Детские воспоминания
В комнате местной дворничихи на домотканом половике лежал здоровенный пес дворя … , извините, дворового происхождения и вспоминал свое непутевое детство.                             Почему непутевое, спросите вы.
Да, потому что после рождения ушлые ребятки представили его одному зажиточному дяденьке как щенка породистой овчарки. Осмотрев щенка, зажиточный дяденька начал было отказываться, но его маленькая дочь так расплакалась, что судьба щенка была предрешена. Пробурчав про себя:
— Вся в матушку, такая же горлопанистая, — дяденька взял щенка на руки и потащил к машине.
Так щенок попал в дом Прохора Немышкина, который отличался от сверстников тем, что с малых лет чего-то выменивал, где-то подворовывал и безоглядно коллекционировал старинные вещи.
Начавшаяся перестройка в полной мере раскрыла его менятельно-коллекционный талант и сделала  успешным предпринимателем.
На радость родни, Немышкину  хватило восьми классов образования,  чтобы облапошить  в одночасье большинство своих образованных  сограждан и занять пост  районного головы.
Правда, уже через год он стал дипломированным специалистом, а через два даже остепенился. Остепенился не в том смысле, что одумался, а в том, что в его визитке появилась запись «кандидат философско-химических наук».
Пышущая здоровьем супружница Авдотья, хоть и не любила менятельный характер Немышкина, но терпела все его выходки.
Будешь тут терпеть, если альтернатива была единственной – за дверь и в нищету.
А сможешь ли выжить без шопинга и  машины. Тем более, что погонять на машине  Авдотья ой как любила.                                                                                                                  И, если Немышкин ездил с ветерком, нет, с ветрищем, в силу своего служебного положения, то Авдотья гоняла по городу, взяв на вооружение принцип «Шире грязь, дорога едет».
Когда она мчалась по городу, расступались не только рядовые граждане, но и генералы от милиции.
Но мы совсем забыли о щенке, а он бегал из комнаты в комнату и активно развивался на Немышкинских харчах, изредка получая пинки от неласковой девочки за свою щенячью открытость и недержание.                                                                                                                                     Не удержишься тут, если никто не хочет с тобой погулять.
Первое время пинки Немышкинской дочери  казались ему проявлением нежности и ласки, но уже через неделю щенок понял, что эти нежности телячьи, и собачья порода от них только страдает.
Поняв это, щенок стал тихонько порыкивать, а потом даже громко рычать. И чем громче он рычал, тем  больше ему доставалось.
В конце концов, при виде девочки, щенок стал забиваться под диван от греха подальше.
А еще щенку не нравились административные застолья. Именно так называла Авдотья сборища Немышкинских соратников и их жен.
Приходившим гостям первым делом показывали породистого щенка, при виде которого те начинали впадать в хвалебный экстаз.
— Ой, какой хорошенький, — пищали соратниковские жены.
— Вот это порода, вот это кобель, — восхищались соратники.
И от этих пищаний и восхвалений по Авдотьиному телу разливался  всепобеждающий эликсир удовлетворения, отчего она начинала похрюкивать.
Авдотья  похрюкивала, а щенок изо всех сил пытался вырваться из цепких рук гостей.
Ему ужасно не нравились эти присюсюкивания и показные восхваления. Своим щенячьим чутьем он неосознанно ощущал  наигранность и крючкотворство, лицемерие и подхалимаж участников интеллигентных посиделок.
— Фу, какие противные, — думал он, убегая из прихожей, — а еще административный ресурс.
С той поры в его сознании накрепко засела мысль о том, что административный ресурс может делать ему только бяку.
Через два месяца  пребывания щенка в Немышкинских хоромах, когда даже его соратники стали заикаться при восхвалении щенячьей породы, районный голова понял, что от собаки нужно избавляться.
Он вывез щенка за пределы района, и без сожаления выпихнул его из машины:
— «Гуд бай, мой рыжий, гуд бай, мой маленький….
Всю обратную дорогу  Немышкин мысленно материл в хвост и в гриву проходимцев, которые подсунули ему беспородную дворнягу:
— Это ж надо, меня, главу района, который сам кого угодно нае …обманет, обвели вокруг пальца какие-то уроды. Хотя, если бы не дочь, — попробовал успокоить себя Немышкин, -не взял бы я этого сопливого щенка.

Новая хозяйка
Когда машина Немышкина скрылась в вечерней дымке, щенок осмотрелся по сторонам и медленно побрел в сторону придорожного кустарника.
Именно там и нашла его на следующий день дворничиха местного ЖЭКа.
По паспорту числилась она Разудаловой Матреной Филипповной, но в детстве звалась Матрешей, в молодости Мотрей, а в преклонном возрасте просто Филипповной.
Вот к этой самой Филипповне и попал наш двухмесячный щенок.
Об имени щенка  Филипповна долго не задумывалась. Принеся щенка в свою однокомнатную квартиру, она дала ему поесть, включила телевизор и наткнулась на Клуб путешественников. С экрана телевизора ведущий смачно рассказывал о реке Дунай, и это название Филипповне очень понравилось.
Посмотрев на собаку, Филипповна позвала:
— Дунай, Дунай, ну-ка поди сюды.
Щенок сначала навострил уши, потом оживился  и, виляя хвостом, подбежал к Филипповне.
— Молодец, хвостатый, — воскликнула Филипповна, — значится, быть тебе Дунаем.
Так у щенка появилось имя, которое, судя по его реакции, ему тоже понравилось.
В первые дни Филипповна выводила Дуная на улицу только на несколько минут. Это было утром и вечером, а остальное время он был полным хозяином в пустой квартире.                                                           Пользуясь правом хозяина, он облазил все уголки, обнюхал все вещи, но больше всего его притягивала кровать, на которую он никак не мог забраться.                                                    Как только он ни подпрыгивал, чтобы очутиться на кровати, но силенок до поры, до времени ему не хватало. Из-за этого он будил хозяйку по утрам только тонким поскуливанием. Но через некоторое время он приноровился и стал запрыгивать на кровать без проблем.                                                                                                                                               С этого момента процедура побудки резко изменилась. Теперь, запрыгнув на кровать, он  начинал с энтузиазмом облизывать нос и щеки хозяйки.                                                                            От таких нежностей Филипповна просыпалась и, гладя Дуная по загривку, ласково приговаривала:
— Ишь ты,  какой полизун. Ну, хватит, хватит, уже встаю.
Сказав это, она вставала с кровати и первым делом кормила Дуная.  Потом Филипповна завтракала сама и начинала собираться на работу.
Все это время Дунай крутился возле хозяйки, без отрыва и преданно глядя в ее глаза. Такое смотрение расслабляло Филипповну, и она брала Дуная с собой на работу.                      Филипповна подметала двор, а Дунай или лежал где-нибудь в тенечке,  или общался с другими собаками.
И, если собаки охотно шли на общение с Дунаем, то их хозяева  с нескрываемым неудовольствием косились на непородистого пса.
Косились, но вслух выражать свою неприязнь к Дунаю они не решались.
Один из них, правда, сделал попытку огрызнуться на собаку, но получил от Филипповны такую словесную нахлобучку, что зарекся никогда больше этого не делать.
По вечерам у Филипповны тоже собирались знакомые завсегдатаи. Заходили к ней, как правило, товарищи по ЖЭКу — электрики да водопроводчики, дворничихи да учетчицы.
На Дуная они особого внимания не обращали, так как уже с порога начинали обсуждение прожитого дня, как в местном, так и в мировом масштабе.
Местный масштаб включал в себя недовольство близлежащим начальством, а в мировом масштабе перепадало и нашим, и вашим.
И чем больше говоруны подогревались спиртным, тем оживленней проходила застольная беседа.
Лежа на домотканом половике и прислушиваясь к разговору, Дунай мысленно поддерживал свою хозяйку и слабо поскуливал.                                                                                                     Конечно, он был далек от мировых проблем, но, когда хозяйка принималась стучать кулаком по столу, Дунай начинал подвывать.
Вот только его подвывания никак не влияли на ход политической дискуссии.
Гости делали вид, что Дуная в упор не видят, и это невнимание начинало выводить его из душевного равновесия.
А выведенный из равновесия Дунай вставал на дыбы и принимался устрашающе рычать.
И тогда Филипповна поднималась из-за стола и произносила фразу, которая остужала даже того, кто уже  лыка не вязал, но все пытался кого-то проучить.
— Мой Дунай устал от вашей болтовни, — громогласно заявляла Филипповна, — а ну-ка уматывайте к такой-то матери.
После такого  заявления гости выцеживали недопитое и торопились на выход.
С Филипповной портить отношения никто из них не хотел.

Эпилог
Так и проходила его собачья жизнь в нелегкой работе и шумных застольях, пока Дунай не вспомнил об обидах, причиненных ему в детстве.
А поводом для обращения к воспоминаниям послужил пинок, которым его угостил вышедший из машины чиновник.
— Ах, так, — подумал Дунай, — отольются тебе мои слезы.
Не успел чиновник скрыться в подъезде, как Дунай подскочил к нему и тяпнул за холеную административную ногу.
Чиновник взвыл от причиненной боли, и из его горлопанистого нутра посыпались ругательства, которых и свет не слыхивал.
Самым безобидным из них было:  …………………………………………и в Красную армию.
Если бы собака могла заткнуть свои уши, а то ведь нет.                                                                              Но Дунай не стал до конца выслушивать витиеватые сквернословия. Повернувшись к чиновнику задом, Дунай, изображая гордую походку, направился в сторону  мусорных бачков. И только прижатый к заднице хвост выдавал его боязливую сущность.
Получивший в зад порцию уколов чиновник не пожалел обидчика. И даже  победоносная Филипповна не смогла спасти своего лохматого друга от чиновничьей кары.
Лихие молодцы,  приехавшие на дребезжащей машине, шустро загрузили Дуная в фургон и увезли в неизвестном направлении.
Несколько дней Филипповна покручинилась по поводу неожиданной утраты, но вечерние сходки со спиртным отвлекли ее от грустных мыслей.
Правда, чиновнику на этих сходках тоже досталось, как следует, но чиновник об этом так и не узнал.