Жил в деревне под Ярославлем симпатичный мальчишка по имени Владимир. Вот только Владимиром его никто не называл. Немногочисленные родственники звали его Вовкой, а многочисленные дружки величали Малым. Почему Малым, спросите вы? Во-первых, потому что его фамилия была Малов, а, во-вторых, потому что ростиком не вышел. Да, вот такой уж он уродился. Имея приятную наружность с голубыми глазами и русыми волосами, ростом Вовка не дотянул. Что касается характера, то ему никак не подходила пословица – мал клоп, да вонюч. По характеру он был тихим и обходительным пацаном. На рожон не лез, но несправедливости не терпел. Встречаясь с несправедливостью, он голоса не повышал, но обязательно ее осуждал. Может быть, поэтому дружки его уважали и нередко прислушивались. В школьном строю он всегда был последним, или, как сейчас принято говорить, крайним, а при построении на физкультуре в его обязанности входил рапорт — «расчет окончен». И чем больше Вовка повторял эту фразу, тем больше она ему не нравилась. Учился Вовка ни шатко, ни валко. Если начальную школу он закончил на четыре и пять, то в пятом классе у него стали появляться и тройки, а в шестом уже и двойкам никто не удивлялся, кроме родителей, конечно. Точнее родительницы. Рано овдовевшая маманя, найдя в дневнике двойку, набожно крестилась, брала в руки веревку и охаживала ей Вовкину задницу. При этом она монотонно приговаривала: — Учись, паразит, как следует, а то неучем и останешься. Сама мать, Пелагея Никитична, окончила в детстве четыре класса церковно-приходской школы, на том и остановилась. Но на то были веские причины, связанные с революцией и тяготами двадцатых годов. Сыну же Пелагея Никитична желала только хорошего, и это хорошее передавала через бельевую веревку. Вовка на мать не обижался и даже жалел, понимая, как трудно ей было ставить на ноги пятерых детей. Старшие сестренки родились еще до войны и теперь были на выданье, а младшие только-только пошли в школу. Именно жалость удерживала Вовку от резких выпадов против побоев, но в седьмом классе он не выдержал и, после очередной порки, убежал из дому. Целых три дня Вовка прожил у своей тетки в соседней деревне, но на четвертый день не выдержал и вернулся в отчий дом. Увидев его, мать очень обрадовалась, правда радости этой Вовка не заметил, потому что противная дрожь пронизывала все его неокрепшее тело. А вот веревку в ее руках он заметил сразу же. Заметил и так посмотрел на мать, что рука с веревкой зависла в воздухе. Так, с занесенной рукой Пелагея Никитична медленно опустилась на стул и разрыдалась навзрыд. Только однажды Вовка слышал аналогичный мамин плач на отцовых похоронах. Пелагея Никитична как-то вся сморщилась, ее плечи тряслись, а слезы маленькими ручейками катились из глаз. От этого вида у Вовки защемило сердце, и он тоже заплакал. Прижавшись к маме, он обнял ее за плечи и воскликнул: — Мамочка, прости меня, пожалуйста, я постараюсь тебя не огорчать. Я постараюсь тебя не огорчать. Так они проплакали несколько минут. Потом Пелагея Никитична успокоилась, обняла Вовку и пролепетала: — Сынок, ты же, наверно, голодный? Сказав это, она засуетилась возле печки. Налив из чугунка еще не остывшие щи, она тихо произнесла: — Кушай, сынок, если что, я тебе еще добавлю. С того дня бельевая веревка использовалась Пелагеей Никитичной только по назначению. И не только потому, что Вовка, как мог, старался выполнить свое обещание, и маму не огорчал. Седьмой класс Вовка закончил с тремя тройками и с полным желанием продолжать учебу. И желание это подкреплялось чувствами к одной однокласснице, опутавшими его. Чернявенькая Надя как-то вдруг приглянулась ему, и он впервые почувствовал учащенное биение своего сердца. И не беда, что она была на полголовы выше его. Зато какие проникновенные были у нее глаза. Не глаза, а искрящиеся угольки. Вот в этих самых глазах и утонул наш Вовка. Ответных чувств он у Нади не вызывал, но относилась она к нему по-доброму, по-матерински что ли. В десятом классе она позволила ему себя поцеловать. После поцелуя Вовка, конечно, возбудился и даже осмелел, но тут же получил по шаловливым ручонкам и вторую попытку отложил на потом. Десятый класс Вовка закончил успешно и уже подумывал о поступлении в институт, но судьба распорядилась иначе. В областном военкомате, куда его пригласили по повестке, ему сделали заманчивое предложение. Предложение было альтернативным: или он, в случае пролета с институтом, идет служить в армию, или уже сейчас, в случае прохождения медицинской комиссии, направляется в местный аэроклуб, где, без отрыва от производства, обучается летному мастерству с присвоением по окончании младшего офицерского звания. По выпученным Вовкиным глазам военком понял, что сразу тот ответить ему не сможет, поэтому сказал: — Товарищ Малов, у Вас еще есть время подумать. Но думайте недолго, через неделю хотелось бы получить от Вас ответ. Вернувшись в деревню, Вовка поделился известием со своими родственниками, и те задумались, как и не он. Выйдя из задумчивости, Пелагея Никитична произнесла: — Сынок, летать на самолете — это так опасно. На что дядька Федя возразил: — Опасно везде, если без ума, а с умом, Вовка, даже очень хорошая перспектива. На слове «перспектива» дядя Федя споткнулся, но потом продолжил: — Вот, к примеру, институт может быть, а может не быть, а тут и от армии уйдешь и профессию летную получишь. Вот бы в мои молодые годы кто такое предложил. Не буду пересказывать весь серьезный разговор, состоявшийся в избе Маловых, только после него Вовка принял окончательное решение учиться на пилота. Если бы он поступал в авиационное училище, то из-за малого роста его вряд ли бы взяли. Проходя медицинскую комиссию в военкомате, при замере роста Вовка встал на цыпочки, но врач его осадил и сердито произнес: — Да, с таким ростом в авиации делать нечего. Он хотел еще что-то добавить, но брызнувшее из голубых Вовкиных глаз отчаянье врача остановило. А как тут не остановишься, если голубая мольба бьет тебе под самое сердце. В общем, комиссию Вовка прошел и был зачислен в Ярославский авиационный центр. По этому поводу во дворе у Маловых был накрыт стол, и почти вся деревня отмечала это важное событие. Чтобы не мотаться из деревни в город и обратно, Вовка остановился в Ярославле у родной тетки и устроился грузчиком на полиграфическом комбинате. Раньше он даже и представить себе не мог, как делаются книги, которыми он пользовался в школе, а тут на вот тебе, книги шли в руки прямо тепленькими. Теперь у Вовки был следующий распорядок дня: утром на работу, вечером три раза в неделю на теоретические занятия в авиационный центр, а, если нет занятий, чтение новой книги или прогулка по набережной. Но этот распорядок сохранился только на первый месяц, а после, познакомившись с ребятами из своей группы обучения, Вовка стал посещать танцевальные площадки, на которых скучать не приходилось. Ох, уж, эти ярославские девчонки, не то, что в деревне. Им палец в рот не клади. Девчонки-то хороши, да только при общении с ними, деревенский Вовка никак не мог избавиться от смущения и боязни. Новые Вовкины знакомые уже попробовали девчонок на вкус, а он все никак не мог решиться кого-нибудь обнять и поцеловать. — Если сам не можешь, тогда мы поможем, — именно так рассудила одна из девчонок и, в один из вечеров, приступила к активным действиям. От ее страстных ласк у Вовки захватило дух, и он испустил его в считанные секунды. Такая скорострельность очень не понравилась страстной девчонки, и на следующую встречу она уже не пришла. Вовка, конечно, расстроился, но долго страдать новые друзья ему не дали. Они постоянно приглашали его то на танцы, то на развеселые тусовки. На одной из таких тусовок Вовка, нет, уже Володя, познакомился с симпатичной девушкой по имени Таня. Своими русыми волосами и голубыми глазами она очень походила на Володю, может быть, поэтому так сразу ему и понравилась. А вот характер у нее, не в пример Володиному, был заводной и компанейский. А разве такой характер даст заскучать? В общем, времени на чтение книг у Володи совсем не осталось. — Да и черт с ними, с книгами-то. Пусть их дядя читает, — именно так подумал Володя и отложил их в долгий ящик. Но они не только тусовались со сверстниками. Таня водила его на выставки и, как он ни упирался, затащила в краеведческий музей. Оказывается, Володя совсем не знал своего края, но, после посещения музея, другими глазами взглянул на улицы, по которым ходил, на Волгу, в которой много раз купался. Кстати о Волге. По весне он пригласил Таню на речную прогулку, и на теплоходе признался ей в любви. Его признание было воспринято Таней с показным спокойствием, но жаркий поцелуй говорил об ее радостном волнении. А потом начались военные сборы, и Володя уехал в Карачиху, на аэроклубовский аэродром. После ознакомительных и учебных полетов на вертолете КА-15, он сделал свой первый самостоятельный вылет. Воспоминания об этом полете он пронес через всю свою жизнь. А как же не пронести, если тридцать минут полета были наполнены эмоциональным возбуждением, от которого сердце так и рвалось выскочить наружу. И когда Таня приехала к нему на свидание, он с нескрываемой радостью рассказал ей об этом. А Таня приезжала к нему на каждый выходной. На второй год знакомства Володя привез Таню в деревню и познакомил ее с мамой и родственниками. По такому случаю был накрыт праздничный стол со спиртным и закусками, изготовленными умелыми руками Пелагеи Никитичны. Таня только пригубила вишневой настойки, а Володя осушил не одну стопку самогонки. Коварная самогонка сделала свое грязное дело, и Володю уложили на холодке, а Тане постелили в сестринской комнате. Проснувшись ночью, Володя поразмышлял о текущем моменте и пошел искать Таню, но бдительная Пелагея Никитична вернула его обратно в холодок. Наутро Таня высказала ему несколько нелицеприятных слов, от которых Володе даже расхотелось похмеляться. А к вечеру они собрались и уехали в город. Всю дорогу до города они ехали, думая каждый о своем. В какой-то момент Таня хотела прижаться к Володе, но что-то ее останавливало. А Володя молчал, чувствую свою вину. И даже светлый Ярославль, появившийся на горизонте, не смог поправить их настроение. Целую неделю они не общались, но Володина настойчивость сделала свое дело. Таня согласилась на свидание, и общение продолжилось. Заканчивался третий год обучения в авиационном центре, и ребята готовились к поездке на последний военно-авиационный сбор в город Вязники. А Вязники – это тебе не Карачиха за пазухой у Ярославля. Это Владимирская область, в которую не наездишься. Перед самым отъездом Таня пригласила Володю домой и познакомила со своими родителями. Отец Тани, Дмитрий Федорович, с распростертыми объятиями встретил Володю, а вот мать, Полина Сергеевна, долго к нему присматривалась. Но смотри – не смотри, а раз дочке он люб, ничего не поделаешь. И не беда, что он на полголовы ниже Тани. За столом молодые признались, что хотят пожениться. Вот только сборы закончатся, так и в ЗАГС. Но не всегда сбывается то, что задумывается. Володю вызвали в военкомат и предложили закончить экстерном авиационное училище. Теперь он уже советовался с Таней и ее родителями. Дмитрий Федорович его поддержал, а вот Полина Сергеевна высказалась неопределенно: — Не знаю, не знаю, а как же свадьба? Да, со свадьбой пришлось поторопиться, и ЗАГС пошел им навстречу. Свадьба была не шумной, так как приглашены на нее были самые близкие с двух сторон, да несколько друзей. После свадьбы молодые целую неделю жили у Таниных родителей, а потом Володя отправился на учебу. Переписывались они очень активно, за неделю получалось по четыре-пять писем, каждое из которых заканчивалось словами: «Люблю, целую и очень скучаю». Через полтора месяца Таня сообщила ему о своей беременности, чему Володя очень обрадовался. А еще через семь месяцев у них родился сын, и это известие он обмыл со своими однокурсниками. За такое обмывание его чуть не выгнали из училища, но стране требовались военные летчики, и Володю оставили. Через два месяца после рождения сына Володя вернулся домой в новой лейтенантской форме. Форма ему очень шла, особенно фуражка, которая выровняла его с Таней. Маленький Димка встретил его звонким плачем, от которого у Володи шевельнулись на голове волосы, и он подумал, что воспитать ребенка – не фунт изюму съесть. Пока он так думал, отпуск и кончился. Всей семьей они прибыли в распоряжение командира вертолетного полка и началось. Теоретические занятия сменялись занятиями «пеший по летному», потом работа на тренажерах и, наконец, ввод в строй: «Лейтенант Малов к полету на вертолете МИ-8 готов». Но недолго пролетал на вертолете лейтенант Малов. На второй месяц боевых действий в Афганистане его вертолет был сбит моджахедами, а сам Володя погиб смертью храбрых. Неужели расчет, действительно, окончен? Нет и еще раз нет. Димка, а теперь уже полковник Дмитрий Владимирович Малов, продолжает дело отца, и расчет еще долго не будет окончен, потому что маловский корень крепок любовью к Родине и верой в необходимость служению Отчизне.
Ответить