — обратился к Олегу Виктор.

«А мне и рассказывать-то нечего, — сказал Олег, — за все лето я только пару раз выезжал из города. Один раз на рыбалку с соседом дядей Васей, Машкиным дедушкой, а в другой раз с ним же в лес за грибами. Кстати, мне очень понравилось и то, и другое».

«Если ты ездил на рыбалку, то есть о чем рассказать, — произнес Игорь, — помнишь, как я рассказывал о рыбалке»?

«Конечно, помню, — ответил Олег, — вот поэтому я и не хочу о ней рассказывать. Рассказать также красиво, как ты, у меня не получится. Скажу только, что дядя Вася – классный мужик, он таких лещей наловил».

«А ты, что же, ничего не поймал»? — спросил Гоша.

«Поймал, но только мелочь, — ответил Олег, — окушков несколько, да ершей, будь они не ладны».

«А чем тебе ерши-то не нравятся»? – спросил Виктор.

«А тем и не нравятся, что они очень колючие и сопливые, — ответил Олег, — не люблю я ершей еще и потому, что они заглатывают крючок до самой задницы».

«Да уж, — поддержал Олега Игорь, — маленький, а уж как заглотит, так с трудом вытащишь».

«Зато из них уха наваристой получается», — сказал Гоша.

«Что верно, то верно», — поддержал Гошу Виктор.

«А ты откуда знаешь, — спросил его Игорь, — сам и удочку-то ни разу не держал».

«Для того чтобы это знать, не обязательно удочку с собой таскать, — ответил Виктор, — в данном случае можно большой ложкой обойтись».

«Ну, профессор, ну, голова», — восхитился Гоша.

«Так что ты, Игорь, лови, а Виктор за тебя ложкой поработает», — добавил Олег.

«Знамо дело, — усмехнулся Игорь, — ложкой-то все норовят в ведре с ухой побаламутить».

«А что это у нас Гоша ничего не рассказывает», — вдруг опомнился Олег.

«Верно, — произнес Виктор, — мы тут откровенничаем, а Гоша только вопросы задает. Ну-ка, исповедуйся, раб божий».

«Какой я тебе раб, — возмутился Гоша, — не знаю о чем и рассказывать-то».

«А ты обо всем расскажи, — намекнул ему Виктор, — надеюсь, что лето красное ты не пропел».

«Петь не пел, а вот набегался от души, — сообщил Гоша, — сначала наша команда участвовала в городском турнире, а потом и в областном. В городе заняли первое место, а вот в области только второе».

«Ничего себе, второе место нашего Гошу уже не устраивает», – воскликнул Игорь.

«Естественно, — произнес Виктор, — им, мастерам, второе место, что проигрыш. Они у нас тренировались только для верхней части пьедестала».

«Да ладно смеяться-то, — обиделся Гоша, — мы, действительно, могли занять первое место, но засудил нас судья».

«Это как это засудил», — спросил Олег.

«А так и засудил, — произнес Гоша, — назначил два одиннадцатиметровых за нарушения, которых и не было вовсе».

«На мыло такого судью надо бы», — возмутился Игорь.

«А, может быть, судья был прав», — засомневался Виктор.

«Ничего не прав, — обиделся Гоша, — говорю тебе, что несправедливо назначил пенальти».

«Что назначил», — спросил Игорь.

«Пенальти, говорю, назначил. Так по-английски одиннадцатиметровый называется», — сообщил Гоша.

«Слово-то какое, на наш пендаль похоже, — произнес Олег, — Машкин дедушка нам то и дело обещал надавать пендалей под зад, когда мы на его сарай залезали».

«Машкин дедушка только обещал, а вот Игнат – душегуб не раз прохаживался по моему заду, а нога-то у него тяжелая», — признался Игорь.

«Мне тоже от него перепадало, — сознался Гоша, — но теперь пусть только попробует».

«Правильно, мы ему таких пендалей навешаем, что на зад не сядет», — воскликнул Олег.

«Ну, расхрабрились, а как увидите Игната, так в кусты», — съязвил Виктор.

«Ничего не в кусты, — возразил ему Гоша, — я, например, ему точно отвечу».

«И я отвечу», — сказал Олег.

«Тогда я тоже отвечу», — произнес Игорь.

С другого берега послышались усиливающиеся раскаты грома, и мальчишки, прекратив разговор, поспешили наверх.

Вбежав наверх к беседке, они по Народному переулку побежали в сторону дома, но огромная черная туча настигла их. Мало того, что из этой тучищи хлынули потоки воды, но еще и гроза забросала молниями волжскую набережную с ее окрестностями. Страшный гром прокатился над городом в своей дребезжащей колеснице, добавив скорости нашим друзьям.

Мокрые и немного испуганные они добежали до Гошиного двора и там забились в дворовую беседку. А когда дождь закончился, и туча скрылась за крышами домов, они сняли с ног ботинки и стали бегать по отразившемуся в большущих лужах голубому небу.

Ну что за прелесть, эти лужи, по ним хочется бегать и бегать, брызгаться и брызгаться, а еще хочется от души накричаться.

И даже некоторые взрослые, сняв туфли и сандалии, шествовали по лужам, чему-то улыбаясь. Умытые дождем липы и тополя насытили воздух таким ароматом, что головы прохожих кружились от приятных запахов. Этими запахами природа будто благодарила небеса за благодатное омовение, за то, что вместе с влагой она получила новую порцию жизнеутверждающего эликсира.

Повеселевшие прохожие тоже благодарили щедрые на эликсир небеса, и благодарили они их своими улыбками.

На следующий день наши друзья встретились в школе. Правда, Олег встретился в школе со своими одноклассниками, а Виктор, Гоша и Игорь со своими, и если у них классная руководительница осталась прежней, то Олегу пришлось расстаться с Антониной Петровной.

Классной руководительницей у него стала учительница по математике Ксения Львовна. От Антонины Петровны Ксения Львовна отличалась как ростом, так и характером. О крутом характере Ксении Львовны ходили легенды. Хорошо, что ее крутизна обладала таким немало важным свойством, как справедливость. Крута Ксения Львовна была по отношению к бездельникам и нарушителям школьной дисциплины, а тех, кто проявлял стремление к познаниям, она всячески поддерживала и занималась с ними, не оглядываясь на время.

В этом Олег смог убедиться уже через полмесяца. Шестнадцатого сентября Ксения Львовна подвела итоги двух недель и попросила некоторых учеников остаться после уроков. В число «приглашенных» попал и Олег. «Приглашенные» выслушали краткую речь о том, что Ксения Львовна не позволит ученикам плохо учиться, особенно по математике. В заключение она в течение тридцати минут повторила непонятый учениками материал.

Первая часть выступления Олегу не понравилась, а вот вторую часть он внимательно выслушал и сумел понять то, что раньше усвоить не мог.

Из школы он бежал вприпрыжку не потому, что куда-то торопился, а потому, что с него свалился груз непонятностей, который вот уже полмесяца не давал Олегу покоя. Оказывается, не так уж и страшна эта математика.

Пробегая мимо Гошиного дома, он решил навестить своих друзей. Первым во дворе дома он увидел Игоря, который с малышней играл в двенадцать палочек. Подойдя к нему, Олег спросил: «А где же Гоша»?

«Гоша, на заднем дворе, — ответил Игорь, — гоняет в свой любимый футбол».

И, действительно, на заднем дворе несколько пацанов гоняли потрепанный резиновый мяч. В воротах одной из команд стоял муж бабы Лизы, дед Тимофей. Правда, воротами два булыжника можно было назвать с большим натягом, но других ворот на заднем дворе не предусматривалось.

Дед Тимофей, скрывая в усах свою улыбку, строго покрикивал на нерадивых членов своей команды: «Митька, нападай на Гошу, что рот раззявил», или «Славка, не водись понапрасну».

В пылу борьбы мальчишки не всегда слышали Тимофеевы наставления, но это его нисколько не смущало. Понимая всю значимость своего положения, он сыпал рекомендациями налево и направо.

Удивительно, как это дед Тимофей сменил на время место за доминошным столом. Наверное, получив «козла», он решил тряхнуть стариной, и это у него неплохо получалось. Правда, после забитого Гошей гола на него посыпались некоторые оскорбительные высказывания, типа «Ну, ты и дыра». Ну что поделаешь, такова доля стража ворот, взял мяч – молодец, пропустил мяч — раззява.

На нерадивых игроков тоже сыпались оскорбительные высказывания, типа «мазило», «кривоногий» и т.п. Но это только в пылу борьбы, а после игры не было ни мазил, ни кривоногих.

Забитый Гошей гол оказался победным, игра закончилась, и дед Тимофей снова побрел к дворовой беседке. Теперь то он отыграется за доминошным столом.

А Гоша добежал до колонки, напился холодной воды, смыл пыль со своего лица и подошел к Олегу.

«Как дела, чемпион», — спросил он

«У меня все нормально, — ответил Олег, — я еще не чемпион, но через месяц постараюсь выиграть турнир».

«Молодец, если не выиграешь, мы тебе темную устроим», — шутя, произнес Гоша.

«Согласен, только не очень больно», — поддержал шутливый тон Олег.

«Постараемся», — пообещал Гоша.

Вместе они прошли к игрокам в двенадцать палочек, где Игорь пытался поймать одну из них.

При появлении друзей он бросил пойманную палочку, и они втроем прошли на берег Волги.

На волжском берегу Олег рассказал ребятам о начале учебного года, о том, что у них появилась новая классная руководительница и пригласил их на турнир по боксу, в котором он предполагал участвовать.

Гоша с Игорем тоже поделились с ним информацией о том, как начался учебный год в их школе.

Оказывается, Ленка, что сидела за одной партой с Витькой еще больше располнела, а к Игорю за парту посадили новенькую девочку Дашу, которая приехала со своими родителями с Севера.

Галя после каникул подросла и похорошела. Говоря это, Игорь, почему-то, посмотрел на Гошу, который моментально покраснел.

Заметив это, Олег произнес: «Уж не влюбился ли ты в Галку»?

«Почему это влюбился, — еще больше смутился Гоша, — она, конечно, ничего, но вся какая-то активная».

«Что значит, активная», — спросил Олег.

«А то, что, являясь бессменным председателем совета отряда, только и думает об общественных делах», — ответил Гоша.

«А ты хочешь, чтобы она о тебе думала», — спросил Олег.

«Да ничего я не хочу», — обиделся Гоша.

Чтобы еще больше не обидеть друга, Олег решил сменить тему разговора: «Завтра воскресенье, давайте попросим дядю Васю взять нас за грибами. Говорят, что сейчас грибов в лесу видимо-невидимо».

Игоря эта идея не воодушевила, а Гоша с удовольствием принял предложение Олега, и они вдвоем пошли искать дядю Васю. Нашли они его возле сарая, где дядя Вася готовил свой знаменитый грибной короб.

Выслушав ребят, дядя Вася сообщил им о том, что ждет их завтра в пять часов утра возле дворовой скамейки.

Обрадованные мальчишки разбежались по домам, чтобы подготовиться к завтрашнему походу в лес и как следует выспаться.

Утром они встретились возле дворовой скамейки и, дойдя до вокзала, сели в товарняк, машинистом которого был дяди Васин знакомый.

Через час машинист притормозил на пятьдесят втором километре, и наши грибники углубились в просыпающийся лес.

Правда, перед этим дядя Вася строго проинструктировал юных грибников. В лесу они должны были держаться рядом с ним, периодически его окликая.

Вышедшее из-за горизонта солнце стремилось поскорей пробиться сквозь желтеющую листву, чтобы настырными лучами слизнуть с травы искрящиеся росяные капельки. Где-то невдалеке закуковала кукушка, отсчитывая кому-то его жизненный срок.

Идя по лесу, Олег и Гоша старались не упускать из виду дядю Васю, может быть, поэтому первый гриб нашли не они.

Пошебуршив палкой в невысокой траве, дядя Вася воскликнул: «А вот и первый красненький, а какой красавец».

Мальчишки тут же подбежали к нему и убедились в том, что подосиновик, найденный дядей Васей, был, действительно, большим и красивым.

«Смотрите в оба, — посоветовал дядя Вася, — в такой траве подосиновиков должно быть много».

Мальчишки отошли от дяди Васи и стали внимательно смотреть себе под ноги. «И я нашел красненького, — вдруг закричал Гоша, — а вот и еще один».

А Олегу попалась целая семейка подберезовиков, которых он аккуратно сорвал и положил себе в корзинку.

От найденных грибов настроение у мальчишек улучшилось, и они все чаще стали замечать спрятавшиеся в траве грибы. Вот только дядю Васю они чуть не потеряли. Увлекшись грибами, они не заметили, как отстали от своего грибного инструктора, а когда опомнились, то закричали на все голоса: «Дядя Вася, дядя Вася».

Несколько минут на их зов никто не откликался, и ребята не на шутку испугались. Посмотрев друг на друга, они завопили дуэтом так, что задрожала листва на соседних деревьях, а напуганные птицы поспешили улететь от них на безопасное расстояние.

Кричать дуэтом им пришлось минуты три. Наконец, услышав голос, пробивавшийся через деревья откуда-то издалека, они поспешили ему навстречу и через пять минут увидели разрумянившегося дядю Васю.

«Ну, что, завели вас грибы в дебри лесные», — облегченно вздохнув, спросил дядя Вася.

«Завели», — хором ответили мальчишки, а Гоша добавил: «Но мы нечаянно отстали».

«Знаю, что нечаянно, — сказал дядя Вася, — только теперь не отставайте, а то не заметите, как они снова вас попробуют завести в лесную чащобу».

Заглянув им в корзинки, он похвалил: «Молодцы, дна у корзинок уже не видно».

Через час проголодавшийся дядя Вася предложил мальчишкам перекусить, для чего расстелил на полянке свой дождевик и вытащил из короба какой-то сверток. Мальчишки тоже выложили из корзинок еду, которую приготовили для них мамы.

Развертывая свой сверток, дядя Вася приговаривал: «Сейчас отведаем пирожков, которые напекла вчера моя бабка, да помидорчиков с малосольными огурчиками».

Вдруг его лицо вытянулось, и он вытащил из свертка женские трусы. Наступила минутная пауза, после которой дядя Вася воскликнул: «Вот тебе и пирожки».

Мальчишкам было смешно смотреть на вытянувшееся дяди Васино лицо, но они сдержали эмоции и, развернув свои свертки, разложили на дождевик бутерброды с конской колбасой, красные помидорки и пупыристые огурцы. Угощайся дядя Вася, на всех хватит.

Дядя Вася недолго сопротивлялся и, в конце концов, согласился перекусить вместе с ребятами. После перекуса они еще час побродили по лесу и с полными корзинками вернулись домой.

Только дома дядя Вася узнал о том, что взял впопыхах не пакет с едой, а сверток с Машкиной одеждой, с которым та должна была пойти утром в баню.

В баню Машка, конечно, сходила, да и пирожки дождались своего потребителя в лице дяди Васи.

На следующий день дворовые кумушки от души посмеялись над рассказом бабы Оли о казусе, который произошел с ее дедом, а баба Лиза, насмеявшись и вытерев слезы, вдруг воскликнула: «Хорошо, что Васька Машкины трусы прихватил, а если бы Ольгины панталоны взял, то и грибы некуда было бы класть».

Новая волна смеха накатилась на бабулек, а когда она схлынула, баба Оля сказала: «Грибами можно было и мои панталоны наполнить». И вновь смех с вытиранием слез.

Участники похода за грибами потом много лет вспоминали с улыбкой этот случай.

Начало космической эры

4 октября 1957 года свершилось событие, которое потрясло не только наших друзей, но, как писали газеты, все мировое сообщество. В этот день был произведен запуск первого искусственного спутника Земли, и сделали этот запуск наши ученые. Вся страна с замиранием сердца слушала позывные спутника и искала его на звездном небе. Да что страна, весь мир переживал это известие, кто с гордостью, кто с завистью, а кто и с неприкрытой враждой.

5 октября в школе была проведена внеплановая школьная линейка, на которой директор школы поздравил всех учеников с запуском первого искусственного спутника и объявил короткий учебный день.

После уроков наши друзья, кроме Олега, собрались на любимом волжском спуске, чтобы обсудить столь грандиозное событие. К ним присоединились Петька, Галя и Лена.

«А кто-нибудь видел на небе спутник», — спросила Лена.

Все присутствующие переглянулись, а Петька воскликнул: «Сегодня ночью мне не спалось, и я посмотрел в открытое окно. На темном небе я увидел перемещающуюся точку, которая светилась, как звезда. Конечно, это был спутник».

Все посмотрели на Петьку, а Витька, поправив очки, произнес: «А может быть, это была комета»?

«Нет, комет я много перевидал, — уверенно сказал Петька, — кометы с хвостами, а эта точка была без хвоста, и летела она по небу, как звезда».

«Странно, — сказала Галя, — мой папа сегодня ночью тоже смотрел на небо, но оно было закрыто облаками. Он так и сказал: «Хотел найти на небе спутник, но облака помешали».

Петьку такая новость нисколько не смутила, немного подумав, он сказал: «Может быть, у вас и были облака, а над нашим домом я не заметил никаких облаков».

«Везунчик ты, Петька, — произнес Игорь, — все-то ты видишь, все-то ты можешь».

«Но я же не виноват, что видел спутник», — обиделся Петька.

«Конечно, не виноват, — поддержала его Лена, — мне бы тоже хотелось увидеть спутник».

«Не переживай, теперь спутники полетят вереницами», — сказал Гоша.

«Да, — согласилась с ним Галя, — теперь наши ученые будут запускать спутники постоянно».

«Почему только наши ученые, американцы тоже не лыком шиты», — возразил ей Виктор.

«Ну, американцам до нас еще далеко», — произнес Гоша.

«Правильно, Гоша, — поддержала его Галя, — американцы только бомбы умеют делать».

«Бомбы и мы умеем делать», — сказал Виктор.

«Не будем делать, так американцы на нас и нападут», — вступил в разговор Игорь.

«Сдались вам эти американцы, — воскликнул Петька, — давайте лучше о космосе поговорим».

«Да, скоро и люди в космос полетят», — сказал Виктор.

«Люди, конечно, полетят, но еще не так скоро», — возразил ему Игорь.

«А я говорю, что лет через десять и человек полетит», — упрямо сказал Виктор.

«Я тоже думаю, что советский человек будет в космосе», — воскликнула Галя.

Посмотрев на Галю, Виктор хотел ей возразить, но воздержался. Гоша же Галю поддержал.

В это время над волжской набережной появился кукурузник, с борта которого сбрасывались листовки.

Ребята бросились ловить белые листочки, на которых красными буквами было написано следующее: «Дорогие горожане! Ярославский обком партии поздравляет вас с запуском первого искусственного спутника Земли. Советские ученые под руководством Коммунистической партии Советского Союза ……..».

Откуда-то появились люди, и на волжской набережной началось гулянье, посвященное запуску первого искусственного спутника Земли. Гордость за нашу Родину, за то, что мы опередили всех и первыми запустили искусственный спутник, читалась на счастливых лицах горожан. Они поздравляли друг друга с этим грандиозным событием и от души веселились. Духовой оркестр играл торжественные марши, а танцевальные коллективы выплясывали русского, гопака и яблочко.

Ура, мы стали свидетелями начала космической эры. Ура, мы первые!

Эти же лозунги были слышны и во время празднования 40-ой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.

Празднование юбилея отличалось еще и совершенно новым оформлением праздничных колонн. Не было ни одной организации, которая бы не украсила свою колонну маленьким искусственным спутником Земли. Маленькие спутники или вращались вокруг макетов земного шара, или плавно проплывали над другими транспарантами. Они были изображены на флажках, которые несли в своих руках демонстранты.

Праздничная атмосфера была наполнена словами «спутник», «космос», «победа» и здравицами не только в честь Коммунистической партии, но и в честь советских ученых, совершивших этот трудовой подвиг.

Запомнился этот год нашим мальчишкам еще и потому, что они, отстояв большую очередь, смогли посмотреть фильм «Тайна двух океанов». Этот фантастико-приключенческий фильм по мотивам одноименного романа Г. Адамова был интересен не только мальчишкам. Его не по одному разу пересмотрело почти все население нашей страны. Сюжет фильма держал зрителей в напряжении в течение двух серий, и только в самом конце коварный вражеский шпион был разоблачен.

Посмотрев понравившийся фильм, наши мальчишки пустились в детальное его обсуждение.

«Молодцы наши, — произнес Игорь, — если бы не майор Скворешня, наделал бы делов этот Горелов».

«Никакой он не Горелов», — возразил ему Олег.

«А как хитро он маскировался. Все с улыбочкой, шпион проклятый» — воскликнул Гоша.

«Да уж, — согласился с ним Виктор, — втерся в доверие и к взрослым, и к Павлику».

«Даже своего брата не пожалел, — сказал Олег, — циркач недобитый».

«А как они в скафандрах боролись, прямо жуть брала», — оживился Игорь.

«А я точно знал, что наш победит», — произнес Виктор.

«Нет, я только в самый последний момент успокоился», — сказал Гоша.

«А я до сих пор не могу успокоиться, — признался Олег, — может быть, где-то рядом ходит такой же Горелов, а мы и не замечаем, что это враг».

«Ну, ты теперь во всех соседях будешь видеть врага», — произнес Виктор.

«Причем здесь соседи, — возмутился Олег, — соседи и есть соседи».

«А ты думаешь, что сосед не может быть шпионом», — задал вопрос Гоша.

«Ничего я не думаю. Просто своих соседей я знаю уже давно и никакие они не шпионы», — опять возмутился Олег.

«Никто и не говорит, что они шпионы, — попытался успокоить друга Игорь, — только шпион обязательно будет чьим-то соседом».

«Это верно, — поддержал его Гоша, — шпионы же не на небе живут».

«А я думаю, что в нашем городе шпионов нет», — предположил Виктор.

«Зря ты так думаешь, — возразил ему Олег, — в нашем городе для шпионов много интересного».

«А что, например», — с ехидцей спросил Виктор.

«А хотя бы радиолокационное училище», — ответил Олег.

«Да и частей всяких вокруг города размещено, будьте нате», — поддержал его Игорь.

«А промышленности сколько, — сказал Гоша, — ты думаешь, что они только войсками интересуются»?

«Знаю, что не только войсками, — ответил Виктор, — для шпионов интересны не только военные объекты, но в нашем городе им делать нечего».

«А я думаю, что есть чего, — упрямо сказал Олег, — даже наша Волга с ее портом может заинтересовать шпионов».

Виктор понимал, что Олег прав, но, в силу своего упрямства, продолжал возражать и задавать ребятам никчемные вопросы.

«А чем это наша Волга может шпиона заинтересовать», — спросил в очередной раз Виктор.

«А тем, что по нашей реке перевозится много разных грузов», — ответил Олег.

«Правильно, — поддержал его Гоша, — я видел даже, как пушки перевозили».

«А я видел, как перевозили какие-то странные металлические ящики», — произнес Игорь.

«Да, — согласился Виктор, — тогда, действительно, пора ловить шпионов».

«Ты все шутишь, а враг-то не дремлет», — сказал Олег, подражая какому-то плакату.

«Вот-вот и я говорю, что не дремлет. А раз не дремлет, то пора его усыпить», — опять съехидничал Виктор.

«Ребята, а не пора ли нашему профессору сделать темную», — предложил Гоша.

«Давно пора», — поддержал его Игорь.

«Тогда начали», — скомандовал Гоша, и мальчишки набросились на Виктора.

Накрыв Витькину голову полами его же пальто, они распустили свои кулаки, но распустили не очень сильно. При этом они приговаривали: «Бей профессора, чтобы не зазнавался, бей профессора, чтобы не зазнавался».

Из-под пальто были слышны Витькины просьбы о том, чтобы били, но только не по очкам.

Минуты через три ребята отпустили Виктора и он, поправив свои очки, незлобиво сказал: «Ваш поступок еще раз подтвердил правильность поговорки «Сила есть, ума не надо».

На этом закончились их шпионские страсти, и они разбрелись по домам, чтобы завтра вновь встретиться в школе.

В середине декабря к родителям Виктора зашел южный гость по имени Зеро. Это был сосед Георгия по Сухуми, и приехал он на местный рынок с большим грузом южных фруктов. Мандаринчики перед Новым годом всегда шли «на ура».

Передав привет от Георгия, Зеро вручил Витькиному отцу бутылку чачи, а Рите Григорьевне пакет с хурмой и мандаринами. Виктору он торжественно преподнес письмо от Нани.

Взяв письмо, Виктор прошел в свою комнату и с нетерпением вскрыл конверт. Это было первое письмо, которое адресовалось лично ему. Первое письмо, да еще от девчонки.

Нани писала о том, что учится она хорошо, что Тарзан сейчас стал реже вылезать из своей будки, так как погода в декабре совсем испортилась. Солнце спряталось за тучи и, не переставая, льет дождь.

Прочитав о погоде, Виктор посмотрел в окно на двор, укутанный снегом, и тут же решил написать ответ. В письмо он вложил листочек со стихотворением, которое недавно сочинил:

Белым снегом двор украшен,

На деревьях иней.

Снежный дядька с носом красным

На морозе стынет.

Детвора вокруг резвится,

Хороводы водит.

И мороз уже не злится,

И ветра не воют.

Вислоухая собака

На детей не лает,

Потому что у собаки

Лая не хватает.

Перечитав написанное, Виктор запечатал конверт и подписал его так: «Нани от друга Виктора».

Как ни уговаривали Зеро Витькины родители, он так и не остался на ночлег, сославшись на то, что в гостинице его ждут земляки.

Когда Зеро вышел из комнаты, Витькин отец с ухмылкой произнес: «Знаем мы, какие земляки тебя ждут»?

«О чем это ты, Моисей», — спросила его Рита Григорьевна.

«А все о том же, — ответил Моисей Ильич, — поди, не одну нашу девку успел пощупать этот Зеро».

«Пусть щупает, если даются», — произнесла Рита Григорьевна.

«А ты молчи, когда не спрашивают, — цыкнул на нее Моисей Ильич, — оттого и даются, что у кого деньги, к тому и идут».

Чтобы дальше не гневить своего мужа, Рита Григорьевна прошла в комнату сына и, присев у окна, задумалась.

«А чем ты то лучше, — мысленно спросила она Моисея, — сам ни одной размалеванной не упускаешь. Вижу, как ты мерки-то снимаешь. Разденешь до комбинации и давай по телу метром елозить. Кобель хромой».

Рита Григорьевна твердо знала, что Моисей флиртует со своими клиентками и изменяет ей, но уйти от него она не могла. Да и куда уйдешь?

Новый 1958 год

На зимние каникулы мама увезла Гошу в Нерехту, чтобы показать бабушке по отцовской линии, с которой Гоша виделся только раз, на похоронах своего отца.

Звали бабушку Ангелиной Поликарповной, и была она молчаливой и строгой женщиной.

Вместе с бабушкой в одной большой комнате жила ее дочь Тамара с мужем Константином и двумя девочками. Старшую звали Таней, а младшую Лидой. Таня была только на год младше Гоши, а Лида на целых три. Естественно, что Таня училась в четвертом классе, а Лида — во втором.

Почаевничав вечером со своими родственниками, утром Гошина мама уехала домой.

Даже с мамой Гоша чувствовал себя в этом доме как-то неуютно, а когда мама уехала, он и вовсе загрустил.

Таня и Лида поначалу стеснялись его и поэтому не заговаривали, а взрослым до него не было вообще никакого дела. Тамаре и Константину потому, что они весь день пропадали на работе, а бабушке потому, что детей она не очень-то привечала. Только излишний шум мог вывести ее из состояния спячки, и она, насупив брови, громко покрикивала: «А ну хватит шуметь». Расшумевшиеся девчонки тут же затихали, боясь попасть под горячую бабушкину руку.

После обеда, спросив у бабушки разрешения, Гоша оделся и вышел на улицу, которая состояла из нескольких двухэтажных домов, но сильный мороз загнал его обратно в дом.

Посмотрев на Гошу, Ангелина Поликарповна сухо спросила: «Что, уже нагулялся»?

«Нагулялся, — ответил Гоша, — уж больно мороз сильный».

«А что, у вас морозы послабей будут», — опять спросила Ангелина Поликарповна.

«У нас, наверное, ветер не такой сильный», — ответил Гоша.

«Привыкай», — произнесла Ангелина Поликарповна и полезла на печь, которая занимала четвертую часть комнаты.

Таня с Лидой играли в куклы и, поглядывая иногда на Гошу, о чем-то перешептывались.

Гоша сел возле окна и стал тупо смотреть на заснеженную улицу, по которой неугомонный ветер гонял колючие снежинки.

Вот из соседнего дома вышла закутанная в пуховый платок женщина. Осмотрев через щели в платке улицу, она согнулась и засеменила в сторону магазина. Сначала Гоше показалось, что женщина не идет, а плывет по снежному морю, но серые носки валенок, поочередно выглядывавшие из-под длинной юбки, выдавали ее быструю походку.

«Странно, — подумал Гоша, — у нас уже давно никто не ходит в таких длинных юбках».

Со спешащей женщины взгляд его перенесся на двух подвыпивших мужиков, которые, пошатываясь, возвращались из магазина. В красной сетке, которую нес один из них, вольготно разместились бутылка водки и две пачки папирос «Север». По настроению мужиков было видно, что новогодние праздники у них закончатся еще не скоро. Да и как им закончиться, если через день наступит 7 января – день великого праздника, Рождества Христова. Такой праздник нужно обязательно отметить, а чтобы Христос не обиделся, вспоминать о нем мужики начали уже сегодня.

Вдруг кто-то дернул Гошу за рукав. Он обернулся и, увидев рядом Лиду, приветливо ей улыбнулся. Та улыбнулась ему в ответ и произнесла: «Гоша, поиграй с нами».

Гоша перевел взгляд на Таню и, убедившись в том, что та тоже не против, отошел от окна и присоединился к девочкам.

Отложив куклу, Таня развернула на полу картонное поле для игры с названием «В поисках клада».

В этой игре поочередно с помощью кубика определялось число, на которое перемещалась по определенному маршруту фишка игрока. Выигрывал тот, чья фишка быстрей попадала в расположение клада. Поначалу везло Тане, но через некоторое время Гоша наловчился и стал обыгрывать девочек. Первой на него обиделась Лида.

«Я больше не буду с тобой играть», — категорично заявила она и, отвернувшись, взяла свою любимую тряпичную куклу.

Потом надоело проигрывать и Тане, и тогда Гоша предложил ей поиграть в крестики-нолики.

грывать девочек. В крестики-нолики Тане тоже не повезло, и она отодвинулась от Гоши.

Гоше ничего не оставалось делать, как вновь вернуться к окну и погрузиться в свои грустные размышления.

«Зачем мама привезла меня сюда, — мысленно задал себе вопрос Гоша, — кому я здесь нужен? Бабушка всегда чем-то недовольна, девчонки какие-то пуганые, и каши с ними не сваришь. Нет, нужно бежать отсюда как можно быстрее».

Он хотел уже одеться и выйти на улицу, но вернулась с работы Тамара, внеся с собой морозный воздух, и Гоша передумал выходить из дома.

Поцеловав девочек, Тамара спросила что-то у Ангелины Поликарповны и загремела кастрюлями возле печки.

Через час пришел с работы Константин, и вся семья уселась за обеденный стол.

Пригласили и Гошу, но тот, отказавшись от вареной картошки, капусты и огурцов, согласился только на чай.

Чай наливали из большого самовара и пили с баранками. Гоша обратил внимание на то, что бабушка сначала макала баранку в чай, а потом, немного подержав, откусывала от нее небольшой кусок. Так ей было удобнее справляться с твердой баранкой, ведь зубов у бабушки было совсем немного.

Заметив грустный Гошин взгляд, Константин спросил его: «Что, Гоша, по маме соскучился»?

«Соскучился», — не скрывая печали, ответил Гоша. Потом немного подумал и спросил: «Бабушка, а можно мне завтра уехать домой»?

Ангелина Поликарповна сделала очередной глоток чая и, посмотрев на Гошу, произнесла: «Чего этот ты домой-то заторопился. Не успела мать за порог выйти, а ты уже соскучился. Выходит маменькин ты сынок».

«А чьим же сынком ему быть, — вступила в разговор Тамара, — кажись, только с матерью живет».

«Вы у меня тоже без отца жили, но к матери-то не очень тянулись», — сказала Ангелина Поликарповна.

«Нас у тебя было много, а он сейчас у Надежды один, — произнесла Тамара, — остальные-то поразъехались в разные стороны».

«И то верно, — согласилась Ангелина Поликарповна, — вы у меня до войны друг за дружкой получались, а после войны я уж бабушкой стала».

«Гоша, а ты, действительно, хочешь домой», — спросил Константин.

«Очень хочу, дядя Костя», — признался Гоша.

«Ну, что ж, завтра с нашей работы в Ярославль машина пойдет, так я поговорю с шофером, может и возьмет он тебя с собой», — пообещал Константин.

От такого известия Гоша повеселел и, подойдя к Константину, произнес: «Дядя Костя, вы уж упросите шофера, чтобы он меня взял».

«Да уж попробую», — вновь пообещал Константин.

В эту ночь Гоша долго не мог сомкнуть глаз, думая о предстоящем отъезде.

«А вдруг дядя Костя забудет спросить шофера, — думал он, — а вдруг шофер откажется меня взять».

Наконец, сон сморил Гошу, и он увидел большую машину, которая мчалась по широкой дороге в сторону его родного города. Он сидел в кузове и наблюдал за тем, как уменьшались фигурки бабушки и сестренок. Когда фигурки полностью скрылись в пыли, Гоша облегченно вздохнул и повернулся на другой бок.

Утром он проснулся оттого, что кто-то настойчиво тряс его за плечо.

Гоша открыл глаза и, увидев одетого Константина, тут же вскочил с матраса, который был расстелен для него на полу. Они вместе попили чаю с баранками и, стараясь не будить домочадцев, вышли из комнаты.

До Константиновой работы было десять минут ходу, поэтому Гоша совсем не успел замерзнуть.

Шофер, молодой, разухабистый парень, поймав на себе просящий взгляд Гоши, тут же согласился его взять, и через двадцать минут они выехали на Ярославское шоссе.

Всю дорогу молодой шофер насвистывал себе что-то под нос, а Гоша с интересом наблюдал за ускользающей под колеса дорогой. После похорон отца он первый раз ехал в кабине грузовика, но теперь это была приятная поездка, связанная с возвращением его домой, к любимой маме и друзьям, которые, наверное, уже соскучились по нему.

Мимо проносились леса и перелески, заснеженные поля и укрытые льдом озера, большие деревни и малые деревушки с домами, крыши которых уже давно покосились. Но Гоша не видел в том ничего плохого, раз покосились, значит так надо.

Через полтора часа впереди показались золотистые купола Ярославского кремля, а потом и сам белокаменный проявился на снежном фоне.

Гошино сердце забилось с неимоверной силой, оно будто хотело вырваться из груди, чтобы попытаться опередить самого Гошу. Впервые он почувствовал такое большое волнение при виде родного города. Оказывается, как волнительно возвращаться домой, как приятно ощущение того, что тебя кто-то любит и ждет.

А друзья действительно ждали Гошу, чтобы вместе с ним подготовиться к хождению по гостям ряжеными в ночь перед Рождеством. Такого мероприятия ребята пропустить никак не могли. Да и как его пропустишь, если в каждой квартире только и разговоров о ряженых и подарках, которыми тех следует одарить.

В этот раз ночные хождения принесли ряженым много подарков, и были те подарки особо вкусными и внушительными. Даже денег перепало не на одно посещение кинотеатра, но деньги ребята решили отдать тем детям, которые уже давно не пробовали мороженого.

После Рождества Витин отец ушел из семьи. Оказывается, он уже больше года встречался с одной из Гошиных сестер и вот теперь решил официально на ней жениться.

Гошина сестра Люся была на целых пятнадцать лет младше Моисея Ильича, и многие удивились такому союзу. Но что случилось, то случилось.

Витю такой поступок отца почти ни капли не расстроил, но жить им с мамой стало значительно тяжелей. Мать Игоря помогла Рите Григорьевне устроиться сестрой-хозяйкой в одну из больниц, а на сестринское жалованье шибко не разгуляешься.

Правда, Моисей Ильич иногда навещал сына, но средствами его особо не баловал. Вместо этого он внушал Вите мысль о том, что зарабатывать деньги нужно самому. И Витя, усвоив эту мысль, стал еще активнее заниматься фарцой. Где-то он что-то покупал или выменивал и кому-то это что-то продавал. Теперь это занятие оправдывалось житейской необходимостью, а не простым эгоистическим интересом. Житейская необходимость заставляла Витю напрягать мозги и выискивать новые способы получения прибыли. Если раньше книги для него были источником знаний, то теперь они стали одним из основных источников пополнения его бюджета. Свои коммерческие сделки он осуществлял, в основном, на городской барахолке, которую посещал все чаще и чаще. Надо отдать должное, это не мешало ему учиться в школе на уверенную четверку.

А вот у Игоря что-то не заладилось с ученьем. Если в начальной школе он получал только четверки и пятерки, то в пятом классе в его дневнике стали появляться тройки и даже двойки. В конце третьей четверти ему пришлось серьезно поднапрячься, чтобы не схлопотать за четверть двойку по истории. Этот предмет не нравился Игорю потому, что запоминать даты он не хотел.

«Какое мне дело до каких-то неандертальцев, — думал он, — жили они еще до нашей эры, а мне сейчас нужно думать о них».

В общем, на гуманитарные предметы Игорь отводил минимум времени, зато точные науки познавал с интересом.

Гоша все чаще стал посматривать на загруженную общественными делами Галю, но заговорить с ней на душевные темы все никак не решался. Галя же, увлеченная общественной деятельностью, Гошиных взглядов не замечала и общалась с ним только в силу общественной необходимости.

А к Олегу ни с того, ни с сего стала приставать рыжеватая одноклассница Оля. Веснушки скатывались с носа на ее пухленькие щечки, придавая лицу детскую наивность. На самом же деле Оля была не по годам рассудительной и расчетливой девочкой. Она долго изучала мальчишек своего класса и остановила свой выбор на Олеге потому, что увидела в нем сильного и решительного человека, способного защитить ее в случае необходимости.

Сначала она подарила Олегу стирательную резинку, потом угостила его вкусной карамелькой, а затем, в знак благодарности за то, что Олег помог ей подняться на снежную горку, поцеловала его в щечку. Этот поцелуй окончательно склонил Олега на Олину сторону, и они все чаще стали встречаться вне школы.

Даже на очередные соревнования по боксу Оля пришла вместе с Олегом, и он познакомил с ней своих друзей.

Друзья, конечно, были не в восторге от такого знакомства, но, хмурься — не хмурься, выбор друга не изменишь.

До поры, до времени Оля тихо сидела рядом с ребятами, разглядывая зал, но когда на ринг вышел Олег, она вскочила со скамейки и стала громко скандировать: «Олег — чемпион, Олег — чемпион».

Мальчишки недовольно посмотрели на кричащую Рыжуху, а именно так они уже успели ее прозвать, но потом подхватили боевой клич и стали размахивать своими ушанками.

Уж чего-чего, а поболеть за своего друга им было ой как приятно.

В этот раз Олег, конечно, выиграл свой поединок, и, по традиции, его победа отмечалась мальчишками в пирожковой, точнее, отмечалась не только мальчишками.

Вместе с ними вкусные пирожки с кофе уплетала за обе щеки веснушчатая Оля. Уплетая пирожки, она ни на секунду не закрывала рта, восхищаясь победой Олега, а мальчишкам ничего не оставалось делать, как только молчать и слушать бесконечный треп этой рыжей болтушки. Вместо того чтобы посмаковать, мальчишки быстро съели свои пирожки и заторопились домой.

В общем, у мальчишек, вместо приятных впечатлений от Олеговой победы, осталось только плохое настроение от присутствия Рыжухи.

Ну, Рыжуха, ты еще узнаешь, что такое мальчишеская месть.

Наступил март, началась вереница мальчишеских дней рождений. Друг за другом свое двенадцатилетие отмечали Игорь, Витя и Гоша.

Игорь на свой день рождения, кроме друзей, пригласил Галю, Дашу, с которой сидел за одной партой и Лену.

Как ни упрашивал его Олег, Игорь категорически не захотел видеть в этот день говорливую Рыжуху. В этом его поддержали Гоша с Вите.

Витя так прямо и спросил: «Олег, неужели ты не можешь с ней в другое время нагуляться»?

На что Олег ответил: «Да я с ней, в общем-то, и не гуляю».

Таким образом, мальчишеская месть начала проявляться. То ли еще будет.

Дни рождений

В среду, 16 марта Елена Владимировна, накрыла в своей комнате праздничный стол.

В центре стола красовались бутылки «Крем-соды» и «Крюшона», а вокруг них скучились тарелки с пирожками, сыром и колбасой, да вазы с фруктами и сладостями.

К пяти часам стали собираться гости. Последней пришла вечно опаздывающая Лена, и Игорь, как гостеприимный хозяин, пригласил всех за стол.

Когда мальчишки и девчонки расселись по своим местам, Елена Владимировна наполнила бокалы лимонадом и, пожелав гостям хорошего настроения, ушла к соседке.

Только за Еленой Владимировной закрылась дверь, как в комнату влетел раскрасневшийся Петька.

«Здравствуйте, — выдохнул он, — я, кажется, успел».

Найдя глазами Игоря, он подошел к нему и, протянув какую-то книжку, промямлил: «Поздравляю и желаю».

Игорь с недоумением посмотрел на непрошенного гостя, хотел высказать ему что-то нелицеприятное, но передумал и пригласил за стол.

Усевшись за стол, Петька первым делом схватил с тарелки пирог, откусил от него значительную часть и запил эту часть большим глотком лимонада. Потом перевел дух и спросил: «А что это никто не поздравляет именинника»?

«А мы его уже поздравили, — ответила Галя, — поздравили и подарки вручили».

«Да разве так поздравляют, — возмутился Петька, — вручили подарки и думают, что имениннику этого хватит. А где красивые слова в его адрес, где обнимания и поцелуи. Вы что, первый раз присутствуете на дне рождения»?

«А что это ты тут раскудахтался, — воспротивился Витя, — приперся последним и давай указывать. Хочешь поздравить, так поздравляй. Нечего нам здесь морали читать».

«Да я и не читаю, — уже спокойней произнес Петька, — просто я предлагаю, как у взрослых».

«Ишь, какой взрослый отыскался, — воскликнул Олег, — может тебе вместо лимонада что-нибудь покрепче налить»?

И тут в разговор вступила Даша: «Ребята, не нужно ругаться, вы же пришли на день рождения своего друга. Давайте его лучше поздравим».

Повернувшись к Игорю, она произнесла: «Игорь, я от всей души поздравляю тебя с днем рождения, желаю много-много счастья и хороших друзей».

Все присутствующие с радостью поддержали ее и, по-взрослому чокнувшись бокалами, выпили лимонаду и принялись за пирожки и сладости.

Обстановка за столом разрядилась, дети стали весело общаться друг с другом, и только Петька молчаливо сметал со стола пирожки и печенье, конфеты и яблоки.

Наблюдавший за ним Гоша, весело сказал: «Да, Петька, как это ты недавно говорил: «Хорошего работника за столом видать»?

Услышав это, Петька оторвался от сладкого, на секунду задумался, а затем произнес: «В кругу друзей у меня всегда с аппетитом что-то происходит. Вот дома могу сутками не есть, а как приду в гости, так хоть руки связывай».

«Тебе нужно сначала рот завязать, — воскликнул Олег, — ребята, а, может, завяжем Петьке рот, а то он весь стол опустошит».

Предложение ребятам понравилось, и они бросились на жующего Петьку.

Образовалась куча мала, из которой были слышны Петькины причитания: «Ребята, не нужно меня связывать, даю слово, что больше ничего не возьму со стола, даю слово».

Вдоволь навозившись, мальчишки успокоились и вновь сели за стол, только теперь Петька сидел и, глядя на ребят, молча облизывался.

Посмотрев на заскучавшего Петьку, Игорь подлил в его бокал лимонаду и положил перед ним большой бутерброд с сыром. Глаза у Петьки вновь загорелись, и он принялся за бутерброд.

А когда сладости закончились, девчонки предложили мальчишкам пойти на улицу. Всей гурьбой они вышли во двор и закружились в игровой карусели.

Так прошел день рождения Игоря.

Витин день рождения в этом году проходил не совсем обычно. Еще в прошедшее воскресенье Витя продал на барахолке несколько книжек, а в пятницу после уроков предложил ребятам заглянуть в пирожковую.

По причине отсутствия денег Гоша с Игорем поначалу отказывались, но Витя все же уговорил их зайти за Олегом, а затем отметиться в пирожковой.

Там в отсутствии девчонок они и отметили Витино двенадцатилетие. Правда, праздник получился не очень веселым.

Мальчишки понимали, что Вите сейчас не до большого веселья, поэтому малыми откусами старались растянуть пирожковое удовольствие, а маленькими глотками стремились увеличить время поздравительного общения. Витя с благодарностью принимал их поздравления и немного смущался оттого, что не смог пригласить их к себе домой. Сегодня он чаще обычного поправлял свои запотевающие очки.

Не смущайся Витек, пирожки в этот раз показались мальчишкам особенно вкусными. Будет еще и на твоей улице настоящий праздник.

Когда ребята прощались, Гоша сообщил мальчишкам о том, что в воскресенье ждет их у себя, а еще он сказал, что обидится на того, кто не придет к нему на день рождения.

«А если я приду не один», — спросил Олег.

«Ну, приходи не один», — нерешительно сказал Гоша, посмотрев на ребят.

Этот ответ совсем не понравился Игорю и Вите, но, переглянувшись, они решили промолчать. Гошин день рождения проходил по тому же сценарию, что и у Игоря, за исключением того, что вместо прожорливого Петьки за столом восседала говорливая Оля.

Не замечая косых взглядов девчонок и мальчишек, она жеманно закатывала свои рыжие глазки и беспрерывно кудахтала о какой-то ерунде. А когда после именинника Гоши она стала нахваливать не именинника Олега, даже терпеливая Лена не выдержала и произнесла: «Может быть, ты уже успокоишься»?

Ее тут же поддержал взъерошенный Игорь: «Действительно Ры.., Оля, не лучше ли тебе немного помолчать»?

Оля строго посмотрела на Игоря, потом перевела взгляд на Олега и, не увидев в его глазах сочувствия, резко встала из-за стола и выбежала из комнаты.

Олег хотел броситься за ней, но Гошин взгляд его остановил.

«Ладно, — сказал он, — но в следующий раз я тебе Игорь за это в лоб дам».

«Это за что же, — спросил Игорь, — уж, не за подругу ли свою»?

«А хотя бы и за нее», — ответил Олег.

И тут вмешался молчавший до этого Витя: «Только этого нам и не хватало, чтобы из-за девчонок драться».

Лучше бы он этого не говорил. Девчонки в один голос стали возмущаться: «А что плохого в том, что мальчик за девочку заступается, что в этом плохого».

«Одно дело за девочку, — перекричав девочек, воскликнул Игорь, — а то за какую-то Рыжуху».

Этой фразой он немного успокоил девчонок и окончательно вывел из себя Олега.

«Какая она тебе Рыжуха, — вскочил он, — да я тебе сейчас так дам».

Сказав это, он шагнул в сторону Игоря, но на его пути встал Гоша: «Олег, давай оставим разборки на следующий раз, у меня же сегодня день рождения».

«Ну, извини, — немного успокоился Олег, — только пусть Игорь больше не называет Олю Рыжухой».

Гоша посмотрел на Игоря, и тот пробурчал: «Ладно, больше не буду».

Но это обещание уже не смогло восстановить радостную атмосферу праздника, поэтому, немного пообщавшись, мальчишки и девчонки разошлись по домам. И шли они в этот раз в разные стороны.

Уж лучше бы совсем не было этих ругательных дней рождений.

Весенняя капель с переходом в лето

После Гошиного дня рождения весна не на шутку разгулялась. Разросшиеся за зиму сосульки стали интенсивно худеть, а то и просто сваливаться с крыш, разбиваясь вдребезги.

Настырные ручейки, пропутешествовав в темноте под осевшим снегом, вырывались на поверхность и во всеуслышание заявляли о своем появлении приятным журчанием. Фарватеры ручейков стремились прощупать своими днищами запущенные детскими руками кораблики. Не всем корабликам это благополучно удавалось, некоторые из них заваливались на бок, и уже чья-то другая рука пыталась вновь вывести их на глубоководье.

В это время даже воронье карканье не казалось людям таким противным, а уж веселое чириканье воробьев принималось ими за приятное пение каких-нибудь экзотических птиц.

Да причем здесь экзотика, если наши родненькие скворцы прилетели. Вот они, неугомонные весенние вестники, снуют над головами в поисках скворечника, хлопочут в ожидании потомства.

А по Волге плывут чернеющие на глазах льдины, вызывая восторг у ярославцев и малочисленных гостей волжского города. Все-таки чувствуется в них неудержимая мощь и какая-то степенная величавость. Даже зная о том, что через какое-то время эти мощные льдины превратятся в капельки воды, которые затем смешаются с волжскими водами, а затем безропотно вольются в Каспийское море, люди смотрят на них, как на созданные природой изваяния, обладающие какой-то магической силой. И эта магическая сила, естественно, переносится людьми на Волгу, ведь это ее величавое течение несет ледяные глыбы куда-то на юг.

В один из таких дней в Ярославль из Москвы вернулась сестра Олега, Наталья. Ее выпирающий живот говорил о том, что совсем скоро она станет матерью. Да, заканчивался девятый месяц ее прощания с Антонио, и рожать Наталья приехала к маме. А к кому же еще она могла прислониться в таком положении?

Увидев располневшую дочь, сердобольная Авдотья только всплакнула чуток, потом вытерла слезы и принялась готовить самодельные пеленки.

Узнав о Натальином приезде, к ним в гости примчалась раскрасневшаяся Машка. Прямо с порога она заголосила: «Подруга, надолго ли ты …..», но, увидев выпирающий животик, застыла, как вкопанная, и замолкла.

«Проходи, проходи, чего притихла, — пригласила Авдотья, — или беременных не видела»?

«Видела, — тихо ответила Машка, — вот только не ожидала». С этими словами она подошла к Наталье и поцеловала ее в щечку.

Авдотья заторопилась накрыть на стол, и за чаем женщины разговорились.

«А ты что, одна приехала», — задала вопрос Машка.

«Одна, а с кем же я должна была приехать», — вопросом на вопрос ответила Наталья.

«Как с кем, — удивилась Машка, — с муженьком своим».

«А нет у меня никакого муженька», — посмотрев на подругу, выпалила Наталья.

«Как это нет, — пуще прежнего удивилась Машка, — а ребеночек-то от кого»?

«Вот пристала, как репей», — попробовала вмешаться в разговор Авдотья.

«Ничего, мама, — успокоила ее Наталья, — это же моя лучшая подруга. У меня от нее нет никаких тайн».

«Да какие уж теперь тайны, — произнесла Авдотья, — поди, сучит ножками-то твоя тайна»?

«Сучит, еще как сучит, — призналась Наталья, — наверное, футболистом будет».

«Так ты думаешь, что мальчонка будет», — спросила Авдотья.

«Наверное, мальчик, — с сомнением произнесла Наталья, — но девочка тоже хорошо».

«Конечно, хорошо, — воскликнула Машка, — будем вместе нянькаться. Ты мне разрешишь его потискать»?

«Конечно, разрешу. Вот только разродиться бы быстрей», — поморщившись, ответила Наталья.

«Что, доченька, опять заворочался, — засуетилась Авдотья, — может, время пришло»?

«Может, и пришло, — прижав руку к животу, тихо сказала Наталья, и вдруг из ее груди вырвался крик, — ой, мамочки, что же это он там делает».

Авдотья вскочила со своей табуретки и поспешила к Наталье. Машка тоже вскочила, как ошпаренная, пытаясь чем-то помочь Авдотье.

«Доченька, кажется, время пришло, — воскликнула Авдотья, — давай быстренько собираться в роддом, благо он недалеко».

Женщины быстро оделись и, подхватив Наталью под руки, вывели ее на улицу. До роддома было всего метров четыреста, но эти метры женщинам пришлось преодолеть минут за пятнадцать.

В роддоме Наталью тут же положили на коляску и отвезли в операционную. Через час с небольшим на свет появился смугленький богатырь, о чем медсестра известила ожидавших результата Авдотью и Машку.

«Слава тебе, господи, — перекрестилась Авдотья, — выходит, внучком обзавелась».

«Поздравляю Вас с внуком, — воскликнула Машка, — это ж надо, Наталья и уже мама».

«Да, скоренько получилось, — вздохнула Авдотья, — ну, да ладно, пойду пеленки готовить».

Сказав это, Авдотья засеменила к выходу, и Машка последовала вслед за ней.

«Интересно, — подумала она, — а кто же отец этого малыша»?

Ее так и распирало женское любопытство, но утолить его могла только Наталья, которая в данный момент крепко спала после удачных родов.

А в соседней палате также крепко спал появившийся на свет малыш, которого еще никак не назвали, но, обязательно, назовут. И, может быть, где-то за океаном в это самое время также крепко спал мексиканец по имени Антонио. Неужели у него ничего не екнуло?

Не может быть. Просто хочется верить, что в тот момент, когда Наталья рожала, Антонио, в который уже раз, подумал о ней, и от этого у него сжалось сердце.

Категория Проза Оставить коммент

Archive for » Июнь, 2009 «

Страницы

Категории

Архивы

Календарь

Новые посты

Tag Cloud

Мета

Июнь 2009
Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
1	2	3	4	5	6	7
8	9	10	11	12	13	14
15	16	17	18	19	20	21
22	23	24	25	26	27	28
29	30