Эта встреча, так взволновавшая меня, произошла в один из весенних солнечных дней в вагоне пригородной электрички.
Я сидел у окна и мысленно готовил себя к очередному занятию с моими учениками.
За окном проплывал знакомый пейзаж с просыпающейся природой и распускающимися деревьями. Вагон был озвучен веселым щебетанием студенток и незлобивым ворчанием старушек.
Напротив меня присел молодой капитан с крылышками на петлицах форменной одежды.
Лицо капитана привлекало своей необычайной открытостью, и я невольно засмотрелся на него, пользуясь тем, что тот углубился в чтение «Собеседника».
Читал капитан увлеченно и эмоционально. Он то сердито хмурился, то искренне радовался прочитанной информации. Вдруг я заметил, что ресницы его стали предательски подрагивать, а в глазах появился неестественный блеск. Капитан тяжело вздохнул и надолго задумался, уставившись в одну точку. Так он и сидел, не слыша монотонного стука колес и не замечая вагонной суеты. Все пассажиры уже вышли на конечной станции из вагона, а капитан все сидел, думая о чем-то своем.
«Товарищ капитан – обратился я к нему, — пора уже выходить. Электричка следует в депо».
Капитан отрешенно посмотрел на меня, затем глянул в окно и произнес: «Уже Ленинград? Как незаметно пролетело время».
Мы вместе вышли из вагона и поспешили к станции метро. Перед входом в метро я все же решился и спросил капитана о причине, так взволновавшей его.
«Понимаете, читал сейчас в «Собеседнике» письма ребят, которые в свое время служили в Афганистане, и подумал о своем друге. Если у Вас есть время, то я могу вкратце рассказать о нем».
До начала занятий оставалось еще более двух часов, и я согласился.
Мы присели в скверике на привокзальной площади, и капитан начал свой рассказ:
«Три года тому назад нам пришлось перевозить группу раненых из Кабула в Союз. Самолет был полностью подготовлен, раненые размещены в грузовой кабине, экипажу оставалось только занять свои места в кабине пилотов и приступить к выполнению ответственного задания. Проходя к кабине пилотов, я вдруг услышал тихий голос, обратившийся ко мне: «Товарищ капитан, дядя Сережа, здравствуйте».
Оглянувшись на голос, прежде я увидел внимательные воспаленные глаза. Голова и руки обладателя этих глаз были плотно забинтованы. Он лежал на носилках и, не моргая, смотрел на меня. Я подошел и молча присел рядом с бойцом.
«Дядя Сережа, Вы, наверное, не узнаете меня, да и не мудрено. Я то Вас сразу узнал, Вы же мой сосед по подъезду. Помните, как Вы учили нас играть в футбол возле нашего дома».
Я сидел и не знал, что ответить, но глаза бойца умоляюще смотрели на меня, и я впервые в жизни солгал: «Помню, конечно, помню. Ох, и дружная была у вас компания – один за всех…»
«Дядя Сережа, я ведь тоже поступал в военное училище, да не прошел по конкурсу. Мы вместе с Петькой поступали. Помните Петьку-то? Он поступил, скоро офицером станет».
«А что случилось-то с тобой, браток, – попытался я сменить тему разговора, — хочешь, я тебе попить принесу»?
«Нет, спасибо» — ответил он и тяжело вздохнул.
«Ты не волнуйся – попробовал успокоить я раненого бойца, — сейчас мы тебя вмиг на Родину доставим. А пока отдохни немного. Видишь, меня экипаж заждался».
Я старался сказать эту фразу бодрым и решительным голосом, но губы не слушались меня и шепелявили что-то невнятное.
Тронув бойца за плечо, я поспешил занять свое место.
После посадки я вновь подошел к своему новому знакомому, пожелал ему скорейшего выздоровления и большого счастья. На прощание, я оставил раненому бойцу свой адрес, написанный на клочке бумаги.
Я шел к выходу из самолета, а спину мне жег его прощальный взгляд, пытавшийся остановить меня. Я понимал, что самого главного боец мне так и не успел сказать, но остановиться и вернуться назад уже не мог, о чем в дальнейшем очень жалел.
Капитан прикурил сигарету и жадно затянулся. Несколько минут мы сидели молча, и я не решался нарушить это молчание. Докурив сигарету, капитан продолжил свой рассказ:
«Вы, наверное, хотите спросить, в чем заключалась моя неправда? Просто, никакой я не дядя Сережа и никогда не был соседом того юноши. Он меня с кем-то спутал, а я не хотел его огорчать. Теперь-то я понимаю, что не стоило тогда обманывать этого сильного человека. Сильного и совсем еще молодого».
«А Вы, что, опять встречались с Вашим новым знакомым»? – спросил я.
«К сожалению, не встречался. Через год после той встречи я получил письмо от Володи. Именно так зовут моего нового друга. Написал он мне его только после окончательного определения своей дальнейшей судьбы. Заканчивалось это письмо такими словами:
«Пока афганскую землю будут топтать враги революции и пока не перестанут страдать афганские дети, не смогу я спокойно смотреть людям в глаза. Я должен быть там, где остались мои боевые товарищи».
Потом письма стали приходить чаще, и теперь мы постоянно переписываемся с Володей.
Я очень волнуюсь, если письма от Володи по каким-то причинам задерживаются».
«Так значит, Володя опять в Афганистане»? – спросил я капитана.
«Да, он окончил школу прапорщиков и снова отправился в Афганистан. Каждое его письмо – это обстоятельный рассказ о героизме и подвигах наших воинов. О себе только то, что здоров, что все у него хорошо, и трудностей вроде бы никаких нет. Недавно прислал свою фотографию. Грудь его украшают орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги».
Капитан опять закурил, а я сидел и заново осмысливал все сказанное им. Как виноваты мы перед Володиным поколением, как благодарны мы ему за отвагу и честь.
Прощаясь, мы договорились обязательно встретиться вновь.

На автобусной остановке чинно стоят горожане и ждут автобуса, который, почему-то, не хочет их обрадовать.
Час пик еще не наступил, но народу на остановке скопилось предостаточно.
Наконец-то из-за поворота показался долгожданный автобус, и толпа пришла в движения, предвкушая энергичное соперничество за долгожданное место.
Но автобус не только не остановился, но наоборот, набрав скорость, промчался мимо.
За лобовым стеклом автобуса красовалась табличка «В парк», которую некоторые из ожидавших сумели рассмотреть.
Над толпой пронесся ропот недовольства, усиленный критическими замечаниями в адрес работников городской транспортной организации.
«До чего докатились – гундосила пожилая женщина — когда захотят, тогда и ездят».
«Обнаглели – тут же вступил в разговор солидный мужчина в шляпе – никакой управы на них нет. Небось начальники не стоят на остановках, их с шиком доставляют».
«Вот заставить бы их потолкаться на остановке по утрянке. Быстро бы порядок навели» — проворчал небритый здоровяк в штормовке.
«Видано ли дело, по всему маршруту пустым в парк ехать — прошепелявил сутулый старичок в офицерском пальто, — Как частник, захотел — повез, не захотел – оставил» — добавил он, еще больше ссутулившись.
Пожилая женщина открыла уж было рот, но заметила приближающийся автобус и засуетилась.
Автобус, недовольно фыркнув, проехал остановку и остановился. Двери автобуса со скрипом отворились, выпуская утомившихся пассажиров. Не успели первые пассажиры выйти из автобуса, как встречный поток уставших ждать ринулся к дверям, толкаясь и поругиваясь.
«Граждане, автобус не резиновый» — прокричал водитель. Он попытался закрыть переднюю дверь, но не тут-то было.
Наконец-то в дверь протискивается бородатый здоровяк, водителю удается закрыть дверь и автобус трогается.
Бородач начинает возмущаться, обращаясь к водителю: «Почему не соблюдается интервал движения? Один автобус по неизвестной причине проехал в парк, а другой вообще не хотел брать пассажиров».
Водитель внимательно следит за дорогой и не отвечает бородачу.
«Ишь ты, он с нами и говорить не желает – тут же отреагировал на молчание длинный прыщавый парень, и в сторону водителя, — вот сообщим, куда следует, тогда будешь знать».
«Я обязательно напишу в газету про эти безобразия» — пообещал бородач.
«Напиши, сынок, напиши. Пусть там разберутся» — прошепелявил сутулый старичок.
Мнения пассажиров разделились. Одни поддержали бородача, а другие стали заступаться за водителя.
Первой в поддержку водителя высказалась сидящая впереди бабка: «Ну, чего раскричались, как бабы» — и обращаясь к бородачу, — А ты, чем в переднюю дверь лезть, шел бы в заднюю. Видела, как ты норовил вперед пробраться».
«Так я же с ребенком, неужели не видите – стал защищаться бородач, — а с ребенком положено заходить в переднюю дверь».
«Все мы знаем, что нам положено, а как шоферами, так никто не хочет быть — вступила в разговор еще одна бабка с большим кулем на коленях, — везде вон объявлениев понавешали – требуются, требуются…..»
«А он, наверное, сам шофером был, да, видать, выгнали»- предположила ее соседка.
Бородач все грозился написать в газету и призывал очевидцев в свидетели.
«Пиши и не бойся – успокаивал бородача человек в штормовке, — а я всегда тебя поддержу. Хватит на них любоваться».
«Запиши-ка и мой телефон — воскликнула пожилая женщина, — если что, звони, обязательно пойду в свидетели».
Пассажиры входили и выходили, мелькали остановки, а разговор все продолжался, то затихая, то вновь усиливаясь. Недовольство людей выплескивалось на водителя.
Водитель же продолжал молча выполнять свои обязанности, зорко следя за дорогой.
Лишь по взмокшей шее и покрасневшему лицу можно было понять, с каким трудом доставалось ему это молчание.